Акива

    
(Поэма о любви и верности)

  Вступление

Тебе больно, Акива?
Прости!
Я помочь тебе не могу.
Слишком толстые стены веков
Между нами восстали.
Но в глаза заглянуть
Я могу
Твоему врагу!
Он и мой!
Он дошел к нам,
Сквозь крестом осенённые дали...

О, как больно
Вгрызаются грабли
В уставшую плоть!
Я спиной своей чувствую
Зубья, вонзённые в тело...

Я к тебе обращаюсь
Всевидящий, вечный Господь:
Как же ты допустил на Земле
Это чёрное дело!?

И ответа не жду!
И вопросов не задаю –
На коротком веку
Мы видали еще не такое!
Прикрываясь крестом,
За сулимое место в раю,
Пепелилось в печах
Беззащитное тело людское...

Да, бессмертный Господь!
Нет вопросов!
Ответов – нет!
Только жил на Земле,
Мир объявший,
Великий Акива.
Свет вонзивший во тьму –
Удивительный,
Солнечный свет –
Свет, несущий прилив,
И незнающий грусти отлива...

Вот стоит он  -
Немного сутулый,
Еврейский Пастух!
Выбрав праведный путь,
Под хлыстами бредущему стаду.
Жизнь отдавший за то,
Чтоб еврейский очаг не потух.
Чтобы вера и жизнь,
Чтобы верность и честь
Были рядом...

ЧАСТЬ I.

Узкая ступенька –
Чёрточка одна.
В ней – благословение.
В ней и тишина.

Узкая ступенька –
Это наша жизнь:
Постоял мгновение
И срывайся вниз...

Что на ней останется –
Вечное – твоё?
Пестрота фазанья?
Или – мумиё?

Или ветры вешние
Выметут дотла
Грешные, безгрешные
Все твои дела!

Или среди тысяч
Плит,
Сметённых в сор,
Кто-то всё же высечет
Божье слово «ор»!*

И оно просветится
Будто водопой.
Или в бесконечности
Яркою звездой...
             
            *«Ор» - свет. (ивр.)

      1.

Иерусалим. Дом богача Калбы Савуа.
Пред ним высокий, худой, обожженный ветрами и солнцем немолодой бородатый еврей.
- Имя твоё?
-Бен Йосеф. Я – пастух. И сын пастуха.
В комнату, где шла беседа, вбежала дочь  Калбы – Рахель...
-Отец...
 И осеклась, застыла...она встретилась с гостем глазами...

А глаза у  него бездонны –
Утонула  девчонка в них.
Да, бродяжий пастух бездомный,
Потерявший давно родных.
Но не раб –
Свободный, как ветер.
А богатство – пастуший кнут...
Ах, девчонка, зачем на свете
Есть глаза,
Под которыми мрут?!

Молчаливый,
Басок простуженный –
Крыша – небо!
Земля – постель!
Неужели пастух – твой суженый?
Оглянись, осмотрись, Рахель!

Нет красивей тебя в округе.
Будто пламя волос копна.
А вокруг раболепные слуги.
Пояса женихов у окна*...
Выбирай красавца любого!
С полной шекелевой мошной.
И живи добродетельно-строго
Не за первой -
За третьей стеной**...       

И детишек рожай красивых
Сколько щедрый Господь пошлёт.
Разве умный пойдет к обрыву!?
Умный гору-то обойдёт...

Но глаза,
Что угля чернее,
Нос орлиный,
Разлет бровей...
Ей не нужно другого еврея!
Нужен этот –
Седой еврей...

          *Сватающийся юноша у окна вешал свой, украшенный драгоценностями, пояс.
          **За третьей стеной Иерусалима жила самая богатая знать.

   2.

Савуа пастухом доволен:
Сыт лепёшкой.
Водою – сыт.
Верблюжонка в трудном отёле
Лучше  резника сохранит.

Встретит ночью кнутом шакала.
Спрячет стадо от римских пик.
От предбрежья до перевала
Знает каждый святой родник.

А – безграмотен!
Это кстати!
Савуа знает хитрый счёт.
Пастушина-дурак
О плате
Даже торга с ним не ведет.

Не пастух,
А подарок Божий!
Только новая канитель:
Что-то тайное дочку гложет,
Что-то стала грустна Рахель.

Что-то часто
С наёмными вместе
Мчит в стада – на рассвете дня.
Не в обычаях юной невесте
Обнимать ногами коня...

На хозяйстве полно народа
И над всеми есть старшина.
Савуа – богатейшего рода.
А наследница лишь одна...

