***

         *          *          *

Ты – не первой свежести,
Ну, а я – тем более,
И «телячьи нежности»
Вызнали до боли мы.

Поцелуи жаркие,
Страсти, равнодушие –
Нами, перестарками,
Все уже прослушано.

Все уже изведано,
Все уже испытано:
Где-то мы – с победами,
Где-то мы – побитые.

Отчего ж так хочется
Снова быть любимыми,
Вопреки пророчествам,-
С жаркими порывами?

Отчего ж так хочется
Снова чувства вешнего,-
Молодость ли просится
В наши души грешные?

Или  - недолюблены,
Или – недоласканы, –
В жизни поогрубленной
Гонимся за сказками…
. . . . . . . . . .

Ты – не первой свежести,
Ну, а я – тем паче…
Были бы мы нежными -
Жили бы иначе.


               


         *              *              *


Все отзвенело…
Вирши шли потоком,
Вздуваясь, будто тесто на дрожжах,
Но нет в своем отечестве пророка,
Стихи – не крепость,
Их не взять наскоком,
И я – уснул,
И тополь мой зачах…

Что ж так темно?
Иль ночь совсем безлунна,
Иль свет померк
В моем безумном сне –
И чувства,
Как оборванные струны,
Повисли плетью в мертвой тишине.

Ни зги не видно –
Шарю по потемкам
И, идеалы походя круша,
Я кожу рву об острые обломки
И рвется с кожей грешная душа.

Эй, отзовитесь!
Хоть словечко бросьте,
Друзья мои любимые навек –
Но лишь за дверью нежеланным гостем
Стоит давно
Мой черный человек…

Зажгите свечи!
Дайте больше света!
Огня скорей хоть искорку сюда…
- - - - - - - -  -

Сегодня вы теряете поэта,
Который ночью
Выпал из гнезда.


               




         *              *              *


Барабанит дождь по подоконникам,
Желтые мерцают фонари
И моя унылая бессонница
В лужах выдувает пузыри.

Дождь полощет бородищей мокрою,
Разогнав под крыши голубей,
И бормочет скучную за стеклами
Сказку для бессонницы моей.

Ни машины шумной, ни прохожего,
В темных переулках – только дождь…
Где-то за домами непогожими
По привычке номер наберешь.

Тихо пискнет телефон разбуженный:
- «Ах, простите!..»
Дальше – тишина.
И моя бессонница заслуженно
Снова барабанит у окна.

И всю ночь не спится
И не пишется:
В целом мире только дождь и я…

Как тебе живется и как дышится,
Муза улетевшая моя?