Течение

ТЕЧЕНИЕ
О прошлом, настоящем и будущем.
1.

« Вот в этот холод ты упала, словно в постель,
помнишь, мы слушали музыку и ты
превратилась в черную рыбу, а потом
кричала мне о любви, но я не слышал, ты была немой,
а я, а я был камнем,
почему нет смысла в белых, разорванных платьях?
когда мать осознала, почувствовала, ощутила
свой грех она пошла на кладбище, и
откопала труп своей недавно родившейся девочки, на глазах
у ребенка виднелись синие разводы, а зрачки
потускнели, живот был распорот в виде улыбки,
это рассмешило Бога, потому что
малышка ожила в могиле и
почти объела себя
свою одежду, кости, мясо,
но до этого она играла
с теми игрушками,
которые ей оставили
живые
люди,
дверь закрылась и полная
ожиревшая женщина с серыми как гной
глазами в желтом тонком плаще
перевалилась через перила с разбитым носом, её
невозможно было поднять, она раздавила беременную
кошку, мирно дремавшую на холодных плитах
черно-белого подъезда, пахло краской,
кислотой и засушенной ртутью во рту
молодого старика, кости которого медленно
гнили на скрипучих пружинах, каждую
среду он стучал в шестую дверь и просил
газету и молоко, он его мешал с алкоголем и
пил, глотал, оставлял на языке,
а потом открыв окно
и протяжно как птицы, как ветер
кричал,
сухожилия на его лице и на груди напоминали маленьких
и ядовитых
змей, которые кормили себя ядом, из мертвой кошки
вылезло пять котят, они превратились в жирных
мух и медленно начали переваривать пухлую полную толстую женщину,
в это время кричавшую что-то о её убитых,
мертвых мужчинах
и об увиденных снах в этом
году, возможно, что сны и
были её болью,
человек стоял на кухне и готовил свою голову, рука ловко орудовала кухонным острым
ножом, на лезвие стояла пометка франца
кафки, франц стоял в углу с лысой
крысой и смеялся словно это был
его последний день, маленькая, сгорбленная старуха
поджав свой железный и мешковатый
живот, опустила больные ноги в таз с красной вязкой
водой, вырезала себе глаза, в образовавшиеся
дыры набила пух и сломанные спички, подожгла и
стала ждать возвращение самого настоящего человека,
который сегодня
решил ужинать в ресторане на улице рыбной, ранее он утолял свой голод одним
стаканом молока и черным куском меди, человек
сказа « я слово»,
« именно сегодня в моей жизни появился смысл» думал
официант в красной рубашке и в черных
туфлях, когда человек в сером пиджаке и в коричневых
тараканьих ботинках назвал его
« вполне талантливым и многообещающим молодым человеком, падающим самые смелые надежды»,
«ночь просплю в кресле, с него видны звезды и не так
стыдно старых рук» думал самый настоящий человек,
доставая из под кожи холодных скользких рыб».

2.

