Последняя любовь императора

На придворном балу в Зимнем дворце она взяла с подноса бокал оранжада и мечтательно произнесла, обращаясь к императорской чете:
-Как только мои дочери, великие княжны, подрастут, я привезу из в Петербург и стану давать балы...
Государыня промолчала и повернулась к ней спиной. Государь-император Александр III произнес в ответ очень спокойным и почти ледяным тоном всего лишь одну короткую фразу:
—На вашем месте, вместо того чтобы давать балы, я бы заперся в монастыре.
Бокал выпал из рук княгини Юрьевской и осколки со звоном разлетелись по сияющему паркету. Она побледнела, покачнулась, но тут же взяла себя в руки, коротко присела в реверансе и покинула бал.
В карете она дала волю злым и жгучим слезам обиды. Если бы судьба была к ней более благосклонна, если бы она не овдовела так внезапно и трагично десять лет тому назад, эти император с императрицей так и остались бы лишь «высочествами», ее пасынком и падчерицей, а она... Она была бы государыней-императрицей Екатериной Михайловной, первой по-настоящему русской императрицей.

Известно, что рождение Александра в 1818 году привлекло к себе особое внимание всего русского общества. Отец его, великий князь Николай Павлович, третий сын императора Павла I, занимал в то время более, чем скромное положение и даже не помышлял о престоле. Однако поскольку оба старшие брата не имели наследников, то в лице его сына род Романовых получил долгожданное продолжение.
Родители будущего императора были люди очень разные, но Александр гораздо более унаследовал характер своей матери. Он рос мальчиком мягким, чувствительным, даже сентиментальным. Чувства и переживания всегда играли в его жизни большую роль. Твердость и непреклонная властность, присущие Николаю Павловичу, никогда не были отличительными чертами его сына. В детстве Александр отличался живостью, быстротой и сообразительностью. Воспитатели отмечали в нем сердечность, чувствительность, веселый нрав, любезность, общительность, хорошие манеры и красивую внешность. Но вместе с тем признавали, что цесаревичу недостает настойчивости в достижении цели, что он легко пасует перед трудностями, не имеет характера и воли.
Еще одной отличительной чертой Александра была чрезмерная влюбчивость, при этом любое, даже мимолетное увлечение он воспринимал с полной серьезностью и склонен был считать его «любовью всей жизни». 
 В двадцатилетнем возрасте он действительно пережил очень сильное любовное увлечение. Предметом его страсти стала фрейлина Ольга Калиновская, полька по происхождению, которая, по отзывам современников, вовсе не отличалась красотой, но обладала вкрадчивостью и нежностью. Александр уже готов был отказаться от трона, чтобы жениться на ней. Такого мезальянса его родители допустить не могли – и не допустили. Ольгу срочно выдали замуж за польского аристократа, а Александра отправили в длительное заграничное путешествие.
В конце апреля 1838 года Александр отправился в дальний путь, одной из целей которого, кстати, был поиск подходящей невесты при каком-нибудь европейском дворе. В продолжение года он посетил Скандинавию, Австрию, объехал все итальянские и германские государства.
В марте 1839 года наследник остановился на ночлег в маленьком, окруженном садами и парками Дармштадте, где по его маршруту остановка вовсе не была предусмотрена. Специально для цесаревича был снят отель, так как Александр,  сильно утомленный визитами к многочисленным германским князьям, категорически отказался ночевать в замке герцога Гессенского. Но от судьбы, как известно, не уйдешь.
Вечером цесаревич отправился послушать оперу, и здесь в зале театра его встретила вся герцогская семья. Дочь герцога Мария, которой было тогда всего 15 лет, буквально сразила Александра своей красотой и грацией. После представления он принял приглашение к ужину, много разговаривал, смеялся и, вместо того чтобы спешить с отъездом, согласился завтракать у герцога.
Отправляясь спать, Александр сказал сопровождавшим его адъютантам:
-Вот о ком я мечтал всю жизнь. Я женюсь только на ней.
 Он тут же написал отцу и матери, прося у них позволения сделать предложение юной принцессе Гессенской.
Из письма цесаревича Александра  Императору Николаю I  в День Благовещения 1839 года:
«Здесь, в Дармштадте, встретил я дочь Великого герцога, принцессу Марию. Она страшно мне понравилась, с самого первого момента, когда я ее увидел… И, если ты позволишь, дорогой папа, после моего посещения Англии, я снова возвращусь в Дармштадт просить руки принцессы...»
Сказать, что родители цесаревича были ошеломлены – значит ничего не сказать. Из всех более или менее подходящих кандидатур на роль жены наследника русского престола Александр умудрился выбрать наименее подходящую. Происхождение принцессы Марии было сомнительным: ее мать, к тому времени уже покойная, длительное время состояла в почти открытой любовной связи с бароном де Гранси, швейцарцем французского происхождения, который был шталмейстером герцога Дармштадского.
