***

 ДНИ НА ДНЕПРЕ (рассказ ветерана)

Полвека помню – лучше бы забыть!
Да как забудешь, посудите сами?
То вам не «Гамлет»! Быть или не быть?
И, до сих пор, стоит перед глазами:

В осеннем небе «Юнкерсы» гудят,
Несут гостинцы, весом до полтонны.
Остатки роты, мокрые до пят
Цепляются за ржавые понтоны.

Окрасил красным, берег, не закат!
Сочит днепровский склон солдатской кровью.
Их трупы прячет мрачная река
Российским бабам, назначая долю вдовью.

Чернеет берег правый, что стена.
Там наша смерть и маршальская слава.
Да если б, братцы, только не война,
Я за полдня, туда бы, дважды сплавал.

Наш политрук давно ушел на дно,
А сам с утра нам обещал «Героев»!
Лишь старшина, вцепившийся в бревно,
Как и всегда, начальство матом кроет.

Мы с ним воткнулись в берег, что сомы,
Лишь вещмешками, прикрывая спины.
Он толковал о прелестях кумы…
Потом его достал осколок мины.

Я двое суток обживал плацдарм,
Скакал от пуль, как лещ на сковородке.
За что мне орден выдал командарм
И замполит накинул фляжку водки.

Урчали танки, завершая бой
Согласно планам и приказам Ставки
И был пропитан полдень голубой,
Щемящим духом, богородской травки…

Нам хорошо! Вновь в моде ордена.
А старшина? Плевать ему на моду!
Кто вспомнит нынче, как их имена?!
Ушедших на Днепре, тогда, под воду…


  MOSCOW  LOVESTORY

В подмосковной электричке
Повстречалась мне москвичка:
У нее глаза под осень
И тоскующий оскал,
Щечек цвет не очень сочен,
Но потрепана не очень,
Словом все, что я так долго
И мучительно искал.

Бедро у Нинки крепкое,
Я к ней, как дед за репкою,
Забыв про бабку в справочке –
Взыграла в жилах кровь.
Тесню ее на лавочке,
Читаю для затравочки
Есенина с Асадовым,
Конечно, про любовь.

Жеманство! На хрена оно
Обоим нам в Чертаново,
Слова летят как семечки
И чувств девятый вал,
Да мысль все долбит в темечко,
Что вот настало времечко
И где-то в прошлом скроется
Савеловский вокзал.

В Чертаново, в Чертаново
Мы жизнь срисуем заново,
Там ждет квартирка тихая
И мамин абажур.
В себе скрывая психа,
В подъезд влетаю лихо,
В глазок мамаша пялится,
Я вижу – подхожу.

Накрыли нам поляночку
Пельмени и соляночку,
Блестит родной слезинкою
Пузатенький графин.
Мы чинно сели с Нинкою,
А мать, смахнув пылинки:
«Давайте, мол, знакомиться,
Вот я - не из графинь.

Была я секретаршею,
Но не простой, а старшею,
А муж мой, папа Ниночки,
Представьте, был поэт.
Теперь мы сиротиночки,
Ты будешь мне как сыночка,
Опорой Нине с детками.
Согласен или нет?
Размяв немного челюсти
На кулинарных прелестях.
«Я – за! Но только, мама,
Не надо гнать коней.
Скажу Вам, мама, прямо
Я видел столько хлама,
Что Ваша дочь за дама,
Хотелось поподробней
Узнать от Вас о ней.

Мы жить решили вместе,
А тут такие вести,
Вот Ваш намек на внуков,
Их сколько? Где они?
Тащи сюда их! Ну-ка,
Пускай развеют скуку,
Пять лет в лесах мордовских
Я так хотел  родни.

Из спальни быстро Нина
Ведет старшего сына.
Амбал, косая сажень.
Надень мундир, солдат.
Как шейх арабский важен
Уже с усами даже.
Вот лишь обличьем странен,
Живой Анвар Садат.

Я чуть сомлел, в натуре,
И брякнул старой дуре:
«Откуда был папаша?
Мамлюк или зулус?»
Заныла тут мамаша,
Что в фестивальной каше
Случился с дочкой странный
Пардон, месье,  конфуз.