совсем с ума сошла, видела? видели?
уже тысячи лет отвечаю за них, за убитых,
размазанных, пойманных, одиноких
голосов над пространством, немой крик в
бездыханное и что мы слышим? крик!
яростнее, больше! больше! ошалевшее
время как рыбы между ребрами, шумит ветер,
кости, кости, кости, внутренности – body, body, body, doG,
раз, два, написано, считаем звезды,
live-evil,
сходим в иные пропасти, так что же
под телом истории? тела, тела двигают
массу спокойности, стоит ли улыбаться, стоишь
ли ты, сдержанное, глубже! ты
призываешь, огромные волны разбивают
стальные, холодные берега, птицы и воздух, ярость
и блеск, дальше! в этом пространстве всё
видимо, всё придумано, придуманное за теми
“облаками”, сколько ударов ножом нанесла
та женщина и почему любовь открыто каменному,
испуганному чувству, пустынному ощущению,
входящее в ось обездвиженного, на старых
городских улицах, стены которого белы, а
чуть ниже так черно, что не видно даже
полудохлых крыс,
они так осторожны, по улице
идет человек с потерянным временем, хромает,
мудрость спрятанная в зрачках и слово,
слово, слово, воздух сперт как в
тесной комнате, пахнет табаком и гнилью,
сестра допрашивает младшую сестру – пытал ли
он тебя или сначала изнасиловал, она
молчит, не улыбайся, сны, сны, сны,
и ....понравилось,
кошка с карниза прыгает на облако, где
потерялся писатель? мир
выпрыгнул в открытое окно, кто-то
совершил ритуал, действие и под яблочным деревом
оказалось двое,
два человека, что они скажут тому, кто
оказался их отражением, так появился лик, он
его любимец, красивый, гордый ангел, кто в ответе?
замышляя битвы, войны, эпидемии, он
знал, что этого не сделает, кто за его спиной?
анти бог?
кто прячет камни?
в воде с зеленой травой и в заросшим бумагой песком,
 ладонь
касается образа, образ, не требующий
объяснения, шалею, дальше! в этих
скрытых, темных, красных комнатах,
где гуляли цвета и меняли
женщинам их обычные тени, постепенно вызывающий приступ
 длинных ножей, сны реальнее, они
шли в ту гостиницу, где каждый день
умирал мопассан, фотографии
сартра, бодлера, камю, рэмбо, миллера,
ступени в музыку, вступление в ноту, звучащую как край
платья женщины, этот шорох
будит тишину, поэзия! отними
у
времени долги, что были
проданы, как мы научились мыслить?
мы живые, мертвые, изношенные, пропавшие,
мы отсутствие, пустошь огня, поцелуи
воды оставляют разрезы, так схожие
с касанием стиха, невидимки символов, и
вот уже новая армия заполняет
книгу, кровью, грязью, тошнотой, своим
существованием, что
ждать от твари,
закрой пасть! дайте машине истории
хлеба и мяса, сука голодная, разрушенная,
красиво лишь слово,
поупражняемся в изяществе, выдержи бунт, мы
в ответе за боль, за шум, за голос, источаемый
землёй, за неё, за её жертвы, которые
бьются как мухи об окровавленное стекло,
так кажется, кажется, кажется, кажется
god, стоят они пустые и озлобленные
животные, открывающие пасти за мной, за мной,
 у самого края возвышенный голос,
 соверши паломничество сквозь лабиринты рук,
ладоней, плеч, лиц, дорог,
в подземелье времени, на дно, в глубины,
дух уходи,
скрой лицо,
я оставленный жду тебя там, первое
слово будет знаком и всё другое взорвется от натиска
крови и пальцев, пальцев воды, давай! измени
время! ты чувствуешь? ты можешь? больше! больше!
и вот уже слезы на губах дня, возвращайся
туда, возвращайся в пустыню, о, машина
бессмертия воздвигни идеал из золота,
что ожило? что являлось лишним? ушло,
закрылось в оправдании точки,
знака, если виновен, никогда не ответишь,
если знаешь себя, никогда не умрешь,
если я - это страх перед воздвигнутой стеною”


3.

нет, мой друг, всё хуже, всё намного
хуже, я же не всё рассказал, я был
вроде бы как не точен, был
возле ядра и частицы его напоминали правду, вернее
её фикцию, но она дорога, эта ценность, мы
зависим от неё, она зависима от нас, ты
прекрасно знаешь, что любое сочинительство
это плевок в пустоту и никому неизвестно кому попадет больше –
пустоте или же самому
господу Богу, ха-ха-ха, ошибка, попадало то именно мне,
ты хорошо понимал, что перед тобою актер, актер без собственного театра, пьесы, спектакля, а режиссер
тот давно спился и скорее всего, повесился, а возможно
сейчас кого-нибудь убивает и улыбается
этой своей хитрой сучьей улыбкой, потому что
эта падаль знает всё, я бы всё отдал только бы
посмотреть на это великое убийство среди пустынь и
медленно загибающихся городов, меня удивляло
только одно – это твоя живучесть, твоё служение морали,
которого ты на самом деле не знал, но пытался соблюдать,
мне же было всё равно, я отсылал любую
доморощенную философию туда, откуда возвращаются лишь
безумцы или прозревшие, тебе нравится смотреть на меня и
смеяться, так ты выказываешь понимание, то есть
понимания моего шутовства к себе и другим, я был
удаляющейся точкой, за которой
пряталась тень историй и проигрышей, я всегда думал, что
нет у человека имени, потому что он потерян, нет
времени у него, да и было ли когда?
на этой опасной дорожке, скорее всего
поскользнусь первым я, а потом следом
рухнет прошлое, настоящее, прекрасное, странное и примитивное
 в своей бессмысленности
ставшей важной частью общей гниющей кучи, в которую
невозможно было не попасть, это всё равно что
прятаться от солнца или убегать
от ветра, чем
дальше бежишь, тем это болото затягивает всё глубже и
глубже, как только отказываешься от борьбы, любое
ограждение пропадает и перед глазами
встает самая настоящая и подлинная пустота, а в ней
человек принимает ту форму, которую
она выберет сама, а потом использует,
подотрет свою жирную мозолистую задницу и
будет довольна увидев тебя валяющимся голым
в луже собственного дерьма, она засмеётся в лицо, она
довольна, она сыта
и ты перекормлен, что после этого?
спросишь ты, после этого можешь
радоваться, потому что после
перенасыщения наступает настоящий
голод с выпирающими наружу костями и
с розовым языком, не узнал?
Да это же ты!