Правда, сам герцог признал Марию своей дочерью, но за девушкой прочно укрепилось нелестное прозвище «признанной принцессы». Император Николай ответил сыну довольно уклончиво, рекомендуя продолжать намеченное путешествие, и только потом серьезно думать о предложении руки и сердца... не обязательно принцессе Дармштадской.
Пылкий и импульсивный, Александр обратился уже непосредственно к матери, зная о том влиянии, которое она имела на властного и непреклонного царственного супруга:
«Милая Мама, что мне до тайн принцессы Марии! Я люблю ее, и я скорее откажусь от трона, чем от нее. Я женюсь только на ней, вот мое решение!»
Это уже было серьезно. Полетели секретные письма от Императора Николая I к сопровождавшему цесаревича в зарубежной поездке графу Орлову:
«Сомнения относительно законности ее происхождения более действительны, чем ты полагаешь. Известно, что из-за этого ее едва терпят при Дворе и в семье  но она официально признана дочерью своего венценосного отца и носит его фамилию, следовательно никто не может ничего сказать против нее в этом смысле».
Орлов в ответном послании оправдывался:
«Не думайте, Государь, что я скрыл от Великого Князя эти относительно происхождения принцессы Марии. Он узнал о них в самый день своего прибытия в Дармштадт, однако реагировал точно, как Вы… Он думает, что, конечно, лучше было бы иначе, однако она носит имя своего отца, следовательно, с точки зрения закона никто не может упрекнуть ее».
Пока шла переписка, пока родители Александра пытались найти какой-то выход из сложившегося деликатного положения, сам он, как ни в чем ни бывало, продолжил свое «турне» и, оказавшись в Англии, сразил наповал юную королеву Викторию, о чем та и сделала соответствующую запись в своем дневнике. Впрочем и сам «русский принц» не остался равнодушным: если бы брак английской королевы с ее кузеном, герцогом Альбертом Саксен-Кобург-Готским не был уже решенным делом (обручение уже состоялось), кто знает, какой могла бы быть мировая история...
Небольшое отступление. Даже с сильными мира сего Судьба играет странные шутки. Второе имя королевы Виктории было Александрина – в честь русского императора Александра  I, освободившего Европу от Наполеона. В браке со своим кузеном Виктория родила девять детей, из которых четверо так или иначе оказались связаны с русской императорской семьей. Старшая дочь, тоже Виктория, вышла замуж за прусского императора Фридриха и родила сына Вильгельма, главного врага России в Первой Мировой войне. Вторая дочь, принцесса Алиса, стала впоследствии тещей императора Николая II и причиной проникновения в семью Романовых злосчастного гена гемофилии. Наконец, второй сын королевы Виктории, герцог Эдинбургский Альфред был женат на... дочери Александра II, великой княжне Марии.
Но пока Александр и Виктория вальсировали на придворных балах и совершали увеселительные поездки, им и в голову не могло прийти такое развитие событий. Они оба были молоды, хороши собой, весна кружила головы всем, а не только августейшим особам... В общем, о принцессе Марии Александр почти забыл и вспомнил только тогда, когда получил очередное письмо от родителей с предложением Вернуться в Россию и окончательно определиться с выбором невесты.
23 июня цесаревич вернулся в Петербург, где подтвердил свое решение жениться на принцессе Дармштадской или вообще отказаться от короны. Пока родители пытались найти достойное решение проблемы, Александр заводил один скоропалительный роман за другим, благо недостатка в хорошеньких фрейлинах при русском дворе никогда не было. Опасаясь повторения истории с Ольгой Калиновской, император и императрица, наконец, сдались. Мария все-таки была принцессой.
Только в марте 1840 года, Александр поехал за своей невестой в Дармштадт.  В декабре того же года Мария была крещена по православному обряду и стала великой княжной Марией Алексеевной. Венчание состоялось 16 апреля 1841 года. Принцесса из Дармштадта долго и терпеливо ждала своего Прекрасного Принца и дождалась...
 Все, кто писал о жене Александра, отдавали должное ее красоте и прекрасным душевным качествам. «Несмотря на высокий рост и стройность, она была такая худенькая и хрупкая, что не производила на первый взгляд впечатления красавицы; но она была необычайно изящна тем совершенно особым изяществом, какое можно найти на старых немецких картинах, в мадоннах Альбрехта Дюрера, соединяющих некоторую строгость и сухость форм со своеобразной грацией в движениях и позе, благодаря чему во всем их существе чувствуется неуловимая прелесть и как бы проблеск души сквозь оболочку тела.  Прекрасны были ее чудные волосы, ее нежный цвет лица, ее большие голубые, немного навыкат глаза, смотревшие кротко и проникновенно... Это прежде всего была душа чрезвычайно искренняя и глубоко религиозная... Ум цесаревны был подобен ее душе: тонкий, изящный, проницательный...»
