проза Устрашение неустрашимого

Из книги "Воспоминания о маленьком городе"
Из цикла рассказов "АРМЕЙСКИЕ БУДНИ
(по воспоминаниям деда моего
Валерия Арсеньевича Фефилатьева)"

УСТРАШЕНИЕ НЕУСТРАШИМОГО
 
1961 год. Выборг. Наш полк отправляют на Байконур, дабы произвели мы там боевой пуск ракеты. Бай-конур – огромная песочница. Песок, который всюду: в постелях, в обуви, в ушах, в местах, которые людям обычно не показывают. Барханы, меняющие свои волнообразные очертанья, напоминают медлительное, желтое горячее море. Солнце, от которого красные, обгоревшие щеки наши шелушатся. Горячий ветер су-шит кожу, делая ее тонкой и болезненной. От ветра и песчинок, попадающих в глаза, постоянно наворачиваются слезы. Саксаулы как будто парят в раскаленном, постоянно колышущемся воздухе. Мы, жители средней полосы России, оказались в непривычных условиях обитания. Кроме того, в солдатиках сидел необъяснимый, интуитивный страх перед пустынными гадами. Мы панически боялись, что укусят нас какие-нибудь фаланги, скорпионы, даже черепах боялись.
Был у нас рядовой Шабранский. Ширина его плеч равнялась холодильнику в горизонтальном положе-ние, каждый кулак спорил размером с трехлитровым чайником, а тяжестью – с молотом. Это был самый здоровый мужик, которого я когда-либо встречал, но каждый день Шабранский начинал со вздохов и причитаний:
– Ох-хо-хох! Здоровьишко пошатнулось, ох-хо-хох!
Хотя в каком месте оно у него пошатнулось, – мы так никогда и не узнали.
Будучи такой махиной, Шабранский никого и ничего не боялся, за исключеньем пустынных обитателей, и потому для каждого из нас, напугать его, было делом чести. Но надежды устрашить неустрашимого Гер-кулеса таяли, когда клал он свою огромную руку тебе на плечо и легким похлопываньем сажал в песочек.
Служил у нас киргиз Ашим. Шабранский вел с ним дружбу, которая заключалась главным образом в шутках над киргизом.
– Ашимка, быдло ты наше… – говорил ласково здоровяк.
– Чито такая за быдла? – спрашивал маленький, щупленький Ашим. плохо знающий русский язык.
– Быдло, Ашимка, это хороший человек означает – честно врал Шабранский, а Ашимка, заподозривший в словах его неладное, со всех ног бежал ко мне.
– Фуфулат! – кричал он, подбегая, коверкая мою фамилию Фефилатьев – Фуфулат, а чито такая за быд-ла?
– Это, Ашим, рабочая скотина – говорил я, не зная, почему задает мне киргиз этот вопрос.
– А! – орал Ашим, и багровея, мчался за шутливо улепетывающим от него Шабранским – Зарэжу за быдла!
Так проходили наши солдатские будни, полные шуток соленых, как пот, которым мы обливались под жарким, пустынным солнцем.
Работали мы в одной одежде, а на обед переодевались в другую. Перед тем как в столовую идти, обяза-тельно мылись. И вот как-то, когда Шабранский, фыркая под прохладными струями душа, совершал пред-обеденное омовенье, Ашим сунул в нагрудный карман его гимнастерки черепашку брюшком к груди. Жалу-ясь на «пошатнувшееся здоровьишко», Шабранский, помывшись, одел гимнастерку и тем самым потрево-жил притихшую было черепашку. Пленница кармана зашевелила маленькими, крепенькими лапками. Шаб-ранский страшно побелел.
–У-а-го-о-о! – вырвалось откуда-то из нутра его.
Выпучив глаза, одним движеньем могучей руки своей, Шабранский сорвал с себя гимнастерку, разворотил палатку и выскочил на волю. Ашим, единственный, кто знал в точности, что же именно так напугало Геркулеса, прыснул, а остальные, поняв, в чем шутка, тоже хохотали от души. Шабранский, смекнувший, что отомстил ему киргиз за «быдла», потрясая кулаками-чайниками, кинулся к Ашиму с воплем:
– Ну, Ашимка, ну догоню!
После этого случая Шабранский на «здоровьишко» больше не жаловался, и Ашимку, ставшего всеоб-щим героем после устрашенья неустрашимого, быдлом больше не обзывал. Впрочем, даже шутки Шабран-ского над Ашимкой были добрыми. Нет среди нас ни русских, ни киргизов, ни казахов. Вокруг нас – Советский Союз и все мы, – советские люди.