4.

 я могу быть, словом и это уже
 не будет являться книгой и зеркалом, я был
 первым, над всеми символами и чувствами
 поставлен знак железной, темной звезды –
 меланхолии, свет, режущий на лоскуты
 однообразное и бесцветное тело многоликой пустоты,
 меньше слов, больше звуков, крики
 питаемые снами, одежды, руки, волосы,
 плечи, ладони, двери, окна, проёмы,
 развалины съедены голубыми
 небесами, подстать словам первое
 пространство, безошибочное решение быть
 никем, ничто человеческой страсти, ничто
 людям, в переулках улиц первые мёртвые
 дети, спящие огромные и величественные
 птицы, выползают из клеток речи, первое
 слово, нет, скорее чувство, запах, ощущение,
 первоначальная картина мира предполагает
 отсутствие живого, предлагает безумие
 первобытных и диких красок, меланхолия цветов,
 меланхолия скрытых теней мистически
 кровавых масок, и где же портрет?
 на дне стакана застыла вселенная, безглазая,
 бестелесная химера, невидимая мировая
 трагедия и каждый актёр и человек – случайный
 штрих, бесподобный крах, я знаю, что
 присутствовал при начале, я бы хотел увидеть
 конец, в первом и последнем человеке
 двадцать первого века отсутствует смерть,
 когда же было необходимо начало?
 и для кого послужило разрушение идеала?

5.

 умирает искусство? нет, это лишь фикция,
 созданная бездействием, застоем
 крови молчаливых и залежалых сердец, я
 тебе сказал, что хочу отсюда уехать, порвать
 со всем, сжечь мосты, дома, улицы, я
 хочу потеряться! сейчас хорошо, но
 будет хуже, хуже, хуже, тебе всё равно, ты
 изменилась, ты другая, ты сейчас с ним, я
 его знаю, я знаю тебя, я тебе что-то говорил,
 писал, но разве твои слова можно
 назвать ответами? нет, нет, это что-то
 другое, по-моему, ты просто успокоилась, ты
 ведь этого хотела, знаешь, это очень удобно, он
 за тобой ухаживает, охраняет тебя как
 верная собака, я тебе не говорил, но
 он мне не нравится, это его лицо, странное
 и страшное, его походка, связка ключей в руке и
 быстрый шаг, легкий бег, а ты по-прежнему
 прекрасна, такое же искусство, тот же
 самый шоколад, надеюсь, что при 
 прочтении этих слов автор будет мертв или
 же просто уродлив, да здравствует безумие без женщин!
 но сейчас я хочу сменить декорации, ты знала,
 что я тебя люблю, и ты ответила словами
 птицы – нет, нет, ты не прав, твои
 декорации – это самообман, это попытка
 убежать от себя, это значит проиграть в игре
 со временем, это значит вечно блудить
 на окраинах сна и плутать без желания
 найти выход, но искусство это тоже лабиринт и
 он забит снизу доверху безумцами и психами
 потерявшим кожу, с больными красными глазами, и была
 потеряна мысль, путь гениальности – это путь к бездне,
 но не падение, а
 парение с огромными белоснежными крыльями, если
 теряется возможность смерти, исчезает то, что
 может убить или покалечить, изуродовать
 до неузнаваемости и оставшиеся от плоти месиво
 скормить голубым небесам
(«она мне подарила ад, но в глубине его было голубое небо»),
ты хочешь остаться с ним одним, быть
 счастливой, быть такой приближенной,
 оголенным кусочком сердца, уходящей
 скрытой веной, стать строкой, а потом
 просто перестать быть человеком, да,
 я знаю, это видимый образ, но не идеал, а
 лишь ловушка для сильного, закрылись все двери,
 я сломлен, сломан, не могу пошевелить даже
 рукой, а ты хочешь меня спросить, почему
 я бездействую, если так люблю?
 не понимая, что тут нет даже воздуха, а
 если и появляется, то не можешь дышать,
 психический ад, порожденный добровольным
 бездействие, ведь я хочу быть один,
 она мне только помешает, она отвлекает
 от работы, она требует духовных сил, я
 перед ней в ответе, это ответственность,
 это не боль и уже не страдание, это просто
 медленная работа ножа, кожа похожа
 на розовую простынь, проходит время и
 она вся в узорах, рисунках, символах, она
 вся исписана, вскоре всё нарисованное
 прожигает ткань и просачивается вовнутрь,
 ошпаривая кишки и кровь и наполняет
 организм черной ртутью или бесцветным ядом,
 света нет, света здесь не было, появляется
 дыхание, появляется в нем пустота
 и её
 безмерность утыкается в углы сновидения или
 движения в те места,
 где нет ни границ, ни времени, ни даже пространств,
 укол удовольствия произошел быстро, без разочарования,
 без всякой радости, я
 намеревался сделать её человеком, но не смог, ошибся,
 она ожила здесь, и плохо ли это?