Отдыхай себе на здоровье.
Бело личико береги.
Дом прекрасен.
Прекрасно подворье.
И подкуплены все враги...

У бассейна шатры из шевра*
На коврах серебро и медь.
Всё оттуда –
Из римского Севера –
Всем ли это дано иметь!?

Что-то с дочкой...
Болеет что ли?
Может порчу наслал колдун.
Восемь раз посыпал он солью
Дом вокруг под сияньем лун...**

Савуа озабочен очень.
Говорил с ней –
Она молчит.
Только что-то частенько ночью
За воротами стук копыт...

                *Шевро – козья кожа тончайшей выделки.
                **Языческое поверье: если вокруг жилья, при лунном свете ,восемь раз
                провести соляные круги, то нечисть в жильё не войдёт.

    3.

Костры, костры!
Вблизи костры –
Вдали –
Пастушьи неприкаянные станы.
Постель для них –
Сухая твердь земли.
А одеяла
Звёзды, да туманы...

Собачий лай...
Наверно шакальё,
Как римляне шныряют по откосам.
А где-то люди спят.
У них – жильё.
И чьи-то руки
Гладят чьи-то косы...

Пастух на звёзды смотрит.
Далеко...
Они моргают,
Вроде бы смеются.
И свет плывёт,
Как козье молоко.
И звёзды уплывут
И вновь вернутся.

А на тропе
Чуть слышен стук копыт...
Вскочил пастух –
О, радость, радость, радость!
Его любовь –
Рахель к нему спешит.
Во все века ЛЮБОВЬ –
Земная сладость...

Так бережно,
Так нежно снял с коня.
Как будто ценность
Мог помять руками.
Не зная поцелуйного огня,
Горячими едва коснулись лбами...

Пылал костёр.
Жевал, дышал загон.
Громадные её светились очи.
А между ними,
Как стена,
Закон:
Хупа* лишь с тем,
Кого родитель хочет...

Ей – восемнадцать!
Сорок два – ему.
Но, видимо,
Была его мудрее.
Сказала тихо, вглядываясь в тьму:
- Нельзя на свете темным быть еврею!

- Ты грамотна!
Читать умеешь ты!
И я хочу к божественному слову.
Но разве сдвинешь камень нищеты?!
Господь к верблюду
Додаёт корову...

Он был высок, красив, седоволос.
Она – прекрасна,
Как земная фея...
И почему-то –
Золотистость кос,
Как будто родилась не от еврея.

Сказала тихо:
- За тебя пойду!
А ты дай слово,
Что пойдёшь учиться...
-Отец – убьёт!
-Убьёт – так упаду...

И засмеялась...
И умчалась птицей...

 У ворот дома Савуа ждал дочь...
       
               *Хупа – еврейский свадебный обряд.

     4.

Чужой закут.
Чужое поле.
Тесть Савуа
Прогнал их прочь.
Да – нищета!
Но лучшей доли
Не хочет проклятая дочь.

О, счастье, счастье!
В час заката.
Вдвоём,
Без раболепных слуг,
Смотреть,
Как кружатся орлята –
За кругом – круг,
За кругом   -  круг.

И лучшей не было минуты,
Чем лоб его к груди прижать.
И кудри,
Крепкие, как путы,
На пальцы кольцами вязать...

И выше не было блаженства –
Его руки на животе...
Инстинктом ощущая женским:
Там жизнь,
Что грезилась в мечте...

И он ей говорил про Бога.
Про мир другой,
Где Божья тишь...
- Мы все у божьего порога:
И я!
И ты!
И наш малыш!
Всё на Земле
Под ним,  Бессмертным.
И человек под ним – один:
Еврею,
Римлянину,
Смерду
Он – Бог!
И – царь!
И – господин...

По вечерам лучина тлела.
Доска,
Кусок известняка.
И буквы криво, неумело
Писала крепкая рука...

Учился жадно и упрямо.
Уже сынишка рядом рос.
Глаза – отца,
Упрямство – мамы.
Как мама – золотоволос...

Наёмный труд,
Судьба – известна.
Дед даже внука не признал...
Рахель смеялась:
- Старый деспот!
Возьмет в могилу капитал!

Смешно,
Но сын отца обставил:
Читал быстрей,
Писал быстрей.
Рахель с ехидцей:
- Эх ты, старый!
Моше наш – истинный еврей...
И день и ночь,
И даже в поле
Овладевал строками он.
И знал уже
В чем беды голи.
Тора –
Один земной закон...