Она с подружкой Любкой
В коротких очень юбках
За стойкой пиво дула
И водку из горла.
Знать сквозняком надуло,
Когда упав со стула,
От жуткого волненья
Ходули задрала.

Ну, парень  я не робкий,
Приняв еще две стопки,
С лица, согнавши тучку,
Набрался снова сил.
Тут бабушка за ручку
Из кухни тащит внучку.
Я челюсть еле вправил
И ласково спросил:

«А это что за чудо?
Чукчанка, гадом буду1»-
На сердце стало гадко:
«А может, эскимос?»
Тут, не играя в прятки,
Что алеут с Камчатки
У этой дочки папа –
Был враз закрыт вопрос.

Как разъяснила Нина
С довольно кислой миной:
«Гуляла необутой,
И вдруг ее цунами стащила в океан,
Там рядом алеуты,
Один скумекал круто.
Ругался, правда, сильно,
Но бросил ей аркан.

У них там это норма,
Лишивши крабов корма,
Всю ночь со мной возился,
Гоня простуду прочь.
Потом, понятно, спился,
Исчез, как появился.
Нет даже алиментов,
Осталась только дочь.

Мы выпили за дочку
И, чтоб поставить точку:
«Давай, - кричу, - Мамаша,
На брудершафт глоток!»
Решив, что я не страшен,
Шипит: «В семействе нашем,
Вот так уж получилось,
Еще один сынок.»

Я, выбив дробь зубами,
Ответил этой маме,
Что где-то есть и грани
Между добром и злом.
Хотя мы не в Иране
Подход к морали странен.
Себя впервые в жизни
Я чувствую козлом.

Но тут темнее ночи,
А, может, грязный очень,
К столу пацан прибился
И сразу – мне в карман.
Я салом подавился,
Сначала удивился
И наконец-то понял:
Попал не в свой шалман.
Я вспомнил, что когда-то,
Однако был юннатом
И атлас мира в кожаном
Портфельчике носил,
Что Дарвином изложено,
Где людям жить положено,
И неграм, им несвойственно
Рождаться на Руси.

«Допьем,- сказал я, - позже.
Мне истина дороже.
А это чей ребенок?
С чего здесь генный сбой?
Сидевший прям с пеленок,
Я не лишен силенок,
Но стать всей своре папой
Я не рискну собой.

Тут в бой вступила мама:
«Вам, посидевшим тама,
Почти что в неолите,
Полезно знать, что к нам
Бывал в страну с визитом,
То грабленый, то битый,
Но богом не забытый,
Какой-то там Менгисту
Но Хайли Мариам.

Он был у них поэтом,
Конечно, не Хикметом,
Об этом нету речи,
Понятно, не Шекспир.
И с Ниной были встречи
Почти что каждый вечер
Они хлебали пиво
За дружбу и за мир».

И тут я не сдержался,
Не то чтобы ругался,
А так, расправил плечи,
Рога стряхнув под стол,
Которые весь вечер,
Как на божничку свечи,
Мне на кочан лепили,
Чтоб я их нес, как вол.

Взяв в руки все, что нужно,
Семейка в драку дружно,
Толково и со вкусом,
Небось не в первый раз.
Мелькают негр с зулусом,
И параллельным курсом
Отродье алеутское
Горчицей метит в глаз.

Обрушив град тарелок,
Сужают круг умело,
Гляжу, погода хмурится,
Повяжут здесь меня.
На всю мамаша улицу
Кудахчет, словно курица:
«Ратуйте, люди добрые,
На нас напал маньяк!»

Как витязи с доспехами,
В момент менты подъехали,
Каргу с балкона вынули
И дали всем отбой.
Когда опасность минула,
Маманя с дочкой скинулись
И, дав ментам сто долларов,
Вменили мне разбой.

Вот так тогда в Чертаново
Срок заработал заново,
В бурятский мелкосопочник
Отвез меня конвой.
Теперь не пью ни стопочки
И у буряток попочки
Уж как порой не хочется
Не трогаю рукой.


      БАЛЛАДА О СТАРОМ КОКЕ

На борт, что в кассу, прут толпой пираты.
Наживы запах всех вгоняет в раж.
Нам выпал, на сегодня, день зарплаты!
Испанский брандер взят на абордаж.

