Зарисовка с натуры

                Сестре Гале.
   
Москва. Столица. Суета сует.
Подъезды замыкаются, как ставни.
Здесь исчезает человека след,
Как капля дождевая в океане.
Коварное, бездонное болото –
Москва, как многогранен образ твой;
От власти проститутки на Охотном
И шлюхи от народа на Тверской.
За жизнь мою здесь не дадут полушку,
Сверкает куполами новый Спас,
На паперти убогая старушка
Взывает скромно к милосердью нас.
В карман суемся и шуршим деньгами,
Монетка нищей сыщется всегда,
А в нас тщеславья вспыхивает пламя,
Что мы в сравненье с нею – господа.
На то и был рассчитан весь процесс:
В Москве, как в бухте, нужно знать фарватер,
Старушку поджидает «Мерседес»,
А нас под землю спустит эскалатор.
Как прав был Данте – каждому своё:
Кому-то биржи, казино и банки,
Кому-то тюрьмы, вшивое белье,
Подвалы, чердаки и полустанки.
Плечом к плечу – как в штабель кирпичи.
Набит вагон, но нет привычной брани:
Культурны «коренные москвичи»
С Орла, Тамбова, Тулы и Рязани.
В журналы, в книги тычут все носы:
Еще Союза не изжита мода.
Исчез в вагонах запах колбасы –
Московский люд насквозь пропах свободой.
Повсюду иноземщиной смердит –
Отрадно, что хоть в этом преуспели,
А царь – Петр Первый, кажется, сердит,
Должно быть, на Зураба Церетели,
Усы, топорща, вверх вознес главу,
Стремится вырвать швеллер из гранита.
Он, по преданьям, не любил Москву –
Боярскую чванливость, волокиту.
Что до Петра нам? Петр уже почил,
Так и оставив на дыбах Россию.
Он шлюх от власти палкой бил,
А просто шлюх водил на ассамблеи.
Зеленый, красный, голубой неон,
Сверкают светофоров бельма бычьи,
Столица, как библейский Вавилон,
Познала прелесть всю многоязычья.
Как я устал от этой мишуры,
С безумной страстью гибнущей подлодки,
Я правлю в гавань – то  есть до сестры,
Помыться в ванной, выпить стопку водки.
И выпадет в осадок суета,
Я смою грязь столичную под душем,
Как здорово, что есть еще места,
Где в час  недобрый нам врачуют душу.
Не в силах вдохновенье превозмочь,
Спешу к столу, слова на рифмы падки,
Таинственность придала миру ночь,
Сокрыв его вуалью дамской шляпки.
Сокровищницей видится мне даль,
В ней миллиарды огоньков манящих,
Прозрачной ночи темная вуаль
Проколота антенной телебашни.
И, заручившись помыслом благим,
Под утро, собираясь спать ложиться,
Я загадал: – проснусь с другой ноги
И непременно полюблю столицу.
   
2000 г.