     5.

Уже уложена котомка,
Наполненная тайной слез.
Кто знает:
Жизнь их ждут – потёмки?
Иль вовсе рухнет под откос?!

Уйти нет силы!
Как оставить
Жену и сына без гроша?
Он хочет Господа прославить!
Лишь им наполнена душа.

И Родиной, уснувшей в рабстве!
Семьёй –
Кровиночкой родной...
Там,в ешиботском* божьем братстве
Мир – не мирской!
И не земной...

Там служат Богу1
Только Богу!
Что Бог пошлёт –
Тем и живут.
Дорога к милому порогу
Лежит через великий труд.

-Как будешь жить? –
Сказал Рахели, -
Нет у меня клочка земли.
Концы мы сводим еле-еле.
Зернинки не взрастут в пыли...
А нам лишь пыль приносит ветер.
Как же уйти мне!?
Как уйти?

- Ну, что ты, милый!
Всё на свете
Преодолимо на пути.
Я – молода, сильна, здорова.
Не нужно мне шелков, прикрас...
Учи божественное слово!
Молись за нас!
Молись за нас!

И гладит голову родную:
- Я буду вечно ждать тебя,
А коль придётся в твердь земную –
И смерть приму,
Тебя любя...
 
                * Ешиботник - ученик ешивы, религиозной школы.

      6.

Волосы прекрасные!
Где они, Рахель?
Буйная, атласная
Красная  купель?

Отдала ты волосы
Скупщику под нож –
Под платочком полосы,
Будто сжали рожь.

А в ладошке мелкие
Несколько монет.
Ты довольна сделкою –
Сожаленья нет.

Только муж нахмурился:
- Ах, жена, жена!
Ты теперь, как курица,
В суп –
Ощипана...
      
Рассмеялась смелая:
- Пусть смеётся люд.
Голова-то целая,
Кудри – отрастут!

Дам тебе две денежки.
Три оставлю нам.
Проживём с Мошеничкой –
С горем пополам...

Ты иди, любимый мой!
Явне* - дальний свет.
Господом хранимые,
Не загубим след...


                *Явне – город мудрецов-танаев, один из центров изучения Торы

      7.

Вдоль моря шёл...
Приливы и отливы.
Тяжёлый посох.
Камни да песок...
Идёт Пастух –
Несчастный и счастливый
Туда,
Где солнце всходит –
На Восток.
Блестят в кудрях,
Как соль, седые пряди.
Уже желта густая борода.
Старик!
Куда идёшь ты Бога ради?
Не видевший доселе города?!

Пастушьи тропы знал в своей округе,
Да мельницы
Вращающийся круг,
Что есть на свете
Господа и слуги,
А «правда» там,
Где есть копьё и лук...

Что под пятою римской Иудея,
Забитая и тёмная, как ночь,
И сила  не у Бога –
У злодея,
И ступа,
Чтобы горе в ней толочь...

Идёт Пастух...
И мысли, мысли, мысли
Друг друга бьют,
Как стрелы в Божий щит...

Взошла луна –
Плывёт по звёздной выси.
И море с ней о чём-то говорит...

Идёт Пастух –
Несчастный и счастливый.
Шуршит тропа засохшею травой...
Идёт Пастух,
Чтоб стать навек «Акивой» -
Негаснущей,
Еврейскою  Звездой...


    ЧастьII.

«Искать трудно. Но нашедший - блаженствует.»
                Раби Акива

      1.

Белый город Явне –
Камни улиц и стен.
Паруса вдалеке и вблизи.
Все куда-то спешат.
Пики римских солдат.
Свиньи спят
На дороге в грязи...

Турок, римлянин, грек.
Уйма разных калек.
Шапки красные,
Будто горшки.
Редко – редко еврей
У лавчонки своей
Предлагает купить гребешки...

А Пастух никогда не видал города.
Он испуган,
Монетки в руке...
Надо б хлеба купить
И водицы испить,
Да вода  дорога в бурдюке...

Греки хлеб продают-
Им позволено тут
Продавать и муку и вино.
Всё съестное у них –
Туш бараньих, свиных,
Верблюжат длинноногих полно...

А монетки в руке,
Как в живом кошельке.
Говорила Рахель:
- Береги!
Там злодеев не счесть
И обманщики есть,
Да и просто
Отнимут враги...

Он идёт – удручён.
И грызёт себя он.
Что из дома монетки унес.
Не полезет кусок,
Не польётся глоток –
Из рахелевых милых волос...