Над головами ветер треплет снасти.
-Солдат на рею! Экипаж за борт!-
С молитвой те, кто избежал напасти,
Легли на курс, и вплавь, в ближайший порт.

Лишь старый кок, набычив круто шею,
Подставил грудь пиратскому ножу.
Кричит: - Шпана! Я плавать не умею,
А жить хочу и кое-что скажу!:

-Наш капитан, служил короне свято,
Но золото любил не меньше вас
И кое-что, я знаю где, припрятал,
На черный день, а может про запас.

На островке, что к весту от Гаити,
Лагуна есть, Я путь вам укажу,
А у мулаток, там такие тити…
Вот только вспомнил, и уже дрожу!-

Три тысячи чертей и бочка рома!
Нас, грешных, фартом дарят небеса…
Все по местам! И, под раскаты грома,
Мы под пассат подняли паруса.

Три дня пути и наш фрегат у цели.
Вошли в лагуну, подождав прилив.
Кок, рулевому указал все мели.
Он нам не врал и знал здесь каждый риф.

Мы причесали джунгли под гребенку,
Песчаный берег, превратив в отвал.
Такую мать!.. И сто чертей в печенку!
Я на галерах  меньше уставал.

И юнга Билл, отбросив прочь лопату,
Дыша неровно, словно старый мул,
На все Карибы разразился матом:
-Всем якорь в глотку, он же нас надул!

Сам на борту мулаткам чешет спинки,
Спагетти нам навешал, старый гад!
Пора по коку отмечать поминки,
Давайте, братцы, двинем на фрегат!-

Десятки страшных диких наказаний
Рождалось в наших буйных головах.
Мы с чувством били кока у бизани,
Он как-то извинялся на словах:

-Простите черти! Бес слегка попутал.
Хотелось жить, вот и наврал про клад.
Конечно, получилось слишком круто,
Но, межу нами, я представьте рад.

Как не крути, а миг удачи краток,
Что обманул, простите подлеца.
За все «мерси», особо за мулаток!
Я с ними хорошо попил винца.

Мне очень жаль, что я для вас обуза,
А сколько злобы в ваших кулаках…-
И он шагнул с кормы на корм медузам,
Оставив нас навечно в дураках.

Жизнь, как прекрасна так же и жестока.
Былые беды поросли давно быльем,
Но первый тост у нас:- «Давай за кока!»
Звучит всегда, когда в тавернах пьем…


      ДУМА КАНДАЛЬНИКА

Туман над речкою, по утру, стелется,
Пуховым облаком, да над рекой.
А вот печаль моя не перемелется,
Ни как тоске моей, не стать мукой!

До долу клонится моя головушка,
Тревоги-горести мне не унять.
Не для меня поет, в кустах соловушка,
И всходит солнышко -  не для меня.

Мне, забубненному, как пташке в омуте,
Куда не кинешься – все бед ушат,
И черной кошкою, по темной комнате,
В потемках мечется моя душа.

На бережке речном, прям как на паперти.
Затих на миг в ушах кандальный звон.
Там, впереди, Сибирь! Отцу и матери
Один туман, теперь, снесет поклон.

Пускай царям – свое, а богу – богово!
Я торопливо жил, но сей завет храня,
И не просил, кажись, у жизни многого.
За что ты, Господи, казнишь меня?

Любил на волюшке, я девку красную.
При каждой встрече, горел огнем!
Шальную девицу, любовь несчастную
Добыл силенкою и кистенем.

На скулах стерпится, на сердце слюбится.
Но не надолго с ней, я счастлив был.
Измена подлая, на завтра, сгубит все…
Я их с дружком застал, и порешил.
 
Теперь мытарюсь здесь, в чужой сторонушке.
За смерть зазнобушки – не задарма.
Не для меня поют, в лесах, соловушки,
Не для меня печет блины кума…

Кузнец, лихой мужик, из Расковалово
Лишит по вечеру кандальных пут.
Три тысчи верст домой, считай, без малого
И те, что жить хотят – не убегут!

