Не Евгений Онегин

ВНИМАНИЕ!!! НЕНОРМАТИВНАЯ ЛЕКСИКА!!!


Мой сайт: http://sergey-mavrodi.com



НЕ ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН

РОМАН В СТИХАХ


Titre d’une lettre particuliere

Зачем пишу? Чтоб позабавить.
Добавлю только от себя:
Рога ветвистые наставить
Глупцу-соседу, отъебя
Его супругу, – чести тут
Немного, всяко.
Но – растут
Они, однако, –
Так-то друг! –
           Почти у всех мужей вокруг.

Чем больше женщину мы любим,
Тем меньше нравимся мы ей.
Её лаская чем нежней,
Мы тем вернее чувство губим.
Хотя!.. и сами мы пылаем
К жене от силы пару лет.
Затем уже охладеваем…
И слаще нам… чужой минет.


ГЛАВА ПЕРВАЯ

И жить торопится и трахаться спешит.

Не кн. Вяземский.


I

«Ты был когда-то честных правил,
Пока вконец не изнемог.
Жену друзьям ты предоставил,
И вот теперь ты за порог,
А милый друг уж тут как тут!
И уж жену твою ебут.
Пусть сей пример – другим наука.
Одна ****а – какая скука!..
Мы все ласкаем жён небрежно,
Когда-нибудь и как-нибудь.
Но что ж поделать, коль заснуть
Легко, зевая неизбежно,
Когда ебёшь в сто первый раз!
На счастье, есть друзья у нас».

II

Так думал молодой повеса,
Лаская ближнего жену.
Всевышней волею Зевеса
Тому ведь данную, одну!
Друзья, однако уж не рано
С героем моего романа
Без предисловий, сей же час,
Пожалуй, познакомить вас.
Онегин Женя, мой приятель,
****ся на брегах Невы,
Где, может быть, ****ись вы
Или драчили, мой читатель,
Мечтая друга отодрать
Жену, сестру, хотя бы мать!

III

Служив отлично, благородно,
Долгами жил его отец,
Давал три бала ежегодно
И разорился наконец…
А впрочем, хватит предисловий!
От этих глупых пустословий
Кто где учился, как блистал,
Давно читатель подустал.
А потому мы прямо к делу,
Пожалуй, сразу перейдём.
Ах, да! Сначала доебём
Мы даму. Раз такому телу
Уж вызов бросили на брань,
Ему должны отдать мы дань.

IV

Доёбана? По крайней мере,
Вернув любезности долги,
С героем нашим мы за двери.
Отныне больше ни ноги
Его, увы, не будет тут,
Её другие пусть ебут!
Мы ж переносимся… куда?
В его именье. Не беда, 
Что он там только поселился,
Вдруг навестил его сосед,
И лишь откушали обед,
В клозет поспешно удалился:
«Я на минутку!.. Ой, живот!..»
И так просрал супругу. В рот

V

Её Евгений отодрал,
Пока в уборной он пыхтел.
Сам виноват – поменьше б жрал!
Ведь отсосать – всего-то дел:
Встать на колени, в ротик взять…
Минута-две, какие «пять»?!
Коль кавалер не импотент,
Он обернётся за момент!
Итак, вернулся наш сосед:
Сидят, беседуют оне…
Всё чинно, вежливо вполне…
Как тут представишь, что минет
Она сейчас вот??!!.. Впрочем, что ж.
Вся наша жизнь – сплошная ложь.

VI

И после как-то получалось,
Что, как назло, у всех гостей
С желудком что-то приключалось.
И лишь, заметьте, у мужей!
А у жены – ни у одной!
Бог весть, чего уж тут виной;
Видать, брусничная вода?..
Быть может, нет, быть может, да.
Вот так Онегин очень скоро
Перезнакомился со всеми.
А впрочем, если кто не в теме,
То лично я такого вздора
Понагляделся уж, увы.
Не знаю, право, как там вы.

VII

Послеобеденный минет?..
О, да-а!.. Досадная помеха –
Супруг. Послушайте совет:
Немного надо для успеха –
Всего лишь повару мигнуть:
А ну-ка, братец!.. как-нибудь…
А уж с супругой – без проблем.
Да это всё известно всем.
Что делать, так устроен свет.
К чему бесплодно спорить с веком?
Быть можно умным человеком,
На все вопросы знать ответ,
Но у кого сосёт жена
Не знать, однако, ни хрена!

