Жизнь - поезд, удаляющийся от Бога

Перестуком вагонных колес календарь движется дальше.
На запыленных перилах дней ветшает розовость зорь.
Кто-то матерно наплевал вокруг урны и нарочито не попал в неё окурком.
Нет, это не моя жизнь.
Это, даже, не моя фантазия.
И это совсем не моя мечта.
Это скользящее состояние. Это кажущаяся неизбежность.
Перроны, полустанки, поля, леса, мосты, повороты влево и вправо – все только скольжение по наклонной. По холодной, грязной, чужой наклонной.
Зима, весна, лето, осень – все пустое.
Перестук.
И, уже совсем непонятно: то ли это перестук колес, то ли так невыносимо стало сердцу. И оно отчаянно бьется своим намозоленным лбом в железную клетку ребер.
Перрон уплывает. Сменяется новым оплеванным исшарканным полустанком. Меняемся и мы. Но не меняется ничего.
Мы живем, не замечая своего движения.
Мы привыкли к смене однотипных декораций, однотипных лиц, однотипных отношений в поэтически возвышенной межличностной иерархии беспорядка.
Мы необратимо наивно надеемся, что движение это будет длиться вечно. И оно длится вечно. Но, и веку есть свой срок.
А что же душа?
Выроненным из руки котенком она скользит по стальной поверхности судьбы и, жадно царапаясь, крича жалобным визгом, озирается на уплывающую точку отсчета своего скольжения в никуда.
Она знает, что ей в обратную сторону. Она понимает, что с каждым процарапанным в металле мгновением все недоступнее и дальше удаляется она от точки предназначения, увлекаемая мертвостью привязанного к ней тела.
И вот уже кто-то спрыгнул.
Кто-то, напротив, взобрался на крышу вагона и орет в восторге оттого, что стал победителем над этим влекущим в тартарары притяжением. Не замечая, что он, как и весь состав движется все равно туда, где неизвестно на каком километре уже разобраны рельсы.

- Вы выходите?
- Боже упаси! Я еще недостаточно низок…

Пахнет сиренью. Сирень – это весна. Сирень – это встреча.
За каждой встречей звучит приговоренное обязательное ненавистное: «Провожающим просьба покинуть вагоны!».

Сирени синели, серели, сияли.
Сирени шептали ночами стихи.
В сиренях стояли, сидели, лежали
В цветах поцелуев луны позвонки.

По ветви стекала слеза серенады -
Звучала слегка подсоленная песнь.
В сиреневом саде свивалась венками
Свистящая улицы стылая смесь.

Сомнений сонеты слагала простуда.
Сигнал светофора желтел в вышине.
Томленья слетались сюда ниоткуда
И оставались тенями извне.

Сирени сияли. Сирени успели
Проститься со мною до утренней ржи.
Стучали колеса по сердцу смятеньем.
Цветки ниспадали в подножье души.

И желтое стало уже не сигналом.
И темное ночи закрыло перрон.
Сиренью туманною утро вставало.
Сирени успели. Но черен вагон.

- Смотрите, вон – церковь. Краси-и-ивая. Большая!.. Почему-то, нет людей?..
- А все люди в поезде.

Все скользят в одном не прописанном никакими координатами направлении.
Еще громче верещит, и еще активнее царапается душа.
Ей страшно…
Сирень крайне недолговечна.
А тоска временных границ не знает. Сколько боится мирского душа, ровно столько она и тоскует.
Начинался еще один день.
Его ждали.
На него надеялись.
Его боялись.
Но, даже боязнь приближения неизвестности, всегда уступает по силе страху смерти.
Пусть уж лучше еще один день.
Поезд страшно коптит, но ход его равномерен, уверен, целенаправлен.
Церкви возникают и с обреченностью верстовых столбов, так же как появились, так и растворяются в мирской красоте обозримых уголков.
Очень похоже на сирень.
Для кого мы строим церкви?
Соломон воздвиг храм, как дом Бога.
Но. Дом Бога – небо.
Христос учил молиться тайно в темной комнате.
Его не поняли.
Не понимают.
Поезд идет своим ходом.

…Его убили, словно между делом.
Из трех крестов сложилась полнота
Последнего кровавого предела.
Жизнь начата.