И куда тут идти.
Он не знает пути.
Ешиву Бен Закая искал.
Старый белый еврей
Проводил до дверей
В дом,
Зажатый громадами скал...

     2.

Страница,
Страница,
Страница...
До боли,
До рези в глазах.
Слова,
Будто сильные птицы,
Что бьются бессильно в силках...

«Учитель!
Скажи мне, учитель!
В ловушке мы все –
Почему?
Мы истины ищем обитель –
Грехи же нас тянут во тьму».

И лоб осеняют морщины.
Путь к истине труден и долг!
-«О, раби!  Зачем магазины,
Где всё отпускается в долг?
Кому-то –
Лишь соли щепотку,
Кому-то –
Половы в навал.
И буйный,
И добрый,
И кроткий –
Достоин земных покрывал?!
Открыта Великая Книга
И пишет,
И пишет рука.
И обрывается Мигом!
Дорога,
Что так коротка?!»...

И днём,
И в ночи при лучине,
Трепещущей под сквозняком,
Акива плывёт в пучине,
Не ставшей еще родником...

Но станет!
Во имя Рахели!
Но станет!
Во имя Моше!
И даже холодность постели
Даёт упоенье душе...

    3.

Закай!
Великий Закай
Акивою удивлён:
Откуда сила такая?
Ведь тоже не молод он!

Сутулый, седой, угрюмый,
Худой,
Хоть узлы вяжи...
Как будто опутан думой
Стоит у чужой межи.

И точит иглы о камни.
(А чем же добудешь хлеб?).
И носит дрова для бани.
И воду для всех потреб...

И чистит поля от сели,
Вставая всегда чуть свет,
Чтоб передать  Рахели
С оказией пару монет...

И всюду:
Из каждой строчки.
Из слов, что в строку вязал,
С бруска
Для игольной заточки –
Смотрели её глаза...

И губы её шептали:
«Учись, дорогой, учись!
Гони от себя печали –
За всех,
И за нас молись!»

О, как он учился, Боже!
Как медленно пил  Торжество!
И часто холодное ложе
Не мяло тело его.

И часто в часы заката,
Поднявшись на скользкую твердь,
Стоял,
Как ворон крылатый,
Вот-вот готовый взлететь...

Туда,
Где в хижине тесной.
Под гнётом тяжких забот –
Любовь его,
Солнце,
Песня –
Он знает,
Он верит, -
Ждёт!

А годы –
Одно мгновенье.
И, всех удивляя, он,
Уже изучил говоренье
Шести незнакомых племён...

Но мало ему!
Всё мало!
Он ищет явлений суть:
Откуда оно – Начало?
И чем кончается Путь?

Откуда зло в человеке?
И алчности вечный удав?
И льются кровавые реки,
Все божьи законы поправ?

За ним ешиботники следом:
-Акива! Скажи! Ответь!
Что там,
За туманным небом –
Такая же Божья твердь?!

Кто там поля засевает?
Сажает леса, сады?
И в царстве цветущего рая
Хватает ли всем воды?

А он размышляет о Духе.
И пишет о Мишне* труд.
По всей Иудеи слухи
О мудром Акиве плывут...

Закай сказал:
-Благочинный!
Да, ты превзошёл меня.
Иди!
Зажигай лучину
От своего Огня...

                * Мишна – одна из частей Талмуда, свода еврейских законов.

    Часть III.
               
       1.

 Акива шёл домой. Каждый шаг, каждый вдох ,
каждое дуновение ветерка шептали ему: «Рахель! Рахель! Рахель».
               
Всё та же тропа у моря,
Всё тот же посох, сума,
Вдали,
В синей дымке – взгорье
И синих лесов бахрома.

За эти,
За синие горы
Шагать не день и не два.
Страницы бесценной Торы
Листает его голова.

Тринадцати лет не хватило,
Чтоб мудрость её постичь:
«Зачем христианам кадило?
И колокольный клич?
Зачем рисуют иконы?
Ведь людям не виден Он?
И бьют до земли поклоны,
Взирая на небосклон?»

Вопросы, вопросы, вопросы
Упрямо диктуют мозги...

А в небе закат абрикосовый
В овале высокой дуги...

«Зачем её ставит Всевышний?»
Одёрнул себя:
«Очнись!
По-твоему может быть лишней
Сама человечья жизнь!»

И улыбнулся хмуро:
«Переучился, брат!
Сложна человечья натура.
И только Всевышний – Свят...         
И слушать его должны мы.
Он в сердце,
Как в тайной казне...

