День Исторического бульвара

Война. Картины панорамы
нам всё расскажут о войне.
Начну я с самого начала
рассказывать о том тебе.

В тыщ восьмисотые года
чтоб земли покорить, народы -
пришла французская орда,
внося разруху и тревоги.
Была то Крымская война.

Полки российских войск стояли,
и тем врагам проход закрыв,
всей грудью земли защищали
французов полчища побив,
чтоб уносили они ноги
в свои французские дороги.
И позабыли навсегда
дорогу к нам на все года.

Ещё в 12-е годы
Наполеон корил народы
вдруг осадило прыть свершений
и цепь нежданных поражений,
под Ватерлоо страшный бой,
где англичане победили.
Бородино и Аустерлиц,
Рать Наполеона пала ниц
пред русской армией великой
Наполеон - позором крытый
и бросив армию в снегах -
бежал во Францию он скрытно...
Потом на остров среди скал
был сослан ко Святой Елене.
Потом на Корсику попал
на острове там доживал
всю горечь славы там лелея.

Прошло совсем немного лет,
французам снова захотелось
вкусить тот сладкий вкус побед,
и показать и власть и смелость.
Но наши славные герои,
что взяв мушкеты и иконы,
французов снова перебили,
прогнали, а кого пленили
над ними тризну ученили
пришла опять побед пора.

Но дни июня наступают,
наш исторический бульвар,
что дня восьмого отмечает
победы те, что были встарь.

Теперь полки униформистов,
где бастион в овраге дальнем,
воспроизводят, поле битвы
и мы идем смотреть баталью.

Но прежде все прошли парадом
в нарядах давних тех эпох.
Друзья, враги шагали рядом
единый шаг и общий вздох.

Потом и русские полки
на площадь строем выходили,
фельдфебель знамя полковое
нес уставшею рукой.
Солдат - со скаткой за плечом
и крест - перевязь на мундире
как будто бы давала силы
нести тяжёлый мушкетон.
В камзолах были офицеры
расшитых синим галуном.
И злато эполет блестало
под ярким солнечным лучом.

Ну, а потом пошли французы
в высоких темных киверах.
И красные шнуры немизы
что держат накрепко плюмаж.
А плюмажи все в красном цвете
средь поля далеко видны
и чтоб на красное прицелить -
удобно очень для войны.

Чугуева там полк стрельцов
плечом к плече сомкнули строй.
Кавалеристы, сабли, кони
звенели об асфальт подковы.
И конь заржал, зовя врага
и тем нарушив строй в рядах.

А дальше полк средневековый
шёл в латах, и звенели мечи
и вверх забрало поднято,
и алебарда давит плечи.
И стрелы лука с колчаном...
Ну надо же, такую тяжесть
тащить в жару себе на радость.

И шли полки красноармейцев,
что в сорок первом били немцев.
Мундир защитный на плечах
и блеск воинственный в глазах.
И вермахт, где тулия с орлами
с войны запомнилися нами.
И золотистой вязи вид -
манжеты, лацканы, погоны -
расшить всё. В глазах рябит.

Драгуны, казаки, пехота,
улан стрелковые полки,
всё завершает марша ноты
оркестра стройные ряды.
И мы увидели наряды
от всех эпох на том параде.

Потом пошли на поле брани.
Вокруг толпящийся народ.
И перед нашими глазами
сейчас баталия пройдет.

И наши славные войска
позанимали все редуты,
и к пушкам служба подошла,
и стяг полка на виадуке
уже стоит. Храня войска.
И все обуты и одеты
в ту форму, что была тогда.
И злато эполет сверкает,
горят на солнце кивера,
и ветер плюмажи взвивает...
Но тут уж началась война.

Пошли французы в наступление
и шли она ряды за рядом,
сплошным потоком, и заряды
француз готовил на ходу,
на собственную свою беду.
И вот теперь на поле битвы
пускай француз творит молитвы
за убиенных и живых,
за тех, кто суть войны постиг.
И чтоб бежали как всегда,
как в те далекие года.

Но наши пушки заряжают,
и ядра далеко летят.
В шеренги ядра попадают
враги опять ряды смыкают,
мушкетов выстрели гремят
И крики ранены, и стон
нам слышится со всех сторон.
И тихим страхом сердце мрет,
Что вдруг кого-нибудь убьет.
Над полем брани дым клубами
но мы того не замечали.
А наши пушкой и ружьем
всё ж отразят напор врагов.