VIII

Дианы грудь, ланиты Флоры!
Как неприступна и горда!
К тому же ножки Терпсихоры.
Казалось бы!.. Но ерунда!
Полунамёк, полукивок –
И божество у ваших ног
Уж на коленочках стоит,
И *** торчит между ланит.
Вы посмелее только будьте,
Когда чего-то захотите –
Хотя бы руку протяните.
И про приличья не забудьте:
Не может дама ведь сказать:
Меня не хочешь отъебать?

IX

Однако хватит отступлений
И разговоров ни о чём.
Нет, право, больших преступлений
Перед читателем. Причём
Все ими авторы грешат!
Все сочинители стишат.
Чуть научился рифмовать,
И по всем трём пошёл валять!
Короче! В общем, в двух словах.
Приятель, там, Владимир Ленской,
С душою прямо геттингенской!..
Ну, и так далее. Да прах,
Бля, побери меня совсем!
Устал от этих глупых тем.

X

Но что ж поделать, продолжаю.
Поклонник Канта и певец,
Хорош собой… Воображаю,
Какой успех сей красавЕц
Имел у местного бабья!
Ему завидую, прям, я.
Когда б он не был мудаком,
То он своим бы елдаком!..
Увы, друзья, но всё не так!
Он сердцем милый был невежда,
Его лелеяла надежда…
Короче, Ленский был мудак.
И мира глупый блеск и шум
Ещё пленяли юный ум.

XI

Он забавлял мечтою сладкой
Сомненья сердца своего;
Была заманчивой загадкой
Простая ебля для него.
Над ней он голову ломал
И чудеса подозревал.
Тут поэтическим огнём
Душа воспламенялась в нём,
Хватал перо он и строчил
Стишки про деву и печаль,
И розы, и туманну даль!..
Ну и, конечно же, драчил,
Кляня свою печальну долю
И представляя в мыслях Олю.

XII

Да, там была одна соседка.
Всё, как обычно: шум дубрав,
В тени заветная беседка…
И вот, ни разу и не дав,
Она башку ему вскружила.
В душе, понятно, положила
Уж своего не упустить
И на себе его женить
Пренепременно! Где ж найдёшь
Ещё такого дурака?
Щас поломаемся слегка,
И – не соскочишь! Это врёшь.
Таков был «хитрый» Олин план.
Да всё у баб один обман!

XIII

Её сестра звалась Татьяна…
Так, молчалива-боязлива…
Не вылезала из бурьяна,
Поскольку очень-де пуглива…
Эй, погодите, что за бред?!
Там про бурьян в романе нет…
А про «пуглива»?.. Это есть.
«Как лань», причём! Прошу учесть.
А лань – олень или коза? Хотя не суть,
Да хоть жираф!
Возможно, братцы, я не прав,
Но надоела эта муть.
Давайте к делу. Перейдём.
А то с тоски мы пропадём.

XIV

Начнёмте бегло. Пригласил
Володя Женю. Тот в отказ,
Но Ленский всё же упросил:
«Один-единственный хоть раз!»
Приехали. Ну, там обед…
Послеобеденный минет,
Увы, не светит. Ибо тут
Две лани. В общем, не сосут.
Онегин, ясно, заскучал
И прогуляться вышел в сад.
Татьяна следом. Он бы рад,
Когда б никто не докучал.
Но полный сад был крепостных.
(Ну, на хрена вот столько их?!)

XV

Но тут Татьяна – письмецо.
(Когда успела накропать?)
Онегин глянул ей в лицо
С досадой: да ****ь-копать!
Чего твои мне письмена?
Запискам дев ведь грош цена:
Одни «увяла!..» да «увял!..».
Но всё ж, скрипя зубами, взял.
Татьяна тотчас же назад,
И возвратилась в дом опять,
Ну, а Онегин наш гулять
Остался, думая: «Ну, га-ад!
Спасибо, вот так удружил!»
И отомстить он положил.

XVI

И так бродил он с полчаса,
Не возвращаясь, всем назло.
Но наконец-то голоса.
Онегин мыслит: «Повезло!»
Он хохот Оленьки узнал.
А ведь её-то он и ждал.
Беспечна дева, как дитя,
Он подстерёг её шутя.
«Зачем сокрылися вы тут?» –
«Пардон, пардон, мадемуазель!
Пройдёмте лучше-ка под ель,
А то, гляжу, сюда идут».
Её за руку он схватил
И за собою потащил.

