Вторая песнь о вечном

                Маргарите Синициной посвящается

                (изыскания культурного человека)
               
                *) Sik transit gloria mundi
                **) Tempora mutantur et nos mutamur in illis 

                Ценя любознательность наших друзей,
                мы делимся с ними беседой
                и, лишнюю скромность изгнав поскорей,
                хотим откровенно поведать,
                куда ж завлекло нас пыланье страстей
                промеж ожиданий, надежд и затей.

                Лет, помнится, пару десятков тому
                на выбеге той перестройки
                подробно, отнюдь не таясь никому,
                отнюдь не смущаясь нисколько,
                был нами поведан пространный рассказ
                о том, как искусство нам радует глаз. 

                Культура с искусством нам радуют взор,
                их строй неогляден и тесен,
                и можно б добавить какой-либо вздор...
                Но – Пушкин нам был интересен!
                Неплохо мы творчество знали его,
                о личной же жизни, пардон, ни-че-го.

                А где же про «личное» можно спросить? –
                В архивах оно! Но не только:
                ещё очевидцев пора б опросить…
                Но тут началась перестройка!...
                Во что же она превратится потом?
                В то самое, что и зовётся «фуфлом»!

                В мираж ускоренья, в пустой перезвон
                поверили чистые души.
                Страна разлетелась, как стая ворон,
                а рупь превратился в полушку.
                Была ль та полушка? - Растаял и след...
                Привет вам, ребята, от старых штиблет!
             
                И в чём состоял перестройки итог? -
                Нам честно и щедро отдали
                тех акций десяток и ваучер тот,
                а вклады в сберкассах забрали...
                Но, вот дивиденд был начислен, ей-ей:
                за все эти годы аж триста рублей!

                И, надо же! Именно в этот момент, 
                когда ни страны, ни работы,
                к нам вдруг обращается некий клиент
                шепча непонятное что-то:
                «Давно не трудились? Устали? – Шучу.
                А я предложить Вам работу хочу.»

                Работу?!!! – Знакомое слово в душе
                посеяло массу эмоций.
                Что это такое - забыто уже,
                но кушать-то всё-таки хоцца!
                -Работать мы рады, об том и мечты!!!
                Но, всё же конкретней! И можно на «ты»!
               
                Чело у клиента - конкретнее слов,
                он нам улыбается тонко:
                «Вас в Вену направить работать готов,
                но… вместе с одной компаньонкой!»
                -Согласны. Но в Вене, ты должен понять,      
                коллекцию видов должны мы отснять!... 
                               
                Мы с той компаньонкой трудились вдвоём,
                освоились боле, иль мене:
                чуть выйдем из дома, как тут же начнём
                метаться и шарить по Вене.   
                Метались на совесть - не то, что за страх,
                и снимки всё множились, как на дрожжах.      

                Есть около Вены гора Каленберг,
                на гору возможно забраться.
                Однажды залез на неё Шелленберг:
                на лыжах хотел покататься.
                Мы тоже заснялись на горке на той –
                приветливо машем вам правой рукой. 
               
                Флоренция. Мы с эмигранткой стоим. 
                Венеция, Пиза, Варшава.
                Вот в Гаграх с собаками рядом сидим. 
                А это мы в Штутгарте. Справа.
                Вот озеро в Вене, весенний разлив,
                и мы, улыбаясь, глядим в объектив. 

                Из Вены во всех направлениях мы
                Европу облазили тихо.
                Покинув Париж, напрямик из Москвы
                проникли в Венецию лихо,
                чтоб нам послужили, как фон, наконец,
                и пьяцца дель Марко, и Дожей дворец…               
               
                На этом лафа завершилась. Увы!...
                А можно ль подробней? Едва ли...
                И только лицо наше всюду... А вы
                какую бы часть подставляли?
                Любой для себя и хорош, и красив!
                Будь честен! И помни, что есть объектив... 
               
                Поездивши много и в Вену, и вспять,
                мы там потрудились отменно,
                но всё же решили совсем завязать
                с коллекцией снимков и с Веной
                и дань увлечениям прежним отдать.
                Тут Пушкин нам в мыслях явился опять.

                Всё тайное в гениях очень влечёт!
                И мы проявили ту смелость,
                с которой Набоков, Андроников тот
                в те тайны проникли. Хотелось
                от взоров сокрытое всё же найти,
                бельишком постельным чуть-чуть потрясти.         

                Припомнили мы, как с портретов глядят
                его современников лица…
                И нам подтвердили, что был небогат,
                в провинции жил и в столицах.
                Да, был камер-юнкером, но – не служил,
                а осенью Болдинской в Болдино жил.

                Как мы удивились, что Пушкин шутил
                с супругою Модиньки Корфа!
                Но, было приятно, что  он совратил
                жену самого Бенкендорфа.
                А что Бенкендорф его вызвать хотел -
                тянул бы поменьше, а то бы успел!               

                Был Пушкин повесой средь прочих повес -
                писали в тетрадках мы в наших -
                крестьянки, дворянки, пяток баронесс
                и Вульфы - все дочки с мамашей.
                И Аннушка Керн... Вот такие дела!
                Наталь Николавна святая была!
               
                Он в Зимнем свирепствовал больше всего:
                княгини, графини, артистки…
                Статс-дамы частенько любили его,
                семь фрейлин и три камеристки.
                Он всем объяснился прилюдно и вслух.
                И всех осчастливил потом. Кроме двух.               

                С женою жил Пушкин сначала сам-друг,
                Но вскоре – покуда на время -
                своячениц пара приехала вдруг,
                и он… оказался в гареме!
                Но Катенька с Шурочкой, сёстры жены,
                поэту – до времени - были верны.               

                Его повсеместно и с разных сторон,
                ругая и резко, и остро,
                считали грозой литераторских жён
                и Гнедич, и, даже, Жуковский.
                А сам Карамзин его так ревновал,
                что даже от дома ему отказал.

                В журнал «Современник», что был учреждён,
                писал он про сладость мгновений,    
                и сонмы чужих осчастливленных жён
                вкушали набор впечатлений
                и вслух обсуждали и это, и то, 
                не ставя рогатых мужей ни во что.

                Ветвистый набор прихотлив и красив,
                но нравиться может едва ли.
                Владельцы рогов, шалуна подловив,
                ему откровенно пеняли.
                Явись тут Дантес с Геккереном! - И вмиг          
                интрига созрела страшнее интриг.

                Дантес и до этого много шалил.
                Мужей и прелестниц отрада,
                он как-то на Катеньку глаз положил.
                А Пушкин? Ему это надо? 
                Ты совести без, недоумок Дантес! -
                И Пушкин, понятно, в бутылку полез…
               
                Нам кажется, книга готова в набор,
                издательства ждут в нетерпеньи.
                Но где-то скрывается тот, до сих пор   
                насквозь не просмотренный гений! 
                Хоть тот же Толстой… И искать ни к чему:
                ох, как Софь Андреевна мешала ему!...   

                Мы мыслим – тот миг вожделенный настал:
                наполнили отроки чаши.
                За пищу, которую Бог ниспослал!
                За всю любознательность нашу!
                За брагу, что пенится в чашах, за вас! 
                И, если позволите, также за нас!
                2008 г.

                *) Так проходит слава мира  (лат.)
                **) Времена меняются, и мы меняемся с ними  (лат.)