6.

 неужели всё так просто? почему
 не ответив на многие вопросы, я продолжаю
 рисовать знаки? сколько символов
 может вместить в себя человек?
приверженцы пустоты и отсутствия продолжают круг,
самый огромный круг, пересекающий две плоскости,
которые сплетены и намертво загнаны
в зубы человека, он устал от взгляда бога,
взмокший от груза и веса сердца, он жив,
зажат между стенками пустого дома,
мы все такие, мы ждем освобождения,
запертые внутрь клетки звери, прислушайся к чувствам,
они даже уже перестали врать,
охолодевшее пространство, ломаная плоскость,
все везде и никого нет, вы ещё хотите выбирать?
их много, в каждой ячейке есть капля крови творца,
на каждой полке найдешь его зубы, кости и кровь,
у нас даже есть цена, есть ярлык, есть закон,
искусственное имя, написанное огнем,
или лучше уйти в другую плоскость?   

7.
я иду к краху и мне приятно, садист,
самоубийца чувств и ощущений, воплощение ничто,
кто ещё тебе должен сказать, что ты умер,
что ты ничего не способен сделать, что нет судьбы для тебя,
нет воли, нет силы, что нет в теле твоем сердца,
что в сердце нет души, что по венам бежит не время, а
кошмар несостоятельности, кто именно скажет тебе,
что не ты разбил иллюзии, а они тебя,
что не ты потерял любовь, а она потеряла тебя,
что ты даже не человек и не зверь, и нет имени у тебя,
что ты не сон и не тень, что тебя не было в прошлом
и не будет в настоящем, что не ты выбрал бога,
а только твои мысли льстили тебе,
и не был ты господином, а был рабом,
подчиненным идолу бессмыслицы,
смотрел жадно в рот, тянул к нему руки
и питался только слюной (пойми, бог это ты, ты!), 
грязью, на которой он стоял и молчал как черный камень,
не признал, не увидел, что душа,
попав в вакуум собственных желаний, отворила двери прямо в ад, 
и кто там был?
что в это время мог подсказать тебе мир?
слова безумия?
или принципы нравственности, морали, нормы?
заблудшая овца, с маленьким комочком света
и куда идти, и к кому, и зачем – это уже не вопросы,
а каждодневная пытка, если не могу ответить сам,
то этим личным собственным ножом режу других,
оставляю красивые лоскуты розовой кожи,
любуюсь вами, смотрю вам в глаза и хочу,
до боли, до смерти
хочу превратиться в вас,
быть вами, или хотя бы тенью,
не важно, нет смысла, давно нет
 в этом безумии хоть какой-то определенности,
логики, нет связи и без спроса (посмотри!)
лезет другое пространство, иногда
я прошу помощь, это похоже на птичий крик
из глотки, раненной птицы, с растоптанными крылами,
иногда я просто пятно на белых одеждах дня
и как сильно хочется вместо любования им,
заплевать его кровью и смеяться,
смеяться долго, как смеются песочные шакалы
раскаленных пустынь, встать под удар тишины
или быть её, что-то сделать и забыть об этом,
кого-то увидеть и познакомиться с ним,
узнать его как собственное тело,
неважно кто идет с тобой,
они не выше и не ниже,
они не знают середины, они абсурд,
они молчание, а я,
я уже не голос, я не существование,
не тело, не имя, не ребенок, не женщина, не зеркало, не дом,
я противоречие без времени и страха перед собой.


