Прощённое воскресенье, или Бегство серого цвета

1.
Какая грустная дорога!
Как сон, как серый потолок...
Не получилось диалога –
один длиннющий монолог.
Наверно, ад – это когда
ты не смолкаешь никогда...

Но ум взыскует, совесть гложет,
и монолог прервать не может
никто, ничто: душа вопит
и о грехах былых скорбит.
Но серый колер – как цунами,
и нет прощенья между нами...

А враг не дремлет: вороньё
зловеще каркает: "Моё!" –
язвя податливую память,
и узелки свои "на память"
на шее стягивает ловко,
и тянется змеёй верёвка...

И льётся мутное вино,
и грязно, душно и темно,
и бес полуденный, Евгений,
сквозь пелену недоумений
коварную возносит длань,
и бьётся загнанная лань...

О, царство мёртвых, царство лжи!
Оставь надежду, не дыши!
Или беги покуда цел,
и бес полуденный не съел!

Но пышно тешится гордыня,
и медленно живое стынет,
случайно забредя туда,
где бездыханная среда
неотвратимо, как во сне,
его размажет по стене...

Там всё – тщеславие и дым –
погибель юным и седым!
И поэтическое слово
отнюдь не Божьего улова.

В нем люциферовый изъян.
таких не пушкинских татьян!
И души – в розницу и оптом,
и бисер свиньями затоптан...

Вот – сцены из "богемной" жизни:
то пир чумной, канкан на тризне
моей истерзанной страны,
где всё – под властью сатаны.

2.
Но – время, прочь! Душа трезва,
давно на месте голова.
Я не Татьяна. Слава Богу,
что указал во тьме дорогу!
Идя по ней на Божий свет,
оглядываться смысла нет.

Да, и при чём же здесь Евгений?
Не мой он злой иль добрый гений.
Но – жаль его! По дури влез
он в сон чужой, как в тёмный лес,
и нарубил нещадно дров, –
таких хватает мастеров...

Потом устал и отряхнулся,
перекурил и усмехнулся,
вороной серой обернулся
и – бац! – проснулся.

Ну, мало ль кто кем обернётся,
когда на левый путь собьётся,
"по пьяной лавочке" особо, –
глядите в оба!

Глядите, милые, глядите!
И не судимы – не судите!
Кто без грехов? Кто там без дров?
Будь нам здоров!

Когда отпал от Божьей воли,
то ни прощения, ни боли
не жаждет хищная душа,
людские судьбы потроша.

Бог с ним! И – вечные молитвы
на поле жизни – поле битвы...

3.
Когда проиграны победы,
удачи липнут, словно беды,
и мечется в сетях Ригведы,
в косматых бреднях Кастанеды
несчастный горделивый ум,
ЗА МЫСЛИ ПРИНИМАЯ ШУМ.
 
Не мудрено отпасть от Бога,
соблазнами единорога
чужую душу низвести
с её незрелого пути,
когда она слаба, как тля
и – без духовного руля...

Не мудрено! Но – Богу слава,
что повернул мой путь направо,
и сердцеведенье Его
меня от пАгубы спасло!

Когда-то грязная дорога
преобразилась! Монолога
я не боюсь,
когда молюсь...

Теперь я вижу все цвета –
цветами Господа Христа
на Богом писанной картине.
И серого – там нет в помине!

4.
Удивляя, удивиться,
удалясь от суеты...
Сколь верёвочке не виться –
на другом конце – не ты!

Первый ты или четвёртый?
Что былое ворошить!
УМИРАЕТ ТОЛЬКО МЁРТВЫЙ,
А ЖИВОМУ – ЖИТЬ ДА ЖИТЬ!

По Стопам идя Господним,
что за нас Себя отдал,
и с Креста предавших обнял,
и страдать не перестал,

хоть на миг один облЕгчу
Его муки, Его боль:
выйду первая навстречу –
повиниться пред тобой...

Меж наветом и Заветом –
жизнь похожая на сор,
но пасхальным красным цветом
окормляется узор.

Розу алую поставлю,
юбку алую сошью,
в сердце тени не оставлю:
не просящего – прощу.

И прощенье как прощанье,
как рождение в Раю!
И заветом обещанье:
верю! верую! люблю!

Ты любви моей не бойся,
ведь она – не на земле!
Ты водой святой умойся,
раз изгваздался во зле!

Полосатый-серый-серый,
где полосочки твои?
ЗЛО СМЫВАЮТ ВЫСШЕЙ МЕРОЙ
РОДНИКОВЕЙШЕЙ ЛЮБВИ!

Я её в себе рощу...
Ты прости – и я прощу!
И простит, быть может, нас
Многомилостивый Спас...

1.03.09