Император Николай при жизни полностью заслонял и подавлял своей личностью сына. Тот всегда оставался лишь послушным исполнителем воли своего родителя, но вот 18 февраля 1855 года Николай скоропостижно умер. На другой день Александр взошел на престол.  26 августа Успенском соборе Москвы произошла коронация. По случаю праздника Александр на три года отменил рекрутскую повинность, простил недоимки, амнистировал или облегчил участь большого числа преступников, в том числе декабристов. Оставшимся в живых участникам восстания были возвращены имения и титулы.
К моменту вступления Александра II на престол у супруга родила ему шестерых детей, всего же она рожала восемь раз. После сорока императрица стала страдать острыми сердечными приступами. Как и следовало ожидать, столь частые беременности и роды подорвали ее и без того хрупкое здоровье. К тому же она с трудом переносила суровый петербургский климат. Наконец, врачи вынесли свой вердикт: императрица больше не может иметь детей, очередная беременность просто сведет ее в могилу.
Тогда это означало только одно: прекращение супружеских отношений. Физическая сторона близости мало волновала императрицу: сильным темпераментом она никогда не отличалось. Но последовавшее слишком скорое полное охлаждение к ней императора нанесло ей тяжелую душевную травму. Гордая, она молча страдала, продолжая, несмотря на переживаемое ею испытание, сохранять чувство благодарности к человеку, подарившему ей свою первую любовь и сделавшему из нее, незначительной принцессы, императрицу-повелительницу всея Руси.
Подобно своему отцу, Александр в сорок лет оказался соломенным вдовцом. Одну за другой он сменил нескольких любовниц. Все это были безупречные красавицы (Александр смолоду слыл знатоком и любителем женщин), но они не могли заполнить пустоты, которая как-то незаметно возникла вокруг императора.
А Александр еще совсем не ощущал себя старым человеком. Видевший его  французский поэт Теофиль Готье так описывал его внешность:
«Волосы у государя были коротко стрижены и хорошо обрамляли высокий и красивый лоб. Черты лица изумительно правильны и кажутся высеченными скульптором. Голубые глаза особенно выделяются благодаря коричневому тону лица, обветренного во время долгих путешествий. Очертания рта так тонки и определенны, что напоминают греческую скульптуру. Выражение лица величественно-спокойное и мягкое, время от времени украшается милостивой улыбкой».
Итак, роман у императора сменялся романом и увлечение увлечением. Одно время казалось даже, что он захвачен серьезным чувством. Он увлекся молодой двадцатилетней девушкой, столь же замечательной своим умом, как и красотой, княжной Александрой Сергеевны Долгорукой. Ясность ее ума и твердость характера часто заставляли Александра II настойчиво следовать по избранному им пути решительных преобразований. При дворе ее полушутя-полусерьезно называли «Великой мадемуазелью».  Влияние княжны Долгорукой на императора оказалось столь сильным, что он был вынужден выдать ее замуж за старого генерала Альбединского, назначив его Варшавским губернатором.
В апреле 1865 года Александр перенес жестокий удар и как человек, и как император. В Ницце от спинномозгового менингита умер его старший сын Николай - юноша, которому только что исполнился 21 год, успешно завершивший образование, нашедший себе невесту, намеревавшийся начать государственную деятельность в качестве помощника и будущего приемника своего отца. Новым наследником престола был объявлен второй сын императора, великий князь Александр Александрович. И по способностям, и по образованию он откровенно не соответствовал своему высокому назначению. Император не мог не испытывать тревоги за будущее России. Хотя... его отвлекал от тяжелых мыслей новый, внезапно начавшийся и пока еще платонический роман. Но об этом – чуть позже.
Наиболее тяжело смерть великого князя Николая сказалась на императрице. Она любила его особенно, занималась его образованием, неизменно приглашала на вечера в свою гостиную. Между матерью и сыном была глубокая внутренняя связь. После того, как сын скончался у нее на руках, императрица замкнулась в своем горе, здоровье ее еще более пошатнулось.
Но судьба была к ней безжалостна. Если императрица сумела убедить себя, что физические измены мужа – это просто досадная неизбежность, то страх за его жизнь преследовал его постоянно. В молодости Александру предсказали, что на ему предстоит пережить шесть покушений, а погибнет он в результате седьмого. Меньше, чем через год после смерти старшего сына предсказание начало сбываться.
4 апреля 1866 года Александр, закончив обычную прогулку по Летнему саду, вышел за ворота, чтобы сесть в коляску. Неожиданно к нему подошел молодой человек, выхватил револьвер и направил прямо в грудь. Нападение было столь неожиданным, что должно было окончиться трагически, но стоявший неподалеку картузник Осип Комиссаров успел ударить убийцу по руке. Пуля пролетела мимо. Жандармы схватили покушавшегося и подвели к экипажу императора.
-Ты поляк? - прежде всего спросил Александр.
-Русский, - ответил террорист.
-Почему же ты стрелял в меня? - удивился император.
-Ты обманул народ, - отвечал тот, - обещал ему землю, да не дал.
Вскоре выяснилось, что революционера звали Дмитрий Каракозов. Он был членом «Московского кружка», одного из осколков разгромленной еще прежде «Земли и воли» Чернышевского. Кружок состоял из учащихся и студентов, готовившихся к насильственному перевороту и активно пропагандировавших социалистическое учение. Каракозов был повешен.