8.

нет, всё же стоит уйти отсюда,
покинуть это место, не важно
и не имеет уже больше смысла пролитая тобою кровь
в этой земле, здесь осталось много знакомых
и незнакомых, которых ты не успел узнать, людей,
они так привычно проживают дни, что хочется также,
не отличаясь от них, быть маленьким стеклышком
и лоскутом всеобщего разукрашенного дня,
я знаю, как грани всякой индивидуальности стираются
и поглощаются в обычном подчинении
имея на то главное чуть ли не законное право,
но почему,
когда исчез человек, когда его потеряли и
когда он не нашел сам себя, мы заговорили
о войне цивилизации с природой, о
нерешенном кризисе полов, где главное и победившее животное
– это смерть,
девочка с короткими маленькими ножками
гуляла по заброшенному пустырю,
она вдруг потеряла белую перчатку
и сразу руку, она потеряла зеленый шарф
и не стало шеи, а потом головы,
а потом пошел дождь, вымывшей её нутро,
словно это лицо окна одного дома,
он остался один на земле, я вспомнил всё, что ты мне говорила,
есть слова похожие на ледяные иглы,
для меня ты сохранила самую отборную и острую боль,
но разве есть в ней смысл, если моё тело с сердцем стало твоим?   
и вот опять я заблуждаюсь и думаю об огне,
и о мраке в нём,
я бы хотел создать и написать ту книгу,
в которой  кроме крика не осталось ничего,
но еле уловимое время сейчас и сегодня в моих руках,
как завтра оно уже ластиться
к любому незнакомому прохожему
этой пустынной зимы, этой унылой земли,
всё, что угодно писать, но не литературу,
не потеряться в символах умерших писателей
и их учителей, да, я не имею я, нет у меня имени и,
если есть, то хочу избавиться от него,
и я не стану движением, вот ваша вода имеет привкус крови,
она не выразительна, её тело танцует в горячке,
большая плоть воды, а под нею
бездна жаждущих глоток, не имеющих голода,
не имеющих желание,  на первом этаже трёхэтажного дома
в забытом провинциальном месте,
топор вошел плавно в черную,
покрытой кожей дверь,
её ненависть и вина перед ним не имели границ,
я сидел чуть выше
и рассуждал об алкогольных демонах,
которые с завидным постоянством 
носились по стенам, городам, странам, вселенным,
до чего же ненависть сильна!
а я здесь один, меня окружает тень,
обвилась, словно змея и не жалит,
а медленно душит, она потеряла яд,
яд стал словом, но для какого времени?
прихожу в тихий ужас,
обдумав будущее их и будущее около себя и внутри меня,
прихожу в ужас, но это не сумасшествие,
нет, это было бы слишком откровенно для безумия,
нет, вовсе нет, будущее длинным шприцом
впрыскивает сильную инъекцию против непротивления,
плевать, что увидено всё под другим углом,
он смещен от мертвого пространства кафки
по спинам стихов дадаистоа («изящный труп будет пить молодое вино»),
от центра обычного слова к краю камю,
в ад сартра, в страницы великих мертвых книг востока,
к упадку и пороку любимых уродов и карлиц уиткина и бодлера,
вы видите, они не имеют даже заглавной буквы,
их жизни не знак, не так я учился,
ничто было увидено, ничто было дано,
нет, книги лишены религиозной пустоты,
книги это люди без тела, живые, не имеющие смерти,
я выбрал путь иной, я иду к нему так,
как мотыльки летят к свету,
ночь накрывает день, темнота съедает горение,
даже не иду, а танцую по дорогам искусства,
не называя имени, не имея его,
всё дальше и дальше,
к тени солнца, к черным пятнам луны, важно ли здесь будущее?
я не спрятался за текстом, это текст спрятался за мной,
и, как потеряв страх можно остаться наблюдателем?
открыты капканы любых смыслов,
было нарушено прошлое, 
уже не вспоминаешь, не опираешься на память,
а знание о самом себе здесь и сейчас
в моем теле и в колодцах моих снов,
слова, растущие листья, покрывают небо,
закрывают его зеленым плащом
и кажется, что всё открыто перед тобой,
что в руке именно камень, а не песок,
но один человек мешает всему,
он искажает
нарисованную картину,
этот человек я,
неужели ты не видишь,
что всё нарисованное есть обман и результат случайностей?

9.
 
нет вины в том, что приходится убивать любимое,
нет радости в том, что стал рабом этого,
нет вины моей в подчинении,
это добровольный плен,
это самостоятельный поиск,
это единственная игра,
с появлением результата лучше не станет,
почему я её боюсь?
почему я стал бояться эту женщину, которая чуть старше меня?
она имеет что-то важное для меня?
почему так интересует её жизнь?
жизнь обычная, вроде бы счастливая,
чем-то наполненная, от чего-то избавленная,
есть ли у неё близкий человек?
имеет ли он сердце в форме ножа?
я не знаю, я всего лишь зеркало между прошедшим и будущим,
стеклышко под ладонью,
тот, кто его закроет, станет моим,
я знал, что искусство высокое
раскрывает бога, вскрывает реальность,
это не сеть очередных капканов распыленных сердец,
это не острое лезвие для покрасневшей плоти,
это не выход для потерянных и мертвых,
это не свет в уголке глаза,
это не стих о том, что всё плохо и будет ещё хуже, черт возьми!
женщина не символ времени, не мой идеал крови,
но она словно иглой протыкает кожу,
упирается в кость и попадает в красно-белый нерв,
раздается хруст, что-то ломается
и по краям появившейся ранки
образуется пятно использованного слова,
я обязательно зафиксирую этот еле уловимый сдвиг души,
женщина ещё одна преграда на пути к равнодушию,
зачем нужен женщине мужчина?
чтобы стать врагом себе,
в любом случае злость и боль станут птицей и рыбою,
можно ударить, можно стать ударом
или напоить свинцом, поставить в грязь
и быть не довольным собою, можно сказать людям,
что они никому не нужны и стать их необходимостью,
можно гордиться знанием, но это знание теряется,
если тень его – гордость, в этом мире
всё сделано на образ крика,
вещи кричат, потому что им больно,
они ломаются и в конце концов разбиваются,
кто-то чувствует свет и становится раскаленным,
кто-то ощущает холод и превращается в лед,
ребенка вынимают из чрева матери, и он кричит,
это его слова боли,
мы все начинаем с боли,
человек  умирая, испускает последний лебединый крик,
мир-капкан метаморфоз и это и есть его прекрасное вращение,
колесо разных точек,
которые раскиданы в пространстве и за его пределами,
моя боль в испытании воли,
потому что вижу и чувствую подлинную красоту
и я не знаю, кто раб, она или я,
всё невозможно и всё бессмертно,
течение через время,
течение через препятствия,
течение в рождении,
течение в смерти,
кто не выбрал его, стал слугой или врагом его,
кто ещё здесь и у кого руки целы,
кто готов жить и кто готов умирать,
кто будет со мной, а кто покинет вас,
тот, кто в этой книге и тот, кто потерял её,
кто умирает ради слова, и говорить его вам,
всем, кто имеет голос, но не имеет шепота и тишины,
всем, кто стал богом или же идет к нему,
во всех я чувствую это мистическое течение
и всё продолжает его и даёт мне работу,
в которой нет ни дня, ни ночи, ни времени
и нет, и не было у него имени.

Всё невозможно и всё бессмертно
И человек, и Солнце
И у времени нет сна
И никто не спит, но видит сны

В тишине я вижу свечение
Человек заканчивает книгу
С самого первого своего рождения
Мы направляемся к крику.

17  января 2009г.