Туман над речкою исчез, как не было…
Дай, Бог, в дороженьку маленько сил!
Знать, таки, много я от жизни требовал,
Когда из ревности людей сгубил.


         ЗЛОУМЫШЛЕННИК.
«римейк по рассказу А. П. Чехова»

Я не виновен ваша честь,
Какой террор? Какая месть?
Инкриминируйте, но проще!
Я, верен в бартере рублю,
Да и всегда весь мир люблю,
А если выпью – даже с тещей!

Конечно, явный оговор.
Загнул товарищ прокурор,
Знать с бодуна, такой сердитый?!
Мой шурин член КПСС,
А я, на склад, по пьянке влез…
Какие, к шуту, мы - бандиты?

Из- за чего такой сыр-бор?!
Нет, я конечно не в укор,
Но если разобраться в сути…
И так ли велика беда,
Произошла в стране когда,
Мы продали два пуда ртути?

Нет, мы не путали следов!
Да с этих воинских складов,
Живет почти, что вся округа.
Там есть снаряды и иприт,
В ассортименте динамит,
Им рыбу глушим на досуге.

Там в котловане слита ртуть.
Согласен с вами, просто жуть!
Сходите. Вам покажут люди.
Как много! Ну, не знаю я…
Вот вам, гражданочка-судья
По пояс будет.

Да нет, у нас, преступных групп!
Народ, простой, не так уж глуп.
Мы, краж, не отягчаем планом. 
Бабенки наши изредка,
От колорадского жука,
Картошку брызгают заманом.

Но тоже, строго «тет, а тет»,
Чтоб не терять иммунитет.
Нам мужикам иначе «крышки»
На женщин действует заман,
Как эротический дурман,
Любви хотят без передышки…

Что, значит, ртуть с ипритом яд?
Да мало, что наговорят!
Конечно, есть у нас мутанты.
Так это с тех далеких пор,
Когда Колчак с востока пер,
Сработал генофонд Антанты.

Вдруг у меня взрастут рога?
Ну, значит, женка не строга.
Опять схлестнулась с бригадиром…
Нет, нет, не буду бабу бить!
Вам нет резона нас садить.
Давайте, отпускайте с миром.

Простите, граждане, за мат,
Я, тоже, знаю сопромат,
А с ртути гонят амальгаму.
Чего вы гоните волну,
Что мы здесь продали страну
«No passerine», такую маму!

У нас народ, конечно, пьет,
Но, тоже, каждый патриот,
Московской не гордясь пропиской.
Вы, надругались над страной,
Одеколон исчез «Тройной»,
А был на вкус не хуже виски!

По правде, ежили, сказать
Там наверху, такую мать,
У вас подход к проблеме узкий.
Вам о правах не ведом билль,
Когда мы продаем утиль,
То это бизнес, но по-русски!

Вы сами всякой, блин, шпане
Бывать дозволили в стране,
Он нам представился, как Шредер.
Ну мы, конечно, от щедрот,
Всего за долларов пятьсот,
Плеснули ртути пару ведер.

Понятно, Блэру или Бушу,
Мы так бы не открыли душу.
Им не хватило бы потуг,
Купить, ту ртуть, за тыщу даже…
А Шредер! Как ему откажешь?
Он президенту первый друг!

Кто знал, что это криминал!
Вон шурин пить бы с ним не стал,
Согласно ленинским заветам.
А цену нам обосновал
И часть дохода пропивал,
Сам председатель сельсовета.

Вот если это все учесть,
Мы не виновны, ваша честь,
Хотя согласен, в чем то слабы.
Судите сами, что с нас взять?
Впаяйте нам условно пять
И отпустите нас до бабы!

В Москве, слыхать, поболе прут
И то у них, Басманный суд,
Не всех стрижет одной гребенкой.
Понятно, там другой размах,
На олигархе – олигарх!
Зато у нас, по три ребенка.

Ртуть это – яд, понятно мне.
Она нужна родной стране,
Как понял я, для колорита.
С ней легкой не получишь мзды,
Теперь мне это до звезды,
Пускай сверкает, где разлита!

Клянусь здоровьем, ваша честь,
Коль вы поможете не сесть,
Как только доберусь до дома
Детишкам маленьким в пример,
Займусь как юный пионер
Проблемою цветного лома!

