Самолёт

      Буммммм.... зазвенел гулко огромный золотистый чан, разнеслось эхо на весь зал ожидания, протяжно и красиво. «Ох», – сжалась Нюша, – Боженька, я нечаянно задела, честно-честно, – взглянула с испугом на сидящего рядом с этим громким колоколом священника. Бородатый дедушка в черном одеянии смотрел будто сквозь девочку, безучастно, думая о чем-то своем, возвышенном. Нюша бежала к выходу, петляя меж длинных лавок, многочисленных сумок и чемоданов, чувствуя, как краснеют ее ушки. Тетки с маленькими детьми, мужчины в камуфляже, спящие студенты – все оторвались от своих занятий и провожали ее взглядами. «Скорее, скорее на улицу», – спешила Нюша, и ее косички с розовыми бантами били по спине, взлетали над плечами.
     А на улице светило солнце, цвели тигровые лилии в палисаднике у административного корпуса аэропорта местных авиалиний, и жужжали пропеллерами, заводя свои моторы, самолеты. Тррр-тррр... катались, подпрыгивая, выруливали на взлетную полосу небольшие птички-кукурузники с синими полосами на белых тельцах. Нюша прижалась животом к железной сетке ограждения, просунув пальцы сквозь крупные ячейки-отверстия. «Где ты, птица, что понесет меня в мою сказку», – высматривала глазами. Объявили рейс, девочка обернулась, ища свою маму. Та спешила, с сумками в руках, напряженно улыбалась, покачивая копной каштановых волос, блестящих на солнышке, и искала Нюшу. И вот две веснусчатые девченки уже шли, держась за руки, по летному асфальтовому полю, стучали каблучками и замирали от будущей встречи, каждая – со своим, детским счастьем.
     Дверь-люк закрылась, пассажиры пристегнулись ремнями к креслам, и птичка понеслась по взлетной полосе, дрожа от нетерпения взлететь, и оторвалась от земли, покачивая перепончатыми крыльями. «Ох», – зажмурилась Нюша, чувствуя, как зашевелились волосы на голове и по спине побежали мурашки. Она очень любила небо, но прелесть полета каждый раз нарушал ужасный гул старой машины, сильная тряска и спазмы в желудке в то время, когда самолет проваливался в воздушные ямы. Мама доставала из сумочки кислые леденцы, готовила пакет, на всякий случай (повторявшийся каждый раз) и закрывала глаза, дремала.
     Нюша сосала «барбарис» и выглядывала в маленький круглый иллюминатор. А внизу текла речка, петляла. Земля была такая красивая, пестрая, разбитая на разноцветные квадраты полей. Лес, овраги, деревеньки – все оставалось позади, и по земле вслед за самолетом неслась его тень. «А когда не смотришь вниз – то даже и не страшно», – рассуждала про себя девочка и сжимала пальцами жесткие подлокотники – будто я – птица... Тут же пропадали и жесткие стенки самолета, и этот гул, от которого закладывало уши, и запах вареной курицы с соседнего ряда (святое дело поесть в пути, бррр...). Так здорово кувыркаться в небе, врываться в легкие облака, бороться с сильным ветром...
     Вот и всё, Нюша идет по траве, качаясь, сжимая в руке пакет с последствиями небесного путешествия и вдыхает жадно, раздувая ноздри, свежий-свежий деревенский воздух. Минуту спустя она уже мчится в люльке дедового мотоцикла по пыльной дороге, улыбается до ушей, переворачивая на языке новую конфету, и голова ее покачивается от тяжести большого красного шлема, туго затянутого под подбородком мягким кожаным ремешком.
     «Вот я и дома», – повторяет снова и снова Нюша, улыбаясь все шире, поглядывая на своего любимого дедушку, а белая птица-кукурузница, оставшаяся уже далеко позади, снова смотрит в небо и тарахтит в ожидания полёта своим  мощным и романтичным моторчиком-сердцем.