Императрица слегла от пережитого волнения, а император... Император успокоился, встретившись со своей новой возлюбленной, которая пока еще не стала его любовницей, хотя и отвечала взаимностью на чувства венценосного воздыхателя. Звали девушку Екатериной Долгорукой, она принадлежала к одному из знатнейших княжеских родов России и была моложе императора всего-навсего на тридцать с лишним лет...
Это началось весной 1865 года. Прогуливаясь в Летнем саду, он заметил молодую девушку, грациозную, модно одетую, с румянцем во всю щеку, с большими лучистыми глазами. Император знал ее давно, с 1857 года, когда она была еще совсем девочкой, и запомнил озорные темные глаза и роскошную косу малышки. Теперь, очарованный ее свежей красотой, он начал ухаживать за ней, увлекаясь все больше и больше. Ему удалось постепенно пробудить встречные чувства, но отношения влюбленных долгое время оставались платоническими, им нужно было пройти через многие испытания, прежде чем их влечение превратилось в всепоглощающую страсть. Первое покушение на императора стало одним из таких испытаний...
 В ночь с первое на второе июня в Петергофе, в павильоне "Бабигон" состоялось их первое любовное свидание. Расставаясь со своей возлюбленной, Александр дал клятву, что женится на ней сразу, как только станет свободен. При дворе, естественно, вскоре узнали о новом романе императора, но поначалу расценили его как очередное увлечение.
Всерьез об увлечении Александра II княжной Долгорукой заговорили в салонах и дворцах Петербурга только в 1867 году. К этому времени царь-реформатор был уже крайне измучен и утомлен властью и, по словам приближенных к нему лиц, «переставал быть царем, как только заканчивал прием своих министров и снимал парадный мундир». Двадцатилетняя княжна покоряла юной свежестью, кротостью и вкрадчивостью манер, за которыми таилась нежная, впечатлительная натура.
При дворе она появлялась редко — по случаю больших выходов и придворных балов. В свете слыла весьма хорошенькой: невысокого роста, ладная, с великолепным цветом лица, приятным оттенком русых волос, придающих мягкость ее чуть высоковатому надменному лбу.
Скоро в поведении императора стали находить все больше странностей. Его милость к устроителям балов в честь фаворитки, его невероятная терпимость к разведенным дамам, которые особенно часто появлялись при дворе в отсутствие государыни, будоражили город. Как по мановению волшебной палочки стало расти число разводов, в близких к трону кругах шумели скандалы.
-Такое нынче время, — сетовал император и... узаконивал внебрачные связи.
Окружение императора, считая, что роман с княжной Долгорукой – очередная «галантная блажь» монарха. Они не приняли в расчет того, что его преклонный возраст увеличивал опасность («седина в бороду...»), но, главное, не учли того, что девица, на которую он обратил свой взор, была совсем иного пошиба, чем те, кем он увлекался прежде...
Хотя все и видели зарождение нового увлечения, но ничуть не обеспокоились, даже самые приближенные к императору лица не предполагали серьезного оборота дела. Напротив, все были весьма далеки от подозрения, что он способен на настоящую любовную интригу; роман, зревший в тайне. Видели лишь происходившее на глазах - прогулки с частыми, как бы случайными встречами, переглядывания в театральных ложах и т. д. и т.п. Говорили даже, что это княжна преследует императора, и что он очень скоро устанет от ее докучности.
Гораздо позже стало известно, что Александр встречается с Долгорукой в самом Зимнем дворце, в бывшем кабинете Николая 1, имевшего отдельный вход прямо с площади и потайную лестницу, соединявшую его с апартаментами Александра. Общество однозначно не одобрило новой связи: авторитет императрицы в глазах света был чрезвычайно велик, ее жалели, втихомолку осуждали императора и громко роптали на княжну.
Не одобряли этой скандальной связи и родственники княжны. Старший брат Екатерины был женат на прекрасной неаполитанке маркизе де Черчемаджиоре. Узнав о романе своей золовки с государем, та поспешила увезти ее в Италию. Быть может, и Александр, сознавая свою вину перед женой, хотел таким образом избавиться от своего чувства, но оно оказалось сильнее его. За время полугодовой разлуки любовь только окрепла. Новая встреча Александра с Екатериной произошла при необычайных, даже романтических обстоятельствах.
В мае 1867 года император с двумя сыновьями - Александром и Владимиром – прибыл на Всемирную выставку в Париж, где их встречал Наполеон III. Александр поселился в Елисейском дворце в тех же апартаментах, которые в 1814 году занимал Александр 1. В честь высокого гостя в Тюильри был дан бал и спектакль в Опере, а затем последовало посещение выставки.
Увы, французское общество было враждебно настроено по отношению к России. При появлении Александра на улицах Парижа часто раздавались дерзкие демонстративные крики: «Да здравствует Польша!» Польские эмигранты то и дело устраивали демонстрации.