Но тут прорвались к виадукам
французов несколько персон.
И наши тут по всем наукам
вступают в рукопашный бой.
Друг друга саблями рубили,
и дрались, чем ни попадя.
И наши всех врагов убили
в траве валялись кивера.
И красный тот плюмаж пушитсый
горел, как маленький костер.
Хозяин плюмажа убитый
с ним рядом руки распростер.
А там какая-то мусья
бежит в кусты, пощад прося.
Его и догонять не стали
во след лишь саблей помахали.
Чтоб знал мусья из-за границы
поймать не сможет на Руси
не журавля и ни синицы,
тут хоть дерись, а хоть проси.

Но надо нам совсем другое,
чтоб мирных будней города.
И чтоб без страха и без крови
Сопутствовали нам всегда.

Не знать бы нам такой войны,
где грохот пушек, дыма тьмы
и где лилася кровь рекою
и смерть гонялась за тобою.
Но тут приказ: "убитым встать!"
И все убитые поднялись,
и вновь воинственная рать
с врагом готова воевать.

И зрители благодарят
Подходят и цветы дарят.
И нашим и французам тоже.
Их лица улыбались тоже,
что показали, как в кино,
как настоящую картину...
И все стоят здоровы, живы,
французы, наши - всё равно.

Но вдруг опять на поле боя
идут полки средневековья.
Где латы и кирасы, шлемы.
И алебарды и щиты,
и пики, палаши и стрелы -
всегда готовы для войны.
И две противных стороны
друг друга стрелами сражали,
и что-то их там много пало.
И санитары оттащили
всех тех, кого сейчас убили,
Но вновь сплотилися ряды
и рукопашный бой начался.
И рыцари мечами дрались,
и пиками врагов разили,
и алебарда страшной силой
на шлемы, латы опускалась.
И падал воин на траву,
и жизнь теряя, и главу...
Но рыцари сурово дрялись
и вот по одному осталось
бойца от каждой стороны.
Но тут уж нету их вины
что перемирья пакт свершили,
и что, конечно, не забыли
нам палашом салютовать,
И помогли убитым встать.
И были мы вполне довольны
что тем и кончили бои.
Что обошлись без ран и крови
в воспроизведении войны.

То, что мы любим и храним,
то,что нам дорого без меры,
и что дает оплот и веру
виватом эту силу чтим.

И  мы с побоища ушли,
и к панораме подошли.
А площадь перед панорамой
кишит народом. И фонтаны
розеткой струи выпускают,
потом в бассейн их окунают
вода и тени деревьев
дают нам прохладу. Кроют сенью.
На площади опять толпа
концерты , там на всех углах
и сцена там стоит особо,
частушки, песни, хороводы -
дают концерты все народы,
что тут у нас живут в Крыму.      
Услышишь флейту и зурну,
свирель, гармошку и гитару,
что празднику добавлят жару.
Душе привольно в этот час
и ноги сами просят пляс.

И выставлялось напоказ
всё, что есть лучшего у нас:
Макеты разных кораблей,
и множество других вещей.
Поделки , вышивки , картины
искусственных цветов корзины,
одежды , всех что есть мастей,
что поражает взор гостей.
Кувшины ,вазы и тарелки,
гребни для расчесанья шерсти,
национальная еда
на крытых скатертью столах.
Тут осетинский олибах
похож на знаемый лаваш,
но только толстый и румяный
что взгляды всех к себе притянет.
Грузинские здесь хачапури, -
а там далма и абхазури, -
кныши, вареники и сало,
и ароматный чебурек,
армянский лакомый урфе -
бараньим жиром истекает...
И пирожки от караимов,
рулеты, булки, кренделя,
вино и чача, и кинза...
И всё, что ты в глаза не видел -
здесь есть. Нам взоры веселя.