О, Боже!
Дай счастья любимой!
И сыну!
И капельку – мне...»

    2.

Слышно:
Где-то поселенье рядом.
Тишину пугает лай собак.
Обдало привычным духом стадным.
В море  сполз искристый, рыхлый мрак.

В море огонёк мелькнул далёкий
Барк рыбачий, видимо, плывёт.
«Человек нигде не одинокий,
Коль над ним бескрайний небосвод!»

Улыбнулся:
«Это мудрость Мишны!
И в неё его заложен труд...
Мудрость Мишны оствятил Всевышний,
Много сняв с людей тяжёлых пут...»

Костерок развел под глыбой скальной.
Снял эфод,*
Широкий снял хитон.**
Ссохшиеся, жёсткие сандалии
С ног усталых наземь скинул он.

И не мог уснуть –
Брели картины,
Как верблюды в близкой темноте,
То улыбкой маленького сына,
То Рахели в зыбкой наготе...

«Господи! – молил, - Прости!
Прости мне!
Я подсуден на твоей скамье.
Сколько лет живу тобой единым,
Ничего не дав своей семье...
Ты ведь знаешь,
Что ни на минуту
Я Рахель мою не забывал.
Но волна,
Когда взлетает круто,
Вовсе не волна уже,
А – вал...
Для меня Тора
Взметнулась валом.
Я нырнул в неё
И вот – плыву...
До её безбрежного причала
Вряд ли доплыву –
Пока живу...

От жары дневной припухли веки.
Притушил остатки костерка.
Может быть уснул бы здесь на веки,
Если б месяц скрыли облака...

Тени... Тени...
Понял –
Люд разбойный.
Знал, что развелось несчастных тьма...

Приподнялся и сказал спокойно:
- Подходите! Вот моя сума!

-Кто такой?
-Я человек! – ответил.
-Путь куда?
- За горы! В Бней-Хани!
-Сикли *** есть? Гони нам по монете!
-Три таланта **** есть! В суме они.
И лепёшки там. Берите! Ешьте!
Вы с дороги. Видно – голодны.
Отдохните!
Пусть морская свежесть
Освежит вас брызгами волны!

Сядьте рядом!
Скоро миг прилива.
И снимите тряпки с ваших лиц...
-Кто ты, добрый человек!?
- Акива!
_ Ты – Акива?!
Трое пали ниц...



             * Эфод – накидка без рукавов, внизу заканчивается кистями.
             ** Хитон – рубашка до колен.
             *** Сикль – серебряная  монета, которая ходила в Персии и Иудее.
             **** Талант – римская золотая монета.


       3.

Акива плакал...
Шёл тропой знакомой.
От дома!
От Рахели плёлся прочь...
В горах сшибались
Отголоски грома.
И вспышки молний
Вспарывали ночь...

Акива плакал,
Зубы сжав до боли.
И силы у Всевышнего просил.
Не в добрый час,
По чьей-то злобной воле,
Порог лачужки он переступил.

Он слышал всё:
Хрипящий голос тестя.
И голос дорогой его Рахель.
Кричал Савуа:
-Мёртвый не воскреснет!
Для мертвеца ты бережёшь постель...

Ицхак – богач!
Я дам ещё три стада!
В Ерусалиме  - дом и магазин!
А ты, неблагодарная, не рада!
Что нищеты не будет знать твой сын...

-Уйди, отец!
Хотя какой отец ты! –
Рахели голос иронично твёрд –
-Не нужно нам
богатства и наследства!
Мой муж вернётся!
Ну, а если мертв –
К нему уйду!
Его люблю до гроба.
Забудь дорогу к моему двору!
Моше и я –
Мы твёрдо верим оба:
Вернётся он!
И принесёт Тору...
Да если б он вернулся не учёным,
Его бы снова проводила я.
По подлым римским ты живёшь законам!
А у меня еврейская семья...
Вернётся он!
Он помнит нас –
Я знаю.
Познав Священной Книги глубину,
Великим нужен он родному краю,
Чтобы спасти
И вознести страну...

Он слышал всё:
«Ну, разве я великий?!
Рахель! Рахель!
Ты крепость возвела!
Твой муж не свет познал,
А только блики!
Один Всевышний
Два дает крыла...
Уйти...Уйти...»
За дверь неслышно вышел.
Столкнулся с пареньком –
Лицом к лицу.
«Моше!- мелькнуло, -
Ты со мной Всевышний!
Дал каплю счастья блудному отцу».