25 мая в честь русского государя  был устроен смотр войск. По его завершении Александр, Наполеон и свиты обоих императоров неспешно и торжественно поехали к городу через Булонский лес. Оба императора сидели в открытой коляске, как вдруг раздался выстрел. Пуля угодила в лошадь французского шталмейстера. Террориста схватили. Им оказался польский эмигрант Антон Березовский.
Второе покушение подействовало на Александра удручающе. Все знаки сожаления и симпатии, все старания французского императора и императрицы Евгении не смогли рассеять его дурного настроения. Оно еще более усугублялось из-за неудачных переговоров: несмотря на внешнюю любезность, Наполеон отказался пересматривать условия унизительного Парижского мирного договора 1856 года, согласно которому России запрещалось держать флот на Черном море.
Но был и положительный момент: узнав о покушении, Екатерина Долгорукая примчалась из Италии в Париж, чтобы быть рядом со своим возлюбленным. Ей уже было глубоко безразлично как мнение общества, так и недовольство родных. Александр возвратился в Петербург с твердым намерением больше никогда не расставаться со своей возлюбленной. Помимо большой, официальной семьи, он как бы обзавелся второй, «малой».
В сентябре 1872 года княжна Екатерина сообщила императору, что беременна. В положенный срок она родила мальчика, которого назвали Георгием. На следующий год родилась дочь Ольга. Еще через год Александр специальным указом пожаловал своим внебрачным детям титул  светлейших князей Юрьевских. 
Государыня узнала обо всем от самого императора. Что императрица думала по этому поводу, можно только гадать. Даже в самые тяжелые часы жизни она никому и словом не обмолвилась о связи мужа.
Через десять лет любовной связи Екатерина Долгорукая тайно переселилась в Зимний дворец. Княжна заняла небольшие покои прямо над покоями государыни. Последней часто приходилось слышать над головой крики и шаги детей. Иногда это случалось в то время, когда государыня совершала свой туалет. Мария Александровна резко менялась в лице, однако редкостным усилием воли тут же подавляла пронзившую ее боль. Для присутствующих, служанок или парикмахера, она находила естественное объяснение странных звуков. В 1878 году княжна Долгорукая родила здесь вторую дочь, Екатерину.
Тем временем покушения на Александра делались все более дерзкими. Третья попытка убить его была предпринята 20 апреля 1879 года. В десятом часу утра государь совершал свою обычную прогулку: он шел по Миллионной, Зимней канавке и Мойке, а потом повернул на площадь Гвардейского штаба. Здесь навстречу ему попался высокий молодой человек в чиновничьей фуражке. Разминувшись с ним, Александр обернулся и увидел в руках незнакомца револьвер.
Мгновенно сообразив в чем дело, он бросился бежать зигзагами в сторону Певческого моста. Убийца кинулся следом, стреляя на ходу. Прежде чем его схватили, он успел выстрелить пять раз, но не попал ни разу. Стрелявшим оказался бывший студент Петербургского университета, 33-летний Александр Соловьев. Он был повешен 28 мая. Хотя Соловьев принадлежал к подпольному социалистическому кружку, покушение было его личным делом. Но в августе смертный приговор императору вынес Исполнительный комитет «Народной воли». С этого момента охота за Александром приняла крайне жесткие формы.
В декабре 1879 года террористы устроили взрыв на пути следования царского поезда из Ливадии в Москву. По ошибке они подорвали бомбу не под императорским поездом, а под тем, на котором следовала царская свита. Сам Александр остался невредим, но понимал, что с каждым новым покушением шансы на спасение становятся все меньше. Петербург был слишком велик, и полиция не могла гарантировать безопасности всем членам императорской семьи за пределами их дворцов.
Великие князья просили государя переселиться в Гатчину, но Александр наотрез отказался покинуть столицу и изменить маршруты своих ежедневных прогулок и воскресные парады войск гвардии. Дальнейшие события показали, что и во дворце император уже не мог чувствовать себя в безопасности.
5 февраля 1880 года в шесть с половиной часов вечера, когда Александр, окруженный семьей, беседовал в своих апартаментах с приехавшим в Петербург братом императрицы, принцем Александром Гессенским, раздался страшный удар: дрогнули стены, потухли огни, запах, горький и душный, наполнил дворец. Александр понял, что это очередное покушение. Первым его движением было бежать в комнаты Екатерины Долгорукой. К счастью, та была жива и столкнулась с ним на лестнице.
Что же произошло? Несколько пудов динамита, оказывается, было взорвано под помещением главного караула, где было убито восемь солдат и сорок пять ранено. Террористы надеялись, что взрыв разрушит царскую столовую, где как раз в это время должен был обедать император со своими родственниками. К досаде революционеров, государь опоздал к обеду на полчаса. Впрочем, взрыв все равно не одолел крепкой дворцовой постройки; опустился только пол столовой, попадала мебель и лопнули стекла. Разрушена была караульня - как раз под столовой.