Пусть слышат из кремлевских стен,
Как вновь гудит у нас мартен,
Дадим стране угля и стали!
Да здравствует российский суд!
Ведь просидев по году тут,
Мы, с шурином, умнее стали!


ВОСТОЧНО-ПОЛЕВОЙ  РОМАН
или «Бухарский пленник»

Чартер наш, Чита – Медина,
По техническим причинам
Посадили в Бухаре.
Там и встретилась мне Дина.
Не девчонка, а картина,
Как родник в крутой жаре.

Я повел себя павлином.
Вместо лампы Алладина
Свой бумажник смачно тер.
На подушках паланкина
Щебетала резво Дина
Про любовь и про сестер.

Под чинарой, под чинарой
Миловались мы с Динарой.
Пахло вроде резедой.
Мы резвились, как в угаре
И она была не старой,
Я же просто  молодой.

Дочь бухарского еврея
Объяснила не краснея,
Сыну северной страны,
Что упругий бюст имея,
Кое - что еще умеет,
Что шальвары - не штаны.

Тьма цикад трещала в кроне.
Мясо плавало в бульоне.
Стыл в пиалах терпкий чай.
Глупой страстью распаленный
И Динарою плененный,
Я, в тот вечер не скучал.

Ночи будто не бывало,
Солнце встало над дувалом
И мулла пропел подъем.
Мне вдруг захотелось сала,
Все же сил отдал не мало,
Проведя всю ночь вдвоем.

Таки мы не шиты лыком,
Я напился из арыка.
Встал за глиняный амбар…
И пока я горе мыкал,
Появились трое с криком:
-Шурави! Аллах акбар!

Говорю: - Велик и что же?
Вон у нас есть Бог, но тоже
Сколько в церкви не сиди,
А похмелье снять не может.
Может, кто из вас поможет?
Шает каменка в груди!

Только зря я им о Боге,
Все надежды о подмоге
Враз растаяли, как дым.
Оказались парни строги.
Перекрыли мне дороги
И кричат: - Гони калым!

Знать, мозги чалмой примяты!
Что вы мелете ребята?
Это ж форменный разбой!
Мы живем в России с матом,
Но любовь – вот это свято!
Столковался, – спи с любой.

Только речь – пустое дело.
Добрались они до тела,
Крошат словно на манты.
Подскочили два пострела
Тоже бьют уже умело
И шипят: - Послушай, ты!

Сын собак и сам собака!
Ты с узбечкой спал, однако.
Ейный дедушка эмир
Целый утро горько плакал
И решил, за связь без брака,
Сделать твой башка – секир!

Дескать: - Мы, Динаре - братья!
Ты к ней ночью лез под платье
И устроил здесь стриптиз.
Нам навлек на род проклятье…
Тут, конечно, вспомнил мать я
И пошел на компромисс.

Внятно, старшему чучмеку,
Объяснил, как человеку:
-Понимаю, не дурак!
Я, то здесь проездом в Мекку,
Но коль хочется узбеку,
Добровольно сдамся в брак.

Дав еще пинка, для виду,
Вмиг закончили корриду.
Будто жертвенный баран,
Сохранив свое либидо,
Чуть не ставши инвалидом
Я, поклялся на Коран.

Братьям быть отныне другом,
А сестричке их, супругом.
Та снаряжена уже!
Вон, с подругой ходит цугом,
В нетерпении по кругу
И конечно в парандже.

Все попили и поели,
Даже что – то, хором спели.
Я, топил печаль в вине…
Гости быстро окосели
И снесли  меня к постели,
Так сказать, к моей жене.

Там в потемках, да и спьяну,
Я прильнул до Дины рьяно
Долг семейный исполнять.
Баба, вроде без изъяна,
Значит поздно, или рано
Суждено семейным стать…

Утром встал. А где же Дина?
Что за странная картина?
Рядом спит под паранджей
Вместо ягоды – малины,
Куча вяленой калины…
Да и бюст совсем чужой

Тут ввалились братья с папой
И гурьбой меня облапав,
Прояснили что к чему.
Карты были сразу с крапом.
Дав сто долларов на лапу,
Динку наняли саму!

