Где милых тени?..

Где милых тени?
Птица промчалась в два часа ночи у самых глаз.
Облака являют триптих:
кукла Анненского, ныряющая для забавы сытых
в водопад у нищей финской деревни,
ободранной двуглавым орлом,
жалкая тает над плечом,
живьём забрасываемого ватой небесной апостола,
а он хватается за рукав Омара Хайяма,
исчезающего в метаморфозах кальянного дыма.
В небе Казахстана начала третьего тысячелетия
(восемь лет ведь это немного?)
строго существует правда Божья,
суть которой – отсутствие суеты во всём,
отсутствие "тяп-ляп" рукотворных форм,
то, что делают подряд сто лет,
надоедает повторять мастеру,
вжившемуся в классику настолько,
что не замечает волокнистого плена,
бьющего соком от корней сквозь живое сердце
в небо
новыми ветками…
Это так, а это – эдак!
Ты неправ усложнением, лишающим
понимания широких масс.
Ау, массы!
"Ату, его!
Ату!
Распни!" –
Вот моё представление о вас!
"Бык!
Кому это надо?
Головой стенку не пробьёшь!"
Бьют палками,
ломают запястья самозажимающимся английским дивом
от тюремных нужд,
срок наматывают,
намазывают лоб "зелёнкой" –
"Так ему и надо –
захотел выделиться из нас!"
Милых тени сетчаткой видящих глаз
затаились над зинданами зрачков, заморивших не одно горе,
чтобы силуэтами рысьими под покровом табачного дыма
ядовитым чаем накачанного поэта
просквозить в контуры заилийских хребтов
сквозь орнаменты призрачных перед рассветом алма-атинских:
тополёвых, урючных, берёзовых, каштановых, карагачовых веток
и затеряться до поры до бремени в строчках,
проявляемых небом, объединяющим всех милых,
вне всяких сомнений, круговоротом искренних мыслей
над детонатором приговорённого к распаду
темени, взрывающегося до срока
опережением текущего времени.
Милых тени мчатся по венам - током
высокого напряжения.