Император отнесся и к этому покушению стоически. Зато императрицу пришлось срочно увозить на Лазурный берег, к солнцу и теплу. На сей раз ее здоровью был, по-видимому, нанесен самый сокрушительный удар. Она так и не оправилась...
Осенью лейб-медик Боткин, сопровождавший императрицу и неотлучно находившийся при ней, осмелился заговорить о том, о чем ее ближайшее окружение предпочитало вообще не заговаривать.
-Смею настоятельно просить Ваше Императорское Величество не возвращаться на зиму в Санкт-Петербург и вообще – в среднюю полосу России. В крайнем случае – Крым. Для Ваших изнуренных легких и сердца, ослабевшего от нагрузок, климат Санкт-Петербурга губителен, смею уверить! Ваша вилла во Флоренции давно готова и ожидает Вас. Да и новый Дворец в окрестностях Ливадии – весь к услугам Вашего Императорского…
- Скажите, Сергей Петрович, – внезапно перебила врача императрица, – удержать меня здесь, вдали от России, Вас просил Государь? Он не хочет, чтобы я возвращалась?
Тонкие, исхудавшие пальцы смертельно больной женщины нервно барабанили по подоконнику высокого итальянского окна виллы, выходившего прямо на морское побережье. Море за стеклом плыло в утреннем мареве и было еще сонно-безмятежным. Казалось, что оно колышется прямо у самых ног.
-Никто не смел бы удерживать Ваше Императорское Величество здесь, в Ницце, против Вашей Августейшей воли. Но Государь, только неустанно беспокоясь о бесценном здоровье Вашего Величества, настоятельно просил бы Вас...
-Бросьте все эти реверансы, Сергей Петрович! От моего бесценного здоровья остались крохотные капли, а от Августейшей Воли – одно смирение перед Божьим соизволением!
Исхудавший профиль Императрицы был все еще неправильно красив какой-то необычной, болезненной тонкостью, ее не было ранее, но даже на него, профиль, казалось, уже легла властная тень смерти.
-Смею спорить с Вашим Величеством по поводу последнего утверждения! Так – с, частый пульс, влажные ладони… Вам бы лечь, Ваше Императорское Величество, я сейчас позову сиделку. Надо соблюдать режим!
-На том свете отлежусь, Сергей Петрович, уже совсем недолго осталось ждать. Велите собираться, завтра поутру мне надо быть в Каннах, оттуда в – Санкт-Петербург, хватит, засиделась у моря. Хочу умереть дома, в своей постели.
-Смею почтительно настаивать, чтобы Ваше Августейшее Величество оставались непременно здесь! – с мягкой твердостью врача ответствовал царице Боткин. - Еще не закончен весь курс процедур, и мне не хочется прибегать, как в прошлый приезд в столицу, к кислородным подушкам! Ваше Величество, умоляю Вас! Я получил письмо от их высочеств,  они тоже находят, что Вам крайне нежелательно быть в столице и киснуть в душном Зимнем. Осень в этом году в Санкт-Петербурге, как и всегда – не сахарная!
Лейб-медик чуть улыбнулся, Императрица тут же подхватила эту слабую улыбку:
-Знаю, милый доктор, знаю, но ведь причина не в этом! Вы просто боитесь того, как повлияет на мое здоровье присутствие во Дворце, над моей бедной головой, известной особы, Священной для Государя Императора!
Императрица чуть усмехнулась.
-Не бойтесь, я больше не буду ронять гребни и бить чашки от звука детских шагов. Я, как всегда, найду столь естественному шуму естественное объяснение, чтобы не вводить в смущение молоденьких камеристок!
Императрица попыталась улыбнуться но ее лицо исказила мучительная гримаса. Она опустила голову, стараясь подавить приступ кашля, прижала платок к губам. Он моментально пропитался кровью.
-Ваше Императорское Величество, умоляю Вас, не нужно! – взволнованный Боткин резко сжал в своих ладонях руку Марии Александровны.
-Я понимаю, я не должна! Все понимаю, просто хочу, чтоб Вы знали: я его ни в чем и никогда не винила и не виню! Он дал мне за все эти годы столько счастья и столь часто доказывал мне свое безмерное уважение, что этого с лихвою хватило бы на десять обыкновенных женщин! Не его вина, что он – Кесарь, а я – жена Кесаря! Вы возразите сейчас, что он оскорбил во мне Императрицу, и будете правы, милый доктор, безусловно, правы, но пусть его судит Бог! Я не имею на это права. Мою обиду и горечь Небеса давно ведают и знают. Александр тоже. А моя истинная беда состоит в том, что жизнь приобретает для меня полный смысл и многоцветье красок лишь рядом с ним, неважно, принадлежит ли его сердце мне или другой, моложе и красивее… Он не виноват, что значит для меня больше, чем все остальное, просто я так странно устроена. И я счастлива, что могу уйти раньше него. Страх за его жизнь сильно измучил меня! Эти шесть покушений! Безумная Россия! Ей вечно нужно нечто потрясающее основы и устои, гибельные встряски… И, может быть, сердечные личные слабости Самодержца ей только на руку, кто знает? "Он такой же, как и мы, слабый смертный, да еще и – прелюбодей! Трави его, ату его, ату!" – кричат они, забываясь. Быть может, своею молитвой, Там, у Престола Отца Небесного, я выпрошу для него тихую кончину, взамен мученического венца страдальца, загнанного в угол беснующейся чернью с пеной у рта, вечно недовольной.