Сиял провал  не принявший Святого.
Был гроб пророка. Будет - сирота.
Никто не понял, кто же Он такой.
Жизнь начата.

Апостолам, иерархам, прихожанам –
Всем путь открыт голгофою креста.
Предательно, кроваво и несмело
Жизнь начата.

- Глядите, вон еще поезда, и еще, и еще…

Каждый своим путем, но все в одну сторону.
Наш поезд – наша страна.
К сожалению, поезд скорый.
Мы гордимся, что движемся отдельно от остальных составов.
Но, мы боимся своего пути.
Мы мечемся между соблазнами назвать головной вагон то ли третьим Римом, то ли новым Иерусалимом.
И от этого ничуть не ближе к Богу.
Душа болит!..
Перроны, перроны, перроны…
Подали чай! ХО!-РО!-ШО!!!
Колеса стучат. Желудки урчат. Не до «котят»…

Беснуйтесь, варвары!
К чему вериги?
Ведьмин метелей флирт.
Символом славы
Ваших религий
Кремль, как … стоит,
Язычники.
Ложитесь, томные ноги взвысив, в трепетность простыней.
Молите, просите, соблазняйтесь, даритесь…,
Коль теловое важней.
Вытащи рыбу из проруби на лед,
Долго не будет жить.
Земля колышется.
Ее раскачали любители недолюбить.
Вытащи душу из тела на лед.
Долго не будет ныть.
Беснуйтесь, варвары!
Ваша память Сына слезами кровит.
Черви плоские кишок метро,
Человечиной набивают нутро
И производят гумус.
Я не люблю партии.
Партии все – фарс.
К чему вериги, когда в головах квас?
Удовольствие от соития с общественными интересами, выражаемыми лучшими представителями руководящего состава…
Отрава!
Беда!
Беснуйтесь, варвары!
Нет правды в общих принципах организации общества и труда.
Не до Христа.
Деньги льются на тех,
Кто сам отдается жеребствующему кремлю - королю утех.
Питающая проституция субъектов на основе Конституции объекта.
Смех!
Смех!
Грех!
Самолет, сотрясающий землю Перми,
Самолет, улетевший бомбить Тбилиси,
Самолет, успевший дозором мир облететь,
Всё – самолет – смерть,
Произведенный, не важно, какой страной.
От Америки, до истерики – АфганоГрузиноИраноСербоАрабоИПрочееБОЙ.
Беснуйтесь, варвары!
Оргий всех копится жирный грех.
Каждый фраком гордыни в него органически врос.
И князи, и не князи – все из грязи в грязи.
Господи, упаси!
Спаси, Христос!

- Господа! Соблюдайте порядок! Недовольные могу сойти в любой момент, - звучит окрик начальника вагона. А, может, это и не начальник, а просто дежурный?..
Разницы нет.
Да и выйти можно только один раз.
Из всех поездов сразу вон.
Навсегда.
Грех.
Что-то надо думать с тормозами…
Притормозить, остановить, направить обратно…
- Ура-а-а-а-а-а!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! – орет сумасшедшая душа. – Ура-а-а-а-а-а!!!!!!!!!!!!!!!! Я ПО-О!-МО-О!-ГУ-У-У!!!
- Не ори. Мы не одни.
- Да, мы не одни! С нами БОГ! Славой своею Бог. Любовью своею Бог! Волей своею Бог! И, значит, катастрофы не будет…

Отец небесный - свет и слава,
Прими наш трепетный поклон.
Земля и небо – суть держава.
Господни воля и закон.
Дари нам хлеб в работе денной
И не считай людских долгов.
Твоим примером вдохновенным,
И мы прощаем должников.
И не введи нас в искушенье,
Избавь от падшего лжеца.
Все потому, что как творенье,
Мы любим своего Творца.
Твое есть Царство, сила, слава!
И будет так.
Куда ни кинь,
Твоя единая держава - весь мир!
Аминь.
Аминь.
Аминь.