Одна другой девчонки краше,
они, как будущее наше,
где каждая в своем наряде
одеждой и веселым взглядом
мужское сердце поразят.
Татарочка, под красным шарфом
убором, как огнем мелькает,
и своим легким плавным танцем
она прохожих привлечет.
Там осетинская мадонна
нам кажет свадебный наряд,
весь в чудных вышивках узорных,
прекраснее волос наяд. 
Белее лебединых перьев
(и только месяц молодой
средь ночи будет ей соперник)
И привлекает наши взоры
как белый лебедь на озерах.
Головка легким шарфом крыта,
и вся,как пеною покрыта.
Из пены личико смеется.
И не захочешь - улыбнешься.
И вдруг раскинув крылья - руки
она плывет. Лезгинки звуки
нас остановят на ходу
(мужскому сердцу на бегу).
На что уж свадебный наряд
у наших девушек красивый.
Где и веночек, и фата...
И туфельки, и красота...
Но нет сравненья с тем нарядом,
тут сразу видно даже взглядом.
Не видела я до седин дожив,
столь привлекательных картин.

Грузин нам предлагает чачу,
и кто сказал, что мы иначе
к национальности другой
не так относимся порой.
Неправда это. Крым наш дружен,
и каждый грек и белорус,
грузин, чуваш ил болгарин
нам всякий в нашей жизни важен.
Коль видим красоту людей
и все, как надо, понимаем,
то жизнь раскрасит новый день
цветным,все новым упованием.

Но солнце клонится к закату
и скоро празднику отбой.
Наверно, будем собираться,
и надо уезжать домой.
И мы уж с площади уходим.
Устали очень. Вот беда.
Вдруг видим мы забор знакомый -
поворотили мы туда.

А тут, на танцплощадке бывшей
и я бывала иногда.
Когда матросов, даже слишком
ходило танцевать тогда.
Теперь не в моде танцплощадки
и молодежь в кафе бежит.
Есть выраженье: "оторваться",
и водку вместе с пивом пить.
Где музыка и сигареты...
И опошляют мозги.
Припоминаю наши лета,
где поумнее жили мы.

Сейчас же здесь аттракционы
каких не знали в те года
где тяготения законы
в тебе смешают все подряд.
Мозги тебе переколотят
вестибулярный аппарат...
И ты с вертелки этой сходишь,
почти что уж совсем дурак.
Не то,что было наше время
и где качели - карусели
несли нам радости и смех.
На колесе для обозренья,
когда поднимут до небес
душа купалась в тихом лёте
как птица в воздухе паря,
как в паропланерном полёте
далеко виделась земля.

Теперь же все совсем иначе,
там автодром, там зайчик скачет,
в ребенке вытряхнет,что есть.
А после уже не встать, не сесть.
Американские там горки -
вагончик скоростной летит...
Чрез годы поменялось время
и жизнь и час быстрей бегут
привыкнуть молодежь успела
к тем скоростям, что их зовут.
Пересмотреть все не успеешь,
что там настроено всего.
Но сил уж больше не имея
пришлось остаться все равно.
Вдруг смерть с косою нас позвала
обитель страха посетить.
Подумав - все же мы решаем
страх посмотреть и оценить.
И в жизни видели мы часто
всего, что надо, и что нет,
таких вот страхов не случалось
на протяженьи наших лет.
И вот в ту комнату заехав -
а там сплошная темнота,
потом, то угол вдруг осветят,
а там горящие глаза.
Скелеты с гроба поднимались,
то смерть с косою затряслась,
то в нишах темных затерялся
ужасный, страшный вурдалак.
Махнет рукою бабка-ёшка
(мы испугалися немножко)
там осветился вдруг пират,
кинжалом машет невпопад...
Из темной ниши черный саван
внезапно схватит за плечо...
Но наше кресло выезжает,
обрызгал нас водой Кинг-Конг,
что если вдруг перепугались -
чтоб поскорее отошли.
На том и кончились все страхи.
И мы тогда домой пошли.

Себя в троллейбус затолкнули,
усталые домой вернулись
и день закончили уже,
вечерний сумрак во дворе.

Вообще-то я рукою смелой
чуть приукрасив кое-то,
чуть приуменьшив, что хотела,
что написалось - то мое.
Я не Ахматова, не Пушкин
до бесконечности писать.
Зовут диванные подушки,
тетрадку надо закрывать.
И я закрыла и прощаюсь
и перед всеми извиняюсь,
коль написала что не так
уж ночь. И нам пора всем спать.