проза Байки про Ивакина

Из книги "Воспоминания о маленьком городе"


БАЙКИ ПРО ИВАКИНА

КАКТУС

Ивакин был, как говорится, признанный народом сумасшедший, но врачи его считали вменяемым и ин-валидность не давали. Светловолосый, улыбчивый, рубаха-парень, он всегда был душой компании, и его причуды пересказывались молодежью, становясь устным народным творчеством нашего городка. Мне то ли повезло, то ли наоборот – не повезло, по сей день не разберусь, но я знала Ивакина с самого детства. Он был лучшим другом моего дяди и постоянно приходил в гости, поиграть в карты. Именно он научил меня пле-ваться, показал, как лазать по деревьям, и как делать навозные бомбы. В общем, доброй половине хули-ганств меня обучил именно он.
Ивакин не помнил ни матери, ни отца, растили его бабка с дедом, которые, к слову, тоже были сильно «не от мира сего». У бабки на подоконнике, в комнате внука стоял кактус, который разросся просто до не-приличных размеров и мешал Ивакину открывать окно, чтобы покурить. Сперва Ивакин просто уговаривал бабку извести «поганое растение», а когда та наотрез отказалась, мол, «он счастье приносит, и вообще, та-кой же вот кактус дарил ей дед, на какой- то там праздник», он не на шутку задумался, как избавиться от «цветочка». Думал долго. Бабка бы очень огорчилась, увидев внука топориком обрубающего веточки у ее любимого кактуса, так что необходимо было придумать более гуманный и надежный способ.
Однажды вечером, когда бабка ушла посидеть со старухами на лавочке, послушать «чаво в народе гово-рят», Ивакин взял пяти-кубовый шприц, наполнил его ацетоном и ввел прямо в ствол кактуса. Не прошло и двух дней, как бедный кактус, растерял колючки и свернул листики. О чем Ивакин не без гордости поведал мне, а я – вам…

ВЛАСТЕЛИН ВРЕМЕНИ

Стоял душный жаркий август. Ивакин, обрадованный тем, что бабка уехала навестить родню, позвал нас к себе в свой дом, пожить пару недель. Компания подобралась у нас веселая, разношерстная. Но глав-ное, все мы конкурировали в той или иной степени чокнутости. Я писала стихи, Смирнов мечтал доехать до Москвы на велосипеде, Маслеников страстно желал в живописи сравниться техникой письма с самим Айва-зовским. Дядя мой тоже был ненормальным потому, что был самым обычным среди нас. Но титул самого «больного на голову» без сомнения удостаивался Ивакин. Первое, чем он совершенно шокировал всех, ста-ло заявление: «Спать вредно». Как только темнело, и мы ложились спать, он включал музыку и начинал петь. Голос у него был хороший, но спать под его задушевные вопли было просто немыслимо, поэтому его талант певца освистали, – кто во что горазд.
Пытка под девизом «спать вредно для тела и души» закончилась через три дня. Больше и сам Ивакин не спать просто не мог.
Впрочем, несмотря на все причуды Ивакина, а их у него было предостаточно, мы души в нем не чаяли. К примеру, каждое утро начиналось под истошный вопль хозяина: «Вставай, вставай, Вова, пойдем доить корову!» Вов среди нас не было, но он упорно призывал к доению коровы именно Вову, наверное, потому что «Вова» рифмуется с «корова». Когда мы выползали из-под теплых одеял, кто-то усмехнулся:
– У тебя же нет коровы.
На что Ивакин абсолютно серьезно ответил:
– Придется не доить!
Его невозможно было не любить. В нем что-то теплилось такое чистое, искреннее, близкое каждому че-ловеку. А потому мы лишь добродушно смеялись над его выходками.
Однажды утром мы проспали до десяти, что было верхом роскоши в этом доме. Обычно в шесть Ивакин уже звал Вову доить корову, а сегодня стояла сладкая тишина, и мы впервые выспались досыта. Походили по огороду, набрали овощей на салат, позавтракали. Ивакина все не было. Мы не беспокоились, но удивля-лись. У Ивакина была страсть изобретать что-нибудь. В это лето весь сад кишел его изобретениями. Он усо-вершенствовал поливалку таким образом, что к каждому кусту подходил свой шланг, и на каждое растение выливалась своя норма воды. Он сделал ловушки для кротов, которые не прокалывают зверькам ноги, а просто удерживают, и когда крот попадался в такую ловушку, над землей подымался флажок. Это он сделал для того, чтобы бедный крот «не скучал в плену». А поскольку Ивакин был слишком милосерден и не мог убить беззащитного толстопузого слепыша, он относил попавшегося ему крота в соседний огород. Это ув-лечение «изобрести чего-то» нередко заставляло Ивакина забыть о времени и торчать в мастерской целыми днями напролет. Наконец, к полудню он появился чумазый и загадочный, скользнул на веранду, умылся и вошел к нам торжественный, держа что-то за спиной.
– Щас какую-нибудь гадость покажет, – поежившись, шепнул Маслеников.
Но тут Ивакин с победным кличем поставил на стол будильник.
– И что это? – спросил Смирнов, рассматривая самый обыкновенный с виду будильник. Лицо Ивакина становилось все счастливее, он просто сиял от гордости:
– Я гений – во всеуслышанье заявил он, – я изобрел часы, которые идут назад!
Мы разочарованно переглянулись, но обижать его не хотелось. Каждый взял чудо-часы в руки, посмот-рел. И, правда, эти часы могли смело разрушить устоявшуюся фразу «по часовой стрелке», так как шли они наоборот.
Сперва мы неискренне хвалили его творенье, а потом искренне сказали, что это чушь и никакой он не гений, а просто дурак. Ивакин обиделся, на время забыл обязанности хозяина, и не кормил нас толком три дня. Больше он не приносил свое изобретение и не заговаривал о нем.
На стене у нас висело старенькое радио. Однажды вечером мы с грехом пополам поймали-таки «голос Америки» и, затаив дыхание, слушали солоноватые остроты, отпускаемые ведущим в адрес бывшего Совет-ского Союза. Вдруг начались помехи, а когда чистота звука вновь нормализовалась, шла передача, названья которой мы не слышали. Какой-то американский изобретатель рекламировал свое новое изобретенье:
–…Я властелин времени… Обманите время! С помощью моих часов это возможно! С ними ваше время будет идти в обратную сторону, и вы станете молодеть с каждым днем…
Вновь начались помехи, и больше уже ничего уже невозможно было разобрать.
– Он опередил меня! Я, это ведь я первый придумал их! Это я властелин времени, я! А не этот как там его Пендерс Шмендерс! Вы сломали мне жизнь! – взвыл Ивакин и кинулся осыпать нас проклятьями.
Он и по сей день не может забыть случая с часами. Но зато после того происшествия мы прониклись к нему, куда большим уваженьем и терпеньем, когда он начинал объяснять принцип работы очередного «ше-девра».