- Кто остановил поезд? Вы что, с ума посходили, идиоты?! Ми-или-ици-ия-а-а!!!!
Стукаются останавливающиеся вагоны.
Хлопают двери.
Люди в панике истерично мечутся по вагонам.
…Какая прекрасная, звездная ночь!
Жаль, по ночам не бывает радуги. Бывает красивая луна, бывают звезды с пятак, бывает северное сияние. Но радуги не бывает. Вы задумывались, почему?
Радуга, как сказал Господь, это напоминание о Завете. Почему ей не быть и ночью?
Кто ответит, почему ночью нет радуги-и-и-и-и!?
Может, потому, что радуга без Завета не имеет смысла. А Завет – это солнце. Не сам Бог, но его солнце, которое приговорено высвечивать все грязные километры нашего падения – скольжения. У ангела тьмы радуги нет. Он с нами не договаривался. Ни чего не обещал. А, мы к нему всем поездом на всех парах!
Идиотизм, братцы…
«Котенок» в груди мяукнул от ужаса, сжался в плотный комочек и зажмурил глаза. Мне страшно. Страшно и нехорошо.
Вроде и поезд остановился. И кто-то уже говорит о спасении. Но еще совершенно темно и нет радуги.

Слепая ночь.
Оттенки не важны.
Под небесами нет ни огонечка.
Прости меня.
Предчувствие вины
Рождает бесконечность этой ночи.
Меж нами кубометры темноты.
Лицом не повернусь
И не останусь.
Моя любовь,
А с ней моя усталость
Тебе так беспросветно не нужны.

Вот так, дни идут, а ночь не заканчивается. В ночи очень красивы величавые, богато подсвеченные храмы! Но двери их закрыты. Любуйся камнем. Христос под замком.
Смотрите! Кто-то идет пешком. Идет туда, откуда мы приехали. Один. Без багажа. Пешком!!!
Над ним смеются высокомерные сытые проводники. Зеваки удивленно крутят палец у виска.
Смеюсь и я.
Смеюсь и плачу.
Смеюсь и завидую.
Смеюсь и кручу палец у виска, вторя массе.
Смеюсь и ненавижу себя за то, что мне не по силам идти ему вслед. Я трус и идиот… Как и все.

А, котенок убежал.
Оттолкнулся лапками, мелькнул тенью и убежал вдогонку удаляющемуся человеку. Он последовал за тем, над кем все потешаются. Он решился!
А мне стало еще более одиноко…

- По ваго-о-она-а-ам! – кричат важные сосредоточенные лица.
- По ваго-о-она-а-ам! Поезд следует дальше-е-е!

Вспомнился недопитый чай. Остыл, наверное. И стало, так жаль остывшего чая, что забылись и тревоги, и терзания, и страх. Захотелось в купе.
Скорее.
Может тепленьким успею допить. Ехать далеко.
Готов.
Готов к дальнейшему пути.
«Котенок» - паршивец сбежал. Да, и Бог с ним. Без него легче…
И, как нож под сердце: «Бог с ним»!?...
А, я от него все дальше и дальше.

Прости, Господь, России образа!
Здесь Библию не многие читали.
Но многие страдали и страдают,
Молитвой окропляя небеса.

Поэты – сплошь адепты самосуда.
А нищие – готовые цари.
Прощать и подставлять щеки не будут,
Но на кресты Россию засекли.

Здесь монастырь прославил Валаама.
Но от того не меньше в нем Христа.
И на груди потомков Авраама
Награды родины отмечены в крестах.

А прославляше Лик Твой богомазы,
Куда сильнее пили и дрались.
И наш Мамона, купола покрасив,
Останется такой же атеист.

Здесь кровь и снег на флагах подле Слова,
Что пролегло небесной полосой.
Здесь ждут Пришествия великого второго,
О первом не расслышав голосов.

Их затмевают крики вечной битвы,
Колокола набатами звенят.
Но, принимая звоны, за молитвы,
Прости, Господь, России и меня.

Гудок локомотива прерывает внутренний диалог пассажира и бунтаря.
Пора спать. Завтра рано…
…А зачем?
Этот вопрос долго мучает. Гложет вернувшееся самосознание греховности.
Сердце успокаивается только тогда, когда сам себе говоришь: «завтра выйду на первом полустанке и налегке пешком обратно.

«Завтра».
Опять «завтра»…

Но это уже не мучает. Найден покой. Приходит сон. И перестук колес вселяет уверенность в надежности и бесконечности выбранного пути.