XVII

«Итак, – Евгений начал хмуро. –
Хочу кой-что у вас спросить.
(Хм…У него губа не дура!..
А может, просто попросить? –
Заколебался он чуть-чуть. –
Да нет, а то бы не спугнуть.)
Речь поведу я о Володе…
Его же любите вы, вроде?» –
Продолжил он. – «Что?.. Как?.. Да я!..»
Смутилась Оля и зарделась.
И Жене сразу захотелось,
Немедленно её!!.. «Моя!» –
Подумал он и улыбнулся,
И близко к девушке нагнулся.

XVIII

«Он оскорбил меня жестоко!
Я завтра ж шлю ему картель…
Не стрекочите, как сорока!
Вы в курсе хоть, мадемуазель,
Надеюсь, что это такое?
Дуэльный вызов, уж не скрою.
А промаха не знаю я.
Короче, милая моя,
Грядущий день ему готовит!..
Ну, сами знаете, чего.
И не спасти уже его,
Коль кто-то рок не остановит!..
А можно ведь остановить!
Как? Что ж, позвольте объяснить». 

XIX

Когда вернулись через час…
(Хоть Женя на руку был скор,
Слегка увлёкся в этот раз.)
То взор её немой укор
Таил Володе, а о ёлке
Застрявшие в трусах иголки
Да необычный вкус во рту
Напоминали. Да, черту
Под ёлкой Оля преступила.
Хотя любимого спасла,
Себя ведь в жертву принесла!
Она решила: очень мило!
Он будет, значит, оскорблять,
Ну, а меня!.. под ёлкой!!.. б*****!!!

XX

И гневно топнула ногой,
И Ленскому: «Ну, вы!!.. поэт!»
Онегину же: «Дорогой!
Вы не могли бы менуэт…
Одна фигура там… боюсь…
Танцуя, всё-таки запнусь…
Чуть поподробней, до конца?..
Не поленитесь?.. Слегонца?»
Ну что ж, прошли в соседний зал…
Хоть вопли Вовы доносились:
«Куда, куда вы удалились?»   
Но Женя всё же… показал.
Ей все фигуры, до и от:
НачАл со рта и кончил в рот.

XXI

Теперь Татьяна. Где ж она?
Увы, не выдержала мук.
Ушла, печальна и грустна
И прилегла. Под мерный стук
Незнамо чем, да вой: «Куда-а???!!!»
Да стоны Олины: «О, да-а!..»
«Да что же там за менуэт?» –
Она подумала. И бред
Приснился тотчас ей, едва
Глаза прикрыла. Ну, и сон!
Откуда только взялся он
У девы? И не час, не два
Её он мучил, а всю ночь.
Пока луч солнца всё же прочь

XXII

Кошмар безумный не прогнал.
Татьяна в ужасе глаза
Раскрыла: «Боже! Кто бы знал!
Да что же это просто за!?..»
Что «за» вы спросите, друзья?
Увы, и сам не знаю я.
Но расскажу вам, впрочем, сон.
А вы решите, так ли он
Ужасен? Думаю, не так.
Она ж совсем ещё дитя!
Её «кошмары» все!.. Хотя
Душа чужая сущий мрак.
А уж особенно у дев.
Итак, за мною! В львиный зев.


ГЛАВА ВТОРАЯ

O rus!..

Hor.

О Русь!


I

Так… снег… какой-то, бля, медведь…
Куда-то тащит. Что?.. шалаш…
Действительно! Ну, надо ведь
Придумать этот ералаш!
Козлы какие-то, страшилы…
Петух с рогами… В общем, вилы!
Ага, Онегин вон сидит
И в дверь украдкою глядит.
Он знак подаст – и все хлопочут;
Он пьёт – все пьют и все кричат;
Он засмеётся – все хохочут;
Нахмурит брови – все молчат.
Он там хозяин, это ясно.
Покамест всё не так ужасно.

II

Простая бабья чепуха.
Про всяких чудищ и зверей.
Так, все смеются: «Ха-ха-ха!»
Чего это вдруг? И у дверей
Уже собрались всей толпой.
Толкают дверь и!... ой-ой-ой!
Явилась дева, чуть дыша.
Сама ведь, дура, хороша.
Чего подглядывать стоять?
Ну, отошла бы от дверей
Да убежала поскорей.
А впрочем, поздно уж пенять.
Все тычут пальцами в неё
И все вопят: моё! моё!

III

«Моё!» – сказал Евгений грозно,
И шайка вся замолкла вдруг.
Татьяна вскрикнула, да поздно.
Младую деву тихо в круг
Он за собою увлекает,
Подводит к лавке и слагает
Её на шаткую скамью.
И руку властно уж свою
Суёт под платье. Таня: «Ах!
Оставь! Не надо! Отпусти!»
Онегин шепчет лишь: «Прости!..»
Татьяну охватил тут страх,
И обессилела она
Уж над собою не вольна.