Здесь, в семье, четыре дочки
Все закисли точно кочки.
Спроса нету на товар.
Дина ж сдвинула за ночку,
Это дело с мертвой точки.
Первый ты! Аллах акбар!

Я, теперь, считаюсь беком!
Деток делаю узбекам.
Что почище – те мои!
Обречен, здесь жить навеки,
Ем на праздник чебуреки,
И читаю Навои!


   ТОСКА  В  ХАРБИНЕ

В полутемном борделе Харбина,
Нам поет китаяночка Ли,
Полупьяно, печально и длинно
О своей несчастливой любви.

Тени смутно по стенам мерцают,
От, зажженных по залу свечей,
И туманная мгла наплывает
Из за хрупких дрожащих плечей.

Заунывное, тихое пение
Гонит волны неясной вины,
Словно ты виноват в разрушении,
Всей Великой китайской стены.

Лица рядом, что луны в тумане,
Полон зал, а вокруг не души.
Кто то шарит ручонкой в кармане,
От юаней избавить спешит.

Где то рядом рассвет над Харбином.
Голова нестерпимо болит.
И поет нам, тоскливо и длинно,
О любви китаяночка Ли.
 


У барной стойки, в Сингапуре,
Я объяснял малайке-дуре,
Что лучше сразу двести грамм.
Так голова трещит от боли!
Тебе за деньги, жалко, что ли?
Я, русский! Слышите мадам?

Дите, оно не виновато,
Коль по природе мелковато,
Ну, как им наш размах понять!
Она меня не понимала
И так же тупо наливала,
Опять, всего по двадцать пять.

Я, понял, в ихнем Сингапуре,
С похмелья сдохнешь, на смех курам!
А полки ломятся от вин…
Слаба культура у народа,
Сообразить без перевода,
Собрали митинг у витрин.

В меня и в рюмку пальцем тычут,
И по малайски хором хнычут,
О чем? Пол Пот не разберет.
Ну, думаю, такую маму!
Устроили с меня рекламу…
Тогда гляди, как русский пьет!

Я спину, подтянув к затылку,
У барменши, изъяв бутылку,
Закончил разом, из горла.
Смотрите,  с ужаса косея.
Вот этим и сильна Рассея!
И потому не умерла…

Мой номер приняли на славу,
Я повторил разок на «браво»
И пару рюмочек на «бис».
Двум, желто-рожицым девчатам,
Частушки наши выдал с матом.
Но все-таки – «эскьюзьми плис»!

Да, очень чисто в Сингапуре.
В местах общественных не курят…
Могли бы жить себе, да жить
Девчат не мало очень славных,
А жизни смысл утерян главный!
Умны, но не умеют пить!

  ХРОНИКИ  ПЕТРА  ВЕЛИКОГО

Не отыскать в Москве покоя.
Раздор и смута средь стрельцов,
Законы дедов и отцов
Растоптаны шальной толпою.
Царевна Софья хочет трон.
Гонимая стрелецким матом,
Царица с маленьким Петром
Покинет царские палаты…

И даже шапка Мономаха,
Мольбы, идущие с колен,
И толщина кремлевских стен
Не защитят царя от страха,
Что в каждом приступе падучей,
Сквозь леденящую тоску,
Влезал в мозги змеей ползучей,
Стекая струйкой по виску.

Петр много наломает дров,
Не пощадив того, что мило,
Уже в войсках потешных сила,
Боярин Шеин взял Азов.
Но вновь  волнуются стрельцы,
Хлебнувшие в боях свободы,
Опять бунтуют подлецы
И смуту сеют средь народа.

Опять летят по весям вести,
Полезно всем и всюду знать,
Тех, кто посмеет против встать,
Ждут палачи на лобном месте.
Уже рванув с груди рубаху,
Молитвы, вымолвив слова,
Стрелец последний влез на плаху -
И глухо рухнет голова.

Трещат старинные уклады,
Теперь на западный манер
Мнет дамам русский кавалер,
На танцах, пышные наряды.
Демидов потрошит Урал,
На каждой речке по заводу
Он для страны дает металл,
Мельча людишек на породу.

