Строфа

               
               
                Григорию Газарху

      «Опять – к проблемам с головой?
      Ни дня на передышку!
      Едва отъюбилеил свой,   
      а тут – тащиться к Гришке!
      Опять – стихи… Увы и ах...» –
      Так думал я, трясясь на днях
      в предчувствии похмелья,
      в вагоне подземельном. –
      «Не поднести ли мне ему
      презент сугубо личный
      и очень необычный?
      Но – нужный, судя по всему!
      Чтоб – на века! Чтоб – не фу-фу!
      Я подарю ему… СТРОФУ!»

      Мне говорят: «Зачем строфа?
      Строфа нужна ПОЭТУ!
      Григорию ж и так – лафа...» –
      А вот неверно это!
      Стихи его полны огня.
      Он как-то поразил меня,
      лежа, как говорится,
      в костюшковской больнице.
      Я тех стихов не позабыл:
      сработаны отлично
      и очень поэтичны!
      Тогда я рот едва закрыл
      и долго приходил  себя,
      стихи те сразу полюбя!

      Григорий - истинный ПОЭТ,
      борзо и ясно пишет!
      Он ежегодно много лет 
      свои мне дарит вирши.
      Поэтам всем строфа – нужна!
      И мною создана она!
      Наречена – не скрою! –
      «газарховой» строфою.
      Сейчас вот эти вот стихи   
      пишу строфой новейшей.
      Хоть с ней возни не меньше,
      сложились вирши - неплохи!…
      Она напоминает мне
      ту, что известна всем в стране.

      Строфой «онегинской» пленён,
      с ней обретаю крылья
      и, скромно так, горжусь собой:
      как много в ней открыл я!
      Я с ней дружу уже давно,
      и мне совсем не всё равно,
      каким писать размером.
      В ней слышу, для примера,
      и шелест трав, и шум дерев,
      и смех девчонки звонкой…
      В ней - грусть, и юмор тонкий,
      в ней – боль, ирония и гнев…
      Но… и ущербность в ней видна:
      уж слишком хороша она!

      «Онегинской» давно я жажду
      хотя бы повесть написать…
      Вон, Пушкин, говорят, однажды
      решил роман зарифмовать,
      живя в домишке деревенском.
      И друг-приятель, некто Ленский,
      к нему, бывало, наезжал:
      с ним Пушкин часто поддавал
      и предлагал писать напару,
      а тот возьми, да – откажись!...
      Тут Пушкин, устремленный ввысь,
      в роман вгоняя рифмы с жаром,
      зануду-Ленского прогнал,
      строфу ж «онегинской» назвал!

      Ах, горький этот прецедент
      возможно ль повторить нам!
      Григорий, ты не тот клиент,
      кто не дружится с рифмой!
      И у тебя есть ТЕЛЕФОН!
      Был Пушкину неведом он,
      мы ж в праздники и в будни
      висеть на трубке будем!
      Как Ильф с Петровым, всем на страх,
      «газарховой» строфою
      писать мы про ГЕРОЕВ
      про наших будем, но – в стихах!
      Хоть на момент представь себе:
      чуть ты - про «а», я тут же – «бе-е»!   

      А нас уже ГЕРОИ ждут,
      и их искать не надо:
      Скабовский Мишка тут как тут
      и Трощиненко рядом!
      А вон супружница твоя
      и Трощиненки, и моя,
      детишки рядом бродят,
      и внуки тоже, вроде б!
      Сюжет - заварим пополам!
      И наворотим кучу
      повыше и покруче!…
      Григорий, в самом деле, нам
      пора! Пора - гнедую мать! –
      напару чтой-то написать!

      Но, коль в мольбе смиренной ты
      откажешь, мне на горе, 
      порушив все мои мечты,
      то берегись, Григорий!
      Коль, сардонически смеясь,
      ты нашу будущую связь
      пробуешь оспорить –
      тогда… Тогда, Григорий   
      ты месть прочувствуешь мою!
      В заносчивости раже               
      ты не узнаешь даже,   
      что эту вот строфу твою
      «скабовской» я переназвал,
      иль «трощиненской» обозвал!

                19.03.08