Предисловие к дневнику маленькой девочки

Полночь, поезд «Москва-Петрозаводск», вычленение корня
 из мандрагоры. «И сильнее смерти любовь» - вещает в приемнике
 Экклезиаст. Не вступай в разговоры и спиртом смывай
 буквы-семечки-споры, это чудище обло-стозевно и лаяй
 на тонкий культурный пласт. Верочка тянет за руку женщину
 с именем мило-Марука. «Вы читаете то, что пишете сами, или
 только другим?» - эта Марука думает-шепчет, но мне не досталось
 ни звука, стоим три минуты, стоим, и стоим, и стоим.
Вот тронулись дальше, и Верочка пишет о сне в золоченой
 теплице, зашел господин Чегодаев, но он прямиком в Мумбай,
сюда иногда залетает кто-нибудь – я напишу о птице, о птице-кунице,
но все говорят мне: «Отдай». Вырывай страницы, устилай ими путь –
 для жизни вне преисподней ничего-то у нас с Марукой
не припасено, королевич в теплице, царица шепчет ему:
«Ты чувствуй себя свободней», но уже начинаются титры,
посмотрим другое кино.

***

Только детские книги читать вам, конечно, рано, да в Петрозаводске и нет неизвестных науке книг. Мы пройдем обнявшись по улице, скажете, Мандельштама, скажете, это рана из незаживших, совсем не живших, святых, глухих. Только детские думы лелеять вы не сумеете, Верочка мне советует за табльдотом: «Ни на что не сетуйте раньше времени, небо меняет масть, мы разложим всё по ячейкам, по ящичкам и по сотам, упадем выше солнышка прямо кому-то в пасть». Только детские мысли рождаются здесь – откажись от десерта, мы пройдем обнявшись по этой улице, пусть без имен пока. Никому не расскажешь? – Нет, здесь созвучие и омерта, на ладони моей созвучие, словно твоя рука.