Петр, опрокинув рюмку водки,
С оттяжкой, с полного плеча,
Не хуже ката – палача
Сыновний вопль вбивает в глотку.
Аж кожа лопает на сгибе,
Боль пузырится из орбит.
Царевич корчится на дыбе
И будет до смерти забит.

Вина, хлебнувши от души,
Прочь из немецкой слободы,
Уже лишенный бороды,
Боярин радостно спешит.
Ему плевать что принял срам,
Что дали в морду на дорогу,
Что сын отправлен в Амстердам…
Живой..! И это, слава богу!

Балы безумны и красивы,
Но гибнут русские сыны,
Во славу северной страны
От Нотенбурга и до Хивы.
Царь дарит маршалам награды,
А русский смерд - кто зол, кто гол -
Не ради славы – жизни ради
Бежит на Терек и Тобол.

Бурлит уставшая страна,
Россию, повенчав со славой,
Петр шведов гонит под Полтавой,
Но есть всему своя цена!
И не отмоешь до бела,
Сколь дифирамбов бы не пели,
Любые черные дела,
Свершенные, пусть для великой цели.

Дуреет челядь от вина,
Царица - вся в Петровском стиле,
Соратники весьма хвалили,
Но нынче – верная жена.
В Европе косятся с опаской,
На свет в Балтийское окно,
Расписывая в книгах в красках,
Как маршалы крадут сукно.

Под вьюги свист или дожди,
Как ни грохочут барабаны,
Но только поздно или рано
Со смертью встретятся вожди.
О ком всплакнут украдкой дамы,
Соратники сверкнут слезой.
Иным еще помогут сами
Поторопиться в мир иной.

Вот в Петербурге,  на века,
Достигнув цели через дыбы,
Взирает Петр с гранитной глыбы
На милый Запад с высока.
На медный всадник гадят птицы,
Под глыбу – люди, втихаря.
Природа власти не боится.
Ей безразличен гнев царя!

Кто победил? А кто побит?
И это, то же безразлично,
Но очень даже символично,
Что часто там на травке спит,
В туманных бликах белой ночи,
Из прошлого неясный след,
Когда-то грозный, даже очень,
А нынче – просто пьяный швед!


Уронив золотистые кудри,
Словно листья в салат, за столом
Пьет Есенин, с вертлявой лахудрой,
Заливая усталость вином.

«Слышишь, Дора!» – кричит: «Без возврата!
Мне не надо ни Зин и ни Галь,
Ну и пусть ты слегка старовата,
Мы посмотрим с тобой Плас Пигаль!

Надоело уздечку режима,
Словно мерин рязанский носить,
Выть на звезды с Качаловским Джимом
И с барыгами нашими пить.

Заграница, занятное дело,
Здесь в России, я слыл золотым,
Был в Америке – числился белым,
Чуть по пьянке не стал голубым.

Там же то же дерутся и плачут,
Но у нас это как-то милей…
Вон канает с подругою хачик.
Айседора, обоим налей!

Ну и что,что армянский не знаем,
Не будите собаку во мне!
Я, к тому же, сейчас вспоминаю:
Он, - Камо,а она - Шаганэ!

Впрочем ,лучше, махнем до театра,
Ты на сцену – я, лягу в партер
Мне все кажется, может быть завтра,
Я уеду в отель Англетер.

И оттуда уйду без возврата
В неизвестные дали Земли,
Будут в русских полях виновато,
Обо мне вспоминать журавли.

 ОТКРЫТОЕ  ПИСЬМО ДЕПУТАТАМ
    ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ
     ОТ ДЕВУШКИ С УРАЛА

Вы простите, что без мата.
Матом здесь мы говорим.
Я же, дяди-депутаты,
С вами буду про интим.
 
Ох, беда у девки красной…
Никто замуж не берет!
Лишь один сосед согласный,
Да и тот паршивец пьет.

Все подружки над проблемой,
Вместе с девушкой скорбят:
Почему над этой темой
Власти думать не хотят?

Наркомания и пьянка
Наплодили бед крутых –
Девки сохнут в лесбиянках,
А ребята в голубых!

Футы-нуты губки гнуты,
А заглянешь к ним в штаны
И отыщешь за минуту
Генофонд для всей страны.