IV

Всё выше, выше ей Евгений
Приподнимает сарафан…
Все смотрят жадно; страшно тени
Сгустились. Пал густой туман
Вокруг… и хижина шатнулась!..
Татьяна в ужасе очнулась…
Глядит, её уже – ебут!!
А остальные тоже тут
Теснятся, вон, нетерпеливо.
Полужуравль-полукот
Уж ей кончает прямо в рот,
И усмехается спесиво
Кто? Рак, верхом на пауке,
А *** его – в её руке!

V

Татьяна в трансе: «Я ж девица!!» –
«Об этом, Таня, не горюй! –
Ей тихо молвила синица. –
Ведь это сон, здесь *** не хуй,
Соси, ебися – всё не в счёт!
Не семя в рот тебе течёт
Сейчас кошачье – слёзы фей!
Ты их глотай и смело пей!
Они лишь пользу принесут,
Тебе улучшат цвет лица.
Бальзам с волшебного конца
Живителен. Не все сосут
Во снах своих у пауков.
Обычно – лишь у дураков».

VI

И успокоилась тут Таня,
Решив, что лучше полукот,
Чем, скажем, тот же дядя Ваня,
Их сельский полуидиот.
А мог присниться ведь и он!
«Ах, милая, земной поклон
Тебе, синичка, дорогая,
Отвесила б, когда смогла я!
Жаль, оторваться не могу
От ебли! Хочешь, подрачу?» –
«Да всё равно я уж лечу! –
Ей божья птичка на бегу. –
Вернусь, должок свой не забудь!
Там разочтёмся как-нибудь!..»

VII

Сон с каждым мигом всё чуднее:
Вот карла с хвостиком кривым
И красным бантиком на шее.
**** он Таню прямо им
(Конечно, хвостиком, не бантом!)
Попеременно с неким франтом
В рогах и в красном колпаке.
«Но чей же *** в её руке? –
Они волнуются всерьёз. –
Так рака или паука?
Ведь между них её рука».
И так забавны, прям до слёз!
Их речи, что не удержалась
Татьяна и – расхохоталась.

VIII

Но вскоре стало не до смеха:
Ей в жопу засадил скелет
Не ***, а кость! Ему потеха,
А деве? Опыта-то нет!
Да и к тому же просто больно.
Взмолилася она невольно:
«Евгений, милый, дорогой!
Да пусть хоть кто-нибудь другой,
Лишь не скелет! Меня там… сзади.
Да хоть ты сам! Да хоть медведь!!
Ну, не могу! Ну, больно ведь!
Да помоги ты, бога ради!
Иль пусть кончает поскорей.
Нет сил терпеть ведь, ей же ей!»

IX

А что ж Евгений, где он, право?
Как мог такое допустить?
Неужто же ему забава?..
И про себя уж не простить
Ему решается тут дева.
Вдруг замечает: вот он, слева
Мрачнее тучи и черней
Глядит, как остов в жопу ей!..
Однако хмурится – и только,
Но не пытается помочь.
А Танечке уже невмочь.
Ну, сколько можно-то? ну, сколько?!..
«Добро же! – Таня мыслит тут. –
Любуйся, как меня ебут!      

X

Я отомщу тебе, злодей! –
Она клянётся твёрдо, в гневе. –
Ну, ладно, парочка людей.
Но каково мне, юной деве,
Сосать у полужуравля!
Давать скелету в жопу, бля!
Да я тебе!..» Вдруг Ольга входит
За нею Ленский; свет блеснул;
Онегин руку замахнул,
И дико он очами бродит
И незваных гостей бранит;
Татьяна чуть жива лежит.

XI

Спор громче, громче, вдруг Евгений
Рукою кажет: «Пусть она
Сама решает!» Снова тени
Сгустились страшно… Да, странна,
Конечно, женская душа.
Татьяна наша, чуть дыша,
Отрезала однако ж: «Нет!
Желаю, снова чтоб… скелет!»
Она распробовала вкус,
Когда немного… притерпелась,
И ей продолжить захотелось.
Непобедим ведь сей искус
Для девы – вечно твёрдый член!
В сравненье с ним всё прах и тлен.