ОДИН ИЗ ВЕЧЕРОВ

Июльский жаркий вечер. Ни ветерка, ни облачка. Жужжит мошкара. Мычат коровы, которых усталые пастухи гонят домой с гиканьем и свистом. Мы сидели в беседке, курили, играли в шахматы, говорили обо всем на свете. Тут из-за угла вынырнул Ивакин с магнитофоном в руках и упрямым, твердым шагом пошел мимо нас.
– Ивакин! – крикнул кто-то из наших, но тот не отозвался.
Крикнули еще раз пять, прежде чем Ивакин, наконец, свернул к беседке и вошел к нам:
– Ну что вы делаете? – с искренней обидой сказал он, – я хотел обмануть ломы! – Так он называл накатывающую на него непреодолимую лень. – Они шли за мной, а я схитрил и прошел мимо. Все, теперь они настигли меня… – он лег на лавочку.
Посыпались шутки. И только один Маслеников с ненавистью поглядывал на лучезарно улыбающегося Ивакина. Дело все в том, что вчера вечером Ивакин разыграл с ним злую шутку. В одном кармане у него лежал арахис, а в другом – козий горошек. Попотчевав друга сперва арахисом, Ивакин с честным лицом дал ему неотличимые от арахиса в шоколаде козьи катышки.
Впрочем, чудачества Ивакина стали для нас нормой, неотъемлемой частью жизни. Когда ему было лет пятнадцать, он вдруг заявил, что уйдет жить в лес, и чтобы приучить себя к спартанскому образу жизни, начал пить воду из луж. На наши доводы:
– Она же грязная, схватишь букет болезней…
Он отвечал снисходительно:
– Чем грязнее, тем лучше. Вы думаете в лесу вода чище?
К счастью, его заход продлился всего две недели, заразу он никакую не схватил и в лес не ушел, при-чем, причиной послужили бабушкины пирожки с картошкой и с мясом. Он не в силах был отказаться от это-го лакомства.
– Чей магнитофон? – ни с того, ни с сего спросила я, вспомнив, что у Ивакина магнитофона сроду не было.
– Японский…– сонно пробурчал парнишка.
– Откуда взял? – снова спросила я.
– Из дома…– последовал ответ.
Дальше я расспрашивать не стала, – знала, что бесполезно. Это был один из тех летних вечеров, кото-рые обычно заканчивались перебрасываньем колких шуток, похлопываньем друг друга по плечу, пожелань-ями увидеть во сне табун голых женщин и исчезновеньем в темных подъездах, из которых еще долго слы-шались крики и смех…