Запретная военная любовь

Работа в больнице нелегкой была,
Девушка наша способной слыла.
Прошла боль утраты, жизнь идет,
В ней каждый свое, если хочет, найдет.

А он был веселый, и добрый душой,
Зарплата была - капитал небольшой.
Клавдию он ранней весной полюбил.
Для справки - он лучшим диспетчером был.

Московский вокзал - его место работы.
И не было более приятной заботы,
Чем Клаву с дежурства ее провожать,
И нежно за левую ручку держать.

Жизнь началась весела и легка,
Хоть трудности были, но это - пока!
Все ждали, что далее будет прекрасно,
Но ждали, как знаете вы, все напрасно.

В воздухе страшной запахло войной,
Народ наполнялся отвагой хмельной.
Но силы не те, вот у стен Ленинграда
Чужие солдаты, а вот и блокада.

Муж у Клавдии был Михаил
Лавровский любимый, так сердцу был мил,
Страшное слово сказали - он БЫЛ.
Голод его, как и многих, убил.

Вот из больницы, в военной шинели,
Едет Клавдия к указанной цели -
В лагерь, где пленные немцы живут.
Майору медслужбы работать лишь тут.

          *  *  *      

В Череповце был лагерь пленных
Из пригнанных туда военных,
Где возникали и коллизии
У немцев с испанцами из “голубой дивизии”.

Время шло, и смертность стала меньше,
Жизнь постепенно шла на лад.
В построенных бараках стало легче,
Не так как в вырытых землянках год назад.

 
Слабые вымерли быстро и дружно.
“Если мрут, то это кому-нибудь нужно”.
Надо иметь больное воображение,
Чтобы перефразировать известное выражение.

К звездам, возможно, оно применимо,
Но в отношении пленных не должно годиться.
А время все шло войной неумолимо,
Для пленных и обслуги, невзирая на лица.

Кормили наравне с тыловыми частями.
Пленные ели, как советские сами.
Немцы, в большинстве, любят порядок -
Летом “доходило” и до огородных грядок.

Колючая проволока, охрана и собаки
Не допускали эксцессов и драки.
Врачи же являли внимание и такт -
Пленный не воин, пленный не враг.

Помимо работ, что всем пленным давали,
Уборки жилья проводить заставляли.
Но каждый из пленных жаждал попасть
Убрать лазарет, кабинеты, санчасть.

         *   *   *

Штойберг был военным ладным,
По комплекции был складным,
Лишаев на теле нет,
Возраста под сорок лет.

А Клава старшей там была,
И пригожа и мила,
Ей уж было сорок лет
Но по виду - вовсе нет.

По-немецки говорила,
Штойберга всегда хвалила,
За работу, за уборку -
Папиросы и махорку.

С временем общенья туго.
Полюбить они друг друга
Все ж успели, и тогда
Пришли счастье и беда.

     *   *   *

Он пленен, попался в сети,
Правда в те, что и хотел.
Был и он за то в ответе,
Год влюбленно пролетел.

Был роман красив и статен,
Разумеется, опасен.
Кто был кто? - Излишен спор.
Старшим в нем была майор.

Вот вся суть, но все на свете,
Знают это даже дети,
Все имеет свой конец.
Знал и фельдфебель-молодец.

     *   *   *

Дождь по плацу
Сечет по лицу.
Сборы домой.
Радость горой.

Не надо грустить,
Надо простить.
Был Череповец -
Стал плену конец.

Чуть-чуть погоди,
Что там впереди?
Там стоит эшелон
Для немецких колонн.

Построились немцы,
Прощальная речь.
Поехали немцы -
Все тяготы с плеч.

У наших двоих
Покраснели глаза.
На сером мундире
Серьгою слеза.

В воинской службе
Есть свой и не свой.
Песни о дружбе
Хоть пой, хоть не пой.

Есть и границы,
Есть жесткий закон.
Кто эти лица?
Кем выдуман он?

А может, так надо? -
Не знает никто.
Шинель для войны,
Для гражданки пальто.

Он в своей “дорфе”
Стал землю копать,
Детей белокурых
Соседских ласкать.

А сидя в саду,
Все глядел на восток
И думал - как странно,
Я здесь одинок.

“Немец и русская -
Фельдфебель - майор...
Какие все выдумки,
Какой это вздор!”
 
    *   *   *
         
Остался на память его скромный дар -
Старательно сделанный им календарь.
Точно рассчитан на несколько лет,
Память Германии, добрый привет.

Весь деревянный, каждый листок
Тончайшего дерева целый кусок.
Мастера светится в нем естество.
Готика букв выдает ремесло.

Еще статуэтка, из дерева точена,
Ножом, все вручную, изящно и точно -
Повар стоящий, навскидку черпак.
На голове, как обычно, колпак.

Стоят они мирно на старом комоде.
Принято ставить фигурки в народе
На старый комод или новый буфет,
Здесь ничего необычного нет.


Смотрит Клавдия на эти вещицы
И сердце стучит, как у раненой птицы.
Память о Фрице - какой уж покой? -
И слезы из глаз покатились рекой.

“Как твоя жизнь в Германии той?
Нашел ли ты счастье, и с кем, и с какой?
Мой милый фельдфебель, будь счастлив всегда.
Плохо в разлуке, но верь - не беда.”

Вот так не сложились две эти судьбы.
От бывшего лагеря - только столбы.
Точнее, столбов... ничего уже нет.
Лишь памяти-птицы мерцающий свет.

Любви той военной почтенье отдал
И этой строкою другим передал.