XII

И снова крики, снова тени!..
И Ольга стонет и драчит!..
И Ленский!.. Что за *** торчит?
А, это к ней спешит Евгений…
Но Таня ждёт: когда ж?!.. вот-вот!..
Скелет опять?!.. Пока же в рот
Она взяла у полурака,
Распахнута призывно срака
У нашей девы: где же? где?!
Хочу, хочу! Скелетик, милый!
Онегину же: прочь, постылый!
На чей-то *** в своей ****е
Она не взглядывает даже
Не до того! Когда?!.. когда же?!..

XIII

Но наконец-то!.. во-от!.. о, да-а!..
Возьми меня! И зарыдала,
И застонала: мало!.. мало!!.. 
Нет, всё же девы иногда…
Такие странные причуды
У них!.. Меж тем другие чуды
Уж плотно Ольгой занялись.
Мы ж наблюденьем увлеклись
За Таней. Так что бедный Ленский,
Когда заметил… В три смычка
Уж Ольгу драли. У очка
Её котёл бурлил вселенский.
От стонов Тани: да-а!.. о боже!..
Всем захотелось в жопу тоже.

XIV

Поскольку Ленский был поэтом,
То в жопу Ольгу он не стал,
А ограничиться минетом
Решил. Со вздохом *** достал...
«Да я жених!..» Не тут-то было!
Через минуту он уныло
Стоял за лешим, ждал черёд,
Смотрел, как раком рак ****
Невесту милую, а та
Ему подмахивает лихо.
И отошёл Владимир тихо:
Да пусть сосёт уж!!.. у крота.
Я так, со всеми... не хочу.
Пойду уж лучше... подрачу.      

XV

Сначала он хотел на Олю…
Но поглядел лишь… и не смог! 
«Нет, я себя не приневолю!» –
Решил. Не будь, читатель, строг.
Ведь он любил её!.. как!.. как!!..
Она!!!.. А тут какой-то рак.
Ведь не драчат же на мадонн.
Вот потому на Таню он
Решил уж кончить. Ей на тело.
Там, на животик иль на грудь...
Неважно, да куда-нибудь!
Куда получится. За дело
Он только принялся, как вдруг
Его толкает в спину друг.

XVI
   
«Да как ты смеешь?!» Очевидно,
Взбешён Онегин. Почему?
Владимир смотрит, и обидно,
И удивительно ему:
****ь еби, драчить нельзя?
Что за коллизия, друзья?
Что прогневило друга так?
Но тут опять сгустился мрак.
Когда ж рассеялся немного,
Предстала Таня, вся в слезах,
И с диким ужасом в глазах,
«Спаси! – взывает. – Ради бога!»
Глядит Евгений сам не свой:
Её **** уж… домовой!

XVII

Татьяна верила преданьям
Простонародной старины.
И снам, и карточным гаданьям,
И предсказаниям луны.
Её тревожили приметы;
Таинственно ей все предметы
Провозглашали что-нибудь.
И кот-то, кончивший на грудь,
Сулил несчастия и страхи!
А отъебавший домовой!..
Да это ж просто!.. боже мой!..
Его ведь стоны, охи-ахи
Нельзя девице слушать их!!
Но тут он кончил и затих.

XVIII

Вздохнула Таня с облегченьем…
И – догадалась: «Сам Господь!..
А вдруг моим предназначеньем?!..»
И домовому: «Да погодь!
Давай, ещё и отсосу?
И душу тем твою спасу.
Безгрешен девичий минет!..»
Но домовой печально: «Нет!
Уж не спастись мне никогда.
Хотя, пожалуй, отсоси…
Разочек! Больше – не проси.
Я покидаю навсегда
Сию избушку. Но тебя
Всегда припомню, ведьм ебя».

XIX

И с благодарностью Татьяна,
Молитвы Господу творя,
Тотчас же приступила рьяно
К минету, тихо говоря:
«Твори отныне лишь добро,
Не забывай же, помни про
Сей наслажденья сладкий миг.
Господь меня к нему подвиг!
И пламя рвения возжёг:
Так отсоси и сделай так,
Чтоб навсегда запомнил враг,
Что испытать в раю бы мог!»
И кончил, плача, домовой
Ей в рот и сгинул! Сам не свой.

XX

Тут все в восторге закричали:
«Мне тоже! И меня спаси!
Нет-нет, меня, меня вначале!»
Да, Таня, крест уж свой неси
Теперь ты вечно! Пусть в твой рот
Суёт свой *** любой урод.
А ты в глаза ему смотри
С улыбкой, губки оботри
Когда всё кончится: «Ну, что?
Каким ты был, каким ты стал?
Когда ты *** свой доставал,
Он гордым был! Теперь не то.
Он от любви моей опал!
Вот так и ты для зла пропал».

XXI

Возревновала Ольга тоже