Нет, ребяты-депутаты!
Каждой куре – свой шесток.
Вот, вы, пялитесь на Штаты,
А у нас пока Восток!

Здесь, у нас, другие беды.
Незамужних баб, как мух!
Мы не сможем жить как шведы,
Девка там – одна на двух.

Нам не надо и гарема.
Хватит нам очередей!
Можно же решить проблему,
Что бы все, как у людей.

Вы пасетесь там у трона,
Стадом племенных быков
А в российских регионах
Не хватает мужиков.

Шевелите там мозгами,
Реформируя в стране.
Прекращайте жрать салями
И топить бюджет в вине.

Ишь, отъели тамо хари,
В телевизор не впихнуть.
Чуть из грязи –сразу барин!
Впору вас домой вернуть!

В Думе дел не передумать
Не ленись, ядрена мать.
Мужиков, к примеру, можно
Напрокат в Китае брать

Призыв проводить активно
И который холостой,
Отсылать альтернативно,
К незамужним на постой.

Мы облегчим вам вопросы.
Проведете призыв влет.
От девчонки кто закосит?
И рождаемость попрет.

Кто любовью нас одарит,
Если клуб в деревне пуст.
У меня ж, как на опаре
Прет который месяц бюст.

Дни мои прискорбно серы,
Ночи сплошь без сна верчусь.
Принимайте срочно меры.
Мужика себе хочу!!!

  ДЕСЯТЬ ЛЕТ БЕЗ ПРАВА
        ПЕРЕПИСКИ

Мне вчера, на хвосте,
Принесла белобока сорока,
Из родимых краев невеселую весть,
Что ты замуж идешь,
Не дождавшись заветного срока.
Может сильно устав,
Может, просто забыв, что я есть?!

И теперь, до утра
Мир замкнется бараком.
Серой плесенью дум перепачкает сны.
Девять лет протерпев,
Если точно считать, даже с гаком…
Как же ты не смогла…
Жаль, что ты не смогла до весны!

А по правде сказать,
Мы, с тобою, давно не знакомы.
По судьбе у тебя, пронеслось три войны!
Мне же здесь вспоминать
Про родные хоромы,
Только душу травить
Или сдуру, хлебнуть белены.

Я тебя не виню.
Это только судьба виновата
Виноват трибунал, что лишил «кубарей»,
Виноват наш сосед,
Что донос написал поздновато.
Я бы вышел тогда
На полгода на волю скорей.

Я конечно шучу,
Что б мне век не видать больше воли!
Мое сердце давно, без любви и молитв,
Но сегодня оно,
Встрепенулось от боли.
Дай, Бог, счастья тебе!
И пускай оно чаще болит…

   МЕНДЕЛЕЕВ

Менделеев мечет стрелы,
Вот же бог дочурку дал!
Любу любят Блок и Белый
И в семье опять скандал.
 
Только взялся за валентность,
А жена уже жужжит:
«Митя! Дети спят валетом.
Разберись и доложи.»

Дочь шипит, еще не краше:
«Я блуждаю средь кудрей!
Спать ложусь – и вроде Саша,
Просыпаюсь, – нет, Андрей.

Да к тому же, в браке с Блоком
Обнаружился изъян!
Я ошиблась в нем жестоко:
Он бывает часто пьян.

У меня все  сердце в ранах,
Он на денежки мои,
Хлещет в гнусных ресторанах,
С незнакомками аи

Вон вчера, возле трамвая
Спал с девицей на руке,
Правда, девка не живая,
Но в моем цветном платке.

Белый тоже мне не пара,
Но прошу меня понять,
Я же скоро стану старой-
Кто придет меня обнять?

Ты, вот чемоданы чинишь-
Все, работа, коль попрут,
А для бабы, это финиш,
Если ночью бюст не мнут.

Я не буду жить иначе,
Ты не спутай с бромом йод,
Я пойду Андрея спрячу.
Мать увидит, – наорет!

Менделеев взял пижаму,
Ощутив в затылке гул,
Вгорячах  махнул сто граммов
И тотчас слегка вздремнул.

Ему снились Блок и Белый,
Груда дочкиных трусов
И над этим всем висела
Схема атомных весов!