Париж. Очерк

Здравствуй, Дорогой Читатель! Без лишних вступлений и раздачи почестей хочу приступить я… Ой-ой-ой… Впрочем, следует погодить немного времени. Сейчас ещё чуточку рановато и приходится пребывать в полном бездействии. Но потом, когда момент придёт, как обычно, будет ничтожно мало времени, чтобы совершить весь тот Левиафан отложенных мероприятий, который скапливается во время бездействия… Так всегда происходит в человеческой жизни: чем более требуется к исполнению, тем под более косым углом растёт геометрическая прогрессия нехватки времени.

Но вот кажется и пришёл тот долгожданный миг, которого ожидал я долгие годы.
Придётся рассказать всё тебе, случайный читатель. Ты, верно, давно обрюзг в своей маленькой каморке и не читаешь Гоголя. Кстати, вряд ли я ошибусь хоть на микрон неточности, если скажу, что твои волосы порядком засалились и стоит их уже вымыть. Впрочем, они снова в скором времени у тебя засалятся. Это уже не физиология, но стиль твоего бытия. Кажется, что если ты моешь голову и, довольный, распаренный и чистый, садишься в халате пить чай на своей кухоньке, волосы как бы негодуют, им кажется, что они не соответствуют твоей порядком засалившейся жизни и незамедлительно сами засаливаются.

Почему, почему мне приходится рассказывать всё это именно тебе? Как бы хотела моя маменька узнать хоть крупицу нижеизложенного, как она всегда старалась своим молчанием и косыми, корявыми вопросами натолкнуть меня на повествование. Но, к несчастью, время, всемогущее, проклятое ещё первым человеком, время было неподходящим. А сейчас – сейчас в самый раз. Так что слушай сюда.

Родился я в деревушке, жители которой именуют свою родину не иначе, как Пэми де Труле. Хоть известно тебе, да кому-нибудь среди вас, известно или нет, о какой местности я веду повествование?? Едва уловимый вздох исходит из заинтересованных лиц. А знаете ли Вы, вы, что так именуют ПАРИЖ его же коренные жители?? Вот то-то и оно, что не знаете! А раз в начале абзаца я не причислил себя к жителям Парижа, то и родиться в нём я не мог, что очевидно. Вот уже одураченные рты закрываются, и пара негодующих покинула зал. Ну да туда им и дорога – уж слишком жирные были посетители.

Но рассказать я должен вам именно об этом городе. Однажды, когда я ласково назвал свою маменьку «бабулей», она устроила мне подробный допрос, с целью выяснить для себя, кто именно из моих содержанок тяжёл и, в случае выяснения обстоятельств, совершенно не вяжущихся с существованием данной проблемы, немедленно успокоить сердце своё, изъеденное до остова надуманными вымыслами. Париж! Какой город! Здесь ни один из ныне живущих не смог бы поставить эпитет, хотя бы с малой точностью отразивший сущность Парижа. Что если всю жизнь Вы, вы мечтали воздеть руки к небу и, с невероятной откровенностью, искренно – первый раз за своё существование, крикнуть что есть мочи: «Господи! Господи, за ЧТО?!» Несомненно, вам следует найти ту единственную, к которой ваше сердце непреклонно холодно и отправиться с нею в Париж. Проходив бесцельно с ней весь день рука об руку, наслушавшись искренних счастливых разговоров о будущем, уже можно возненавидеть многое. Но когда тебя обсчитают во всех, даже самых дешёвых кафе, когда ты поймёшь, что трюфели шоколадные сводят рот не хуже июльского тёрна, когда трюфели настоящие болезненно отдадут вкусовым сосочкам семенной жидкостью в послевкусии, когда сыр с плесенью не сможет отделиться в сознании от заплесневевшего сыра, когда, наконец, на Елисейских полях ты ощутишь неприятный холод, спадающий по шее за воротник – прощальный привет от весёлых голубей, в обилии восседающих на Эйфелевой башне, твоя мечта исполнится. То, что всю жизнь довлело над тобой неисполненным четвёртым долгом, больше не побеспокоит тебя. Именно ради такого места отпущения несбывшихся надежд мудрецы Пэми де Труле изобрели Париж.

Но почему ежегодно этот город посещает такое количество мирового сброда? Почему в одном городке едва обручившаяся пара с нетерпением ждёт, как на эстафете, возвращения из Парижа своих друзей-молодожёнов и, выслушав лишь первое впечатление о поездке, недосмотрев и двух сотен сделанных фотографий, немедленно отправляется по их стопам? Или, вот ещё лучше, почему те, «первопроходцы» не говорят правды? Почему на вопросы «как отдохнули?» и «как город?» новоиспечённые муж и жена хором отвечают «нормально» и, едва сдерживая слёзы отчаяния, без промедлений приступают к показу их великого творения, чуда, - тысяче фотографий около двух-трёх мест в Париже, которые умудрились сделать супруги при двух персонах, не повторившись ни раз. Но как удобно рассказывать: «Это – я и Джон на фоне .;. А это я. А это Джон. А это Джон и я. А это вид на .;. без нас».

Я охотно вам объясню. Представьте, возвратись человек из самого поганого места на Земле, закричи всему миру о творящихся там злодеяниях, и никто уже никогда бы не смог хлебнуть того горя, так несправедливо павшего на голову несчастного. Это просто по-человечески обидно. Так не должно происходить.

На этом я вынужден оборвать своё повествование, поскольку, как я уже и предупреждал в начале, мне не хватит времени, чтобы рассказать решительно всё, как хотелось. Только одно событие смогло заставить меня поведать вам свою исповедь, ибо уже нечего мне ждать на этом свете, - моя кончина. Ни к чему не призывая тебя, я отправляюсь незамедлительно на омовение своих роскошных волос, и не потому, что они, как у тебя, засаливаются по 5 раз на дню! А потому, что я не мыл их несколько суток. Прошу не путать, соблюдать всё чин по чину и не задерживать меня более.

                С уважением,
                Маркиз Де Кроу.