***

ПОХВАЛА ОРГАНАМ ЧУВСТВ
Когда Господь придумал мирозданье,
И людям подарить решил сознанье,
   Он им окошко в мир открыл: глаза.
И, гордый этим актом созиданья,
   Да будет свет! – торжественно сказал.

И свет возник, и воссиял навеки.
И заморгали изумленно человеки,
   Узрев самих себя, и небо, и цветы.
И, распахнув свои пошире веки,
   Дивились совершенству красоты.

А красоты вокруг в избытке было:
Пурпур заката. Желтизна светила.
   И блеск реки, и изумруд травы.
Так человечество глаза свои открыло -
   Этот великий компас головы.

Помимо разума, Господь дал людям души.
А там, где души, там нужны и уши,
   Чтобы внимать велениям Его.
Да и кругом, на море и на суше,
   Есть для ушей достаточно всего.

Грозы раскат. Журчание ручья.
И листьев шум, и пенье соловья,
   И шепот женщины, приникшей прямо к уху.
Аккорды скрипки, выстрел из ружья -
   Всё моему теперь доступно слуху.

Когда навалится несчастьем слепота,
И к ней прибавится бедою глухота,
   И тишь и тьма сожмут в железных лапах, –
Одна останется тропинка к миру: та,
   Которая зовется – запах.

Цветущей липы пряный аромат,
И дымного костра горячий, горький чад,
   И кожа свежая умытого ребенка,
Пахучая, как тот весенний сад,
   В котором запахи перемешались тонко.

А разве мало нам еще дано?
Ощупать в спелом колосе зерно,
   Тугим порывом ветра захлебнуться.
Снежки лепить, и смаковать вино,
   И с головою в речку окунуться.

Но ведь глаза порою видят грязь?
И уши ведь порою слышат мразь?
  И смрад, увы, не так уж редок над планетой?
Но факт упрям: в душе одна сошлась
  Та красота неизгладимой метой!

ПОДРАЖАНИЕ ГУМИЛЕВУ
       На полярных морях и на южных,
       По изгибам зеленых зыбей,
       Средь базальтовых скал и жемчужных
       Шелестят паруса кораблей.
                Н. Гумилев
Отгремели шальные столетья
Покорения диких земель.
Парусов разномастных соцветья
Погрузились в морскую купель,

Что в пучины стремительных схваток
Черепа черных стягов вобрав,
Нам явила из поздних облаток
Свой корсарский, разбойничий нрав.

Чьи бурлящие пеною волны
Бороздили ножи каравелл.
Чьи глубины сокровищем полны
И останками сглоданных тел.

Сундуки золоченых дукатов
Поглотила безликая тьма,
Где лишь тени расплющенных скатов
И моллюсков витые дома.

И в придонном реликтовом иле
Истлевают обломки тех шхун,
Что с надеждой когда-то отплыли
Из укрытых от шторма лагун.

...В запредельном соленом пространстве
Разлеталась, как ветер, молва
Про романтику парусных странствий,
Про экзотику, про острова,

Где лихие заморские гости
У вождя, что как риф, обнажен,
Умудрялись выигрывать в кости
Сразу десять прекраснейших жен.

Покупали алмаз за иголку,
За тесьму покупали рабов,
И, надвинув на бровь треуголку,
Отплывали в Европу без снов,

Чтобы там за ликером и ромом,
В окружении пухлых детей,   
Наслаждаясь уютом и домом,
Вспоминать свои сорок смертей.

ЛЕВ ТОЛСТОЙ

Над мхом бровей – высокое чело,
Морщины, словно борозды на пашне,
Глаза лучатся мудро и светло,
В день завтрашний взирая и вчерашний.

Да, истину провидеть нелегко,
Дорога к ней – извечное боренье,
И хоть смотрел он в суть и далеко,
Но тяжкое испытывал сомненье.

Сомненье! Ведь оно и есть та суть,
Ради которой мы живем и дышим.
Пускай меня оспорит кто-нибудь,
Пусть мы иное мнение услышим, -

Но завершенной истины Канон
Есть остановка духа и движенья.
Как чувствовал он это сердцем, он,
Чья совесть не нашла успокоенья!

Когда тяжелый завершался путь,
И оставалось, кажется, немного:
Вот так, легонько руку протянуть
И дотянуться, может быть, до Бога, -

Он вдруг ушел, все бросив, как изгой,
Чтоб истину собой поверить снова.
И жизнью заплатил за норов свой,
Смятенный дух, бунтарь души и слова.
 
                В. КРОТОВУ
В окно ко мне стучит
Зимы каприз. Однако 
Во мне уже звучит
Твой томик Пастернака. 

И тихо входит в дом
Задумчивое лето,
Родившись в томе том
Созвучного поэта.

Клубок людских тревог,
Земные наши страсти
Он воссоздал, как Бог,
В благом порыве власти.

Он воссоздал, как маг,
Волшебным жезлом слова.
Кудесник Пастернак -
И нет у нас другого!

Что ж, истинный поэт
Всегда един по сути.
Ему замены нет,
Когда сгорает в смуте.

Но свет волшебных строк
Нас долго согревает.
Он в самом деле Бог,
А Бог – не умирает.

...Ночь. Скоро третий час.
Свет книгу метит знаком.
Я всё не сплю, склонясь
Над ним. Над Пастернаком.

***
Только вечность имеет значенье,
Всё же прочее – просто мгновенье,
   На ходу обронённое ей.
Вечность – дух, а мгновенье – банальность.
Миг – иллюзия, вечность – реальность.
   Вечность – небо над грудой камней.
Всё проходит, бессмертна лишь вечность,
Оттого в ней такая беспечность,
   Век ли минул, секунда иль час.
И в железных объятьях мгновений
Исчезают и серость и Гений
   В этой прорве, глотающей нас.