Мария Александровна устало вздохнула и склонила голову на сложенные молитвенно ладони. Силы совершенно оставили ее.
-Ваше Императорское Величество, Вы устали, отдохните, к чему так надрывать душу мрачными мыслями! – беспомощно бормотал лейб-медик, пытаясь скрыть охватившее его смятение и волнение.
-Сергей Петрович, велите собираться! – устало прошептала Императрица. – Пока есть силы, хочу вернуться и умереть подле него и детей, на родной земле, под родными облаками. Вы знаете, нигде нет такого высокого неба, как в России, и таких теплых и мягких облаков!
Тень мечтательной улыбки коснулась бескровных губ Государыни.
-Вы не замечали разве? Скажите Его Величеству, что я завещаю похоронить меня в простом белом платье, без короны на голове и прочих Царских регалий. Там, под теплыми и мягкими облаками, мы все равны перед Царем Небесным, в Вечности нет различий чина. Вы скажете, милый доктор?
Вместо ответа лейб-медик лишь почтительно прижал к губам маленькую горячечную ладонь с синими прожилками вен и лихорадочно бьющимся пульсом. Он, этот пульс, был словно маленькая птичка, жадно рвущаяся ввысь под теплые и высокие, родные облака… Так жадно, что не было смысла ее больше удерживать на Земле!
Императрица вернулась в Санкт-Петербург в безнадежном состоянии. В Зимнем дворце даже устроили герметически закрывающуюся камеру, в которой государыня должна была часами принимать ингаляции, но с наступлением теплых дней больная.  уже не смогла переехать даже в Царское Село. Туда уехал император один, но знали, что с ним княжна Долгорукая и их дети.
-Я сама умоляла Государя уехать, — лежа на смертном одре выгораживала мужа императрица, — свежий воздух и отдых пойдут ему на пользу.
Он навещал жену почти каждый день. Все чаще заставал ее в полудреме, болезненных галлюцинациях. 21 мая императрица была совсем слаба. Александр II захотел провести ночь в городе, однако Боткин заверил его в том, что дни Марии Александровны еще не сочтены. Именно этой ночью, пока весь дом спал, она тихо умерла.
После ее смерти нашли письмо к государю, написанное когда-то давно. Мария Александровна благодарила мужа за счастливо прожитую рядом с ним жизнь. Погребение произошло согласно принятому церемониалу, но без какой-либо торжественности, в которой выразилось бы горе овдовевшего супруга. Это неприятно поразило весь двор, да и всю Россию тоже. Правда, за долгие годы это была первая императрица, умершая раньше своего супруга, поэтому четко разработанного ритуала попросту не существовало.
А через месяц по городу поползли новые слухи. Будто бы «добрый и сердечный Государь» даровал княжне Долгорукой титул Светлейшей княгини Юрьевской. Дыма без огня не бывает, и эти слухи были совершенно правдивы, хотя представляли собой лишь верхушку айсберга.
4 июля в Царском Селе император вызвал к себе графа Адлерберга. Без лишних слов он объявил о своем решении венчаться.
-Княжна многим пожертвовала ради меня, — продолжил он, — от этой связи родились дети, и, наконец, сделать это мне велит чувство долга.
Граф растерялся. В первую минуту он не находил слов, способных убедить императора. Он принялся умолять государя отказаться от решения, в противном же случае — отречься от престола.
Напрасно рисовал негодующий граф последствия рокового поступка. Напрасно пугал падением престижа, грозил возмущением и даже презрением общества. Свою жизнь, жизнь государства император готов был положить к ногам единственной женщины, к ногам княжны Долгорукой, то есть уже – княгини Юрьевской.
— Венчание назначено на послезавтра, — произнес он.
Прошлое рухнуло в одночасье.
Через два дня Александр II венчался с княжной Долгорукой. Обряд совершился в походной церкви, размещенной в одном из залов Большого Царскосельского дворца. Получивший строгие указания священник, трижды повторил, что венчается не просто «раб Божий Александр», а государь-император. Александр хотел таким образом достойно отблагодарить Екатерину за четырнадцать лет терпеливого ожидания и любви.
В тот же день Александр II подписал в сенате акт, извещающий о вступлении его в морганатический брак с княжной Долгорукой с предоставлением ей титула Светлости и имени княгини Юрьевской. То же имя и титул получили дети: сын Георгий восьми лет и дочери Ольга семи лет и Екатерина двух лет — со всеми правами законных детей, следуя статьям Свода законов Российской империи.