Высокий мальчик.
Богатырь плечистый.
Пастуший кнут...
(И он в его судьбе!)
услышал голос ласковый и чистый:
-Ты подожди!
Я хлеба дам тебе...
Исчез  в  двери.
И выбежал с буханкой.
-Держи! – сказал, -
Вот мамин каравай.
Акива сунул мальчику таланты:
-Прошу тебя, их маме передай.

И вниз по тропке.
Вниз... бегом... по тропке.
За поворот...
За темные кусты...
И в небе громом охнуло коротким,
И голос долетел из темноты...

Звала Рахель!
Но он не мог вернуться.
(Нам праотцов сегодня не понять.
В такую глубь пришлось им окунуться –
Во тьме искать –
Святую Благодать...)

Хотели всё познать.
Подняться выше.
Не понимая,
Что во все века
Одна рука
По всей Вселенной пишет –
Одна
Неотвратимая рука...

Растил Акива дерево познанья.
Пристраивал на нём
К сучку – сучок.
И потому опять ушёл в изгнанье –
В манящий мир
Святых, волшебных строк...

    Часть IV.

1.

Прости, читатель!
Знаю – длинновато.
Но ветры не бывают коротки!
А он был ветром –
Свежим и крылатым –
В сердца врываясь мудростью строки.
Из уст в уста
О нём гремела слава.
Толпой ломились в залы синагог.
Он веру римлян называл «отравой».
А Богом был для всех –
Единый Бог...

И люди шли увидеть и послушать
Помазанника Бога на Земле –
Акиву, что пришёл
Тропой пастушьей,
Чтоб Святость раскопать
В земной золе...

Ученики его ловили слово.
(Их сотни было в разных уголках.)
-Скажи, Акива!
Где всему основа?
Здесь – на Земле?
Иль там – на небесах?

Глаза его светились мудрым светом.
Сутулость плеч подчеркивал меил*.
Он не всегда
На всё имел ответы,
Но только правду людям говорил...

                *Меил – пальто, верхняя одежда.

2.

Как улей растревожен Бней-Хани:
«Пришёл Акива к нам!
Пришёл Акива!»
Торговцы закрывались торопливо –
Замки на ятки –
Все пусты они.
Бежит горбун,
Желая исцелиться.
Пыля, калека мчит на костыле.
И стар.
И млад.
Невеста.
Молодица –
Украдкой в чудо-стёклышко глядится,
И тоже
Мчится к Вестовой скале...

А там уже стоял великий старец.
Весь в чёрном.
А скала,
Как пьедестал.
Вознесши руки,
Будто птичью стаю,
Он в небо слово –
 Богу посылал...

А под скалой ученики Акивы.
Их сотни,
Будто чёрных воронят!
Слова вбирая,
Будто зёрна с нивы,
Идут за ним,
Куда глаза глядят...

Его – глаза!
А он-то знал дорогу!
Он четверть века видел этот путь.
В душе Акивы –
Два ютились Бога:
Рахель и Вечный –
В них всей жизни суть...

Его глаза –
Бездонные, как мысли.
Как юная весенняя гроза,
Смотрели не в бескрайность
Вечной выси, -
В родные...
Удивленные глаза...

      3.

Текли слезинки
По щекам Рахели...
Ни белоснежный головной убор,
Ни седина,
Ни годы
Не сумели
Стереть, затмить
Его орлиный взор.

Текли слезинки
По ложбинкам впалым,
Как по пескам усталый ручеёк...
Он знал:
Всего на свете будет мало,
Чтоб вновь разжечь
Тот дивный огонёк.

«Я сделал то,
Что ты,Рахель, хотела!
Смотри, Рахель,
Я с небом говорю!
Мне дал Господь божественное дело –
Пастушье дело –
На Земле творю...»

Он говорил о вечной Благодати !
О том,
Что на Земле пути лихи...

Прости меня!
Прости меня, читатель!
Его слова не закую в стихи...


«Господь был опорой для нас. И вывел на простор.
Спас меня, спас тебя! Он любит нас, ибо держимся мы путей Господних.
И не отступим от Бога нашего!
 Господи!
Пусть угодны будут тебе слова мои и помышление сердца моего перед Тобою...»
               Раби Акива


    Эпилог

Над могилой Акивы
Олива цветёт! –
Будет плод!
Значит будет плод!
У могилы Акивы
Трава не растёт –
Прорастает  еврейский народ...

  Август – декабрь 2008 г.