Власть. Об Александре Блоке

     Заканчивая статью «Судьба Аполлона Григорьева», Блок подводит неутешительный итог работе: «Никакой «иконы», ни настоящей, русской, ни поддельной, «интеллигентской», не выходит». И тут же поясняет, почему он в «иконописи» потерпел фиаско: «Для того, чтобы выписалась икона, нужна ЛЕГЕНДА (подчёркнуто Блоком –Г.К.). А для того, чтобы явилась легенда, нужна ВЛАСТЬ (тоже подчеркнуто Блоком – Г.К.).
     И не иконописцу нужна таковая. Вовсе нет! Речь о власти того, кто должен быть изображён на иконе. А тот, увы, всё-таки «иконы» не достоин. «Какова же та власть, которой мог бы обладать, но не обладал Аполлон Григорьев? – спрашивает Блок, – Власть «критика»? – Полномочие, данное кучкой людей? – Право надменно судить великих русских художников с точки зрения эстетических канонов немецких профессоров или с точки зрения «прогрессивной  политики и общественности»?».
     От лица «великих русских художников»  Блок отвечает: «Нет». А дальше начинает, как бы двигаясь на ощупь, выявлять (подчёркивая ключевые понятия) некие предпосылки легендарной власти: «Человек, который, через любовь свою, слышал, хотя и смутно, ДАЛЁКИЙ ЗОВ; который был ДЕЙСТВИТЕЛЬНО одолеваем бесами; который говорил о каких-то ЧУДЕСАХ, хотя бы и «замолкших»; тоска и восторги которого были СВЯЗАНЫ НЕ С ОДНОЮ   его маленькой, пьяной, человеческой душой, – этот человек мог бы обладать иной властью».
     Но власть эта столь высока, что даже такие «гиганты духа», как Достоевский и Толстой, по мнению Блока, её не имеют. Она не от мира сего и никак не выразима, но поэт прикровенно указывает нам на тех, кто властью этой обладает несомненно. Человек, её имеющий, «мог бы, – сравнивает Блок с первым «властителем», – слышать «гад морских подземный ход и дольней лозы прозябанье». Его голос, – говорит он о втором, – был бы подобен шуму «грозных сосен Сарова». Он побеждал бы, – указует на третьего, – единым манием «костяного перста».
     Имена первых двух мужей легко угадать. Некоторые современные исследователи выдвигают  шаткие доводы, что-де Пушкин «Болдинской осенью», спасаясь от карантинов, дал крюка аж через Саровскую обитель. Утверждают также (соблазн велик!), что на пушкинском рисунке, который рядом с черновым текстом стихотворения «Отцы пустынники и жены непорочны…», изображён не кто иной, как преподобный Серафим. Всё это, конечно, не более, чем «научные» фантазии, так сказать, сугубо внешнее и «всяческая суета». А вот Блок сумел (чего от него никак не ожидаешь!) сблизить сих великих и легендарных мужей внутренне. Поэт указал нам и на третьего, иже «побеждает манием «костяного перста», он тоже наделён властью иметь легенду о себе и свою "икону".
     О ком же речь?! И до чего ж не прост этот «костяной перст»! Думается, любопытен (для размышлений о нём) будет  разговор Блока с Евгенией Книпович:
     «Потом Александр Александрович заговорил о каком-то монастыре на Севере, куда ни проходу, ни подъезду, где монахи выращивают особенно высокую траву – выше роста человеческого.
     – Вот бы туда уехать, – сказал он. – Только без себя, все цепи тут оставить и литературу тоже, и тридцать семь лет; так, просто уйти»*
     «Костяной перст»  встречается в дневниковой записи поэта (22 декабря 1911): «Приходит возраст (…) когда над бедным шоссейным путём протягивается костяной перст, и чёрную рясу треплет родной ветер. Потом приходит родное (родина)…». Блоковскую символику постигала мать поэта, недаром он признавался: «Мама – это я». Думается, и мы кой-что поймём, если как должно вслушаемся в это, обращённое к матери, написанное в самом начале Великой германской войны и помещённое поэтом в цикл «Родина», стихотворение:

Моей матери

Ветер стих, и слава заревая
     Облекла вон те пруды.
Вон и схимник. Книгу закрывая,
      Он смиренно ждёт звезды.

Но бежит шоссейная дорога,
      Убегает вбок…
Дай вздохнуть, помедли, ради Бога,
      Не хрусти, песок!

Славой золотеет заревою
      Монастырский крест издалека.
Не свернуть ли к вечному покою?
      Да и что за жизнь без клобука?..

И опять влечёт неудержимо
      Вдаль из тихих мест
Путь шоссейный, пробегая мимо,
      Мимо инока, прудов и звезд…

Август 1914

     Домыслы и "умственные" пояснения, по-моему, тут излишни. Они только замутят выплеснутые из потаённых глубин родниковые стихи. Ну, а имя того, кто «побеждает манием «костяного перста», предоставляю назвать тебе самому, «читатель и друг» неисследимого поэта.


*Е.Книпович. Об Александре Блоке. М., «Советский писатель», 1987. С.76