И только после этого государь пригласил к себе наследника-цесаревича с супругой, чтобы объявить им о случившемся. Сказала свое слово и Екатерина:
-Император пожелал сделать меня своей супругой, я вполне счастлива и никогда не позволю себе выйти из своей скромной роли.
Наследник и цесаревна стояли как громом пораженные, не в силах что-либо произнести.
На прощание император пригласил их в Крым, куда намеревался отбыть через четыре дня. Княгиня Юрьевская должна была следовать за ним в тот же день, но в обычном курьерском поезде. Но накануне отъезда она будто бы получила анонимное письмо с угрозами убить ее и одну из дочерей во время пути. Тогда император отказался от данных ранее обещаний, семья последовала одним поездом. Завеса обещанной тайны продолжала спадать. В Крыму император представил супругу своей свите в Ливадийском дворце. Новобрачные зажили в нем уединенно, посторонних видя от случая к случаю — за обедом или вечерней партией в карты.
В Петербурге ждал сезон новый: осень, вернисаж, первый снег, премьера, крещенские морозы. Вернувшегося из Крыма императора нашли немного осунувшимся. Держался он с нарочитой легкостью и беспечностью. Теперь он был озабочен исключительно новым положением своей супруги.
Великие князья, хотя и были очарованы новой женой императора, предпочитали сохранять в отношениях с нею непозволительную в глазах императора дистанцию.
За кулисами всей этой публичной жизни предпринимались самые неожиданные меры. Готовилась коронация новой императрицы.
Княгиня Юрьевская уже заказала в Париже мантию, и многие приближенные государя видели шифр для фрейлин Екатерины III, придуманный им самим.
В журналах стали появляться статьи, в подробностях излагающие старую историю коронации Екатерины I. Сведущими людьми этот намек был понят. Каждый хранил настороженное молчание.
Никто не знал, что после коронации Екатерины император намерен был отречься от престола и уехать за границу, чтобы прожить остаток жизни рядом с любимой женщиной, не стесненным высоким долгом и обременительными обязанностями монарха. Сама Екатерина об этом не подозревала.
А на улицах Петербурга между тем нередки стали «подозрительные личности» — в широкополой мятой шляпе, в темных очках, с длинными волосами, всклокоченной бородой и непременным пледом поверх изношенного пальто. Ходили слухи, что карманы их напичканы бомбами. Им даже прозвище придумали - «бомбисты».
Теперь уже император появлялся в городе не иначе как мчась во всю прыть в закрытой карете, окруженной эскортом казаков. Он словно убегал от гнетущего протеста законной семьи, от недовольства петербургского света, от капризов молодой супруги, от самого себя, наконец, потому что в минуты прозрения он ясно видел, что его не одобряют ни люди, ни Бог.
Катастрофа произошла у набережной Екатерининского канала, 1 марта 1881 года, когда ничем не примечательный молодой человек швырнул в карету императора какой-то сверток. Страшный взрыв бомбы убил мальчика-разносчика, случайно проходившего со своей корзиной, и разрушил карету императора. Привлеченный видом несчастного, Александр II вышел. Он встал у перил набережной и прислонился к ним. В это время двое полицейских схватили какого-то человека. Император окликнул их и приказал подвести его к себе.
— Оставьте, — обратился он к полицейским.
— Это ты бросил бомбу? — спросил император и укоризненно добавил, сильно картавя: — Хогош, хогош!
Подведенный выхватил из-за пазухи снаряд и бросил его под ноги царя... Через несколько часов Александр скончался от потери крови, не приходя в сознание. Скончался в результате седьмого покушения на его жизнь.
Похороны состоялись ровно через неделю после убийства. Раздались глухие выстрелы пушек, послышался погребальный гул колоколов, поскакали на конях в разные стороны церемониймейстеры и ординарцы. Во время траурного шествия княгине Юрьевской уступили место поближе к гробу. Но она не справилась с чувствами, стала дико кричать, и придворные доктора увели ее.
Траурная колесница везла гроб Александра II, покрытый золотой парчой. Существовала сентиментальная легенда, будто бы в нем лежали отрезанные княгиней Юрьевской ее чудные волосы...
Вот так и оборвалось царствование Александра II. Сделав для России больше чем все его предки после Петра Великого, он не заслужил за это ни любви современников, ни благодарности потомков.
Оправившись от горя, княгиня Юрьевская выехала с детьми во Францию. Поселилась она в Ницце, не нуждаясь в средствах, ибо была достойно обеспечена императором еще при его жизни. Иногда княгиня приезжала в Россию. Поначалу молодая императорская чета была внимательна и участлива к ней. Но шло время, все менялось, изменилось и отношение ко вдове императора. Тогда и произошла та унизительная для княгини сцена на дворцовом балу.
На следующий же день княгиня Юрьевская покинула Россию и больше никогда в нее не вернулась. Она пережила своего мужа, императора Александра II  на тридцать с небольшим лет и умерла в 1922 году в полном забвении.
Печальный конец одной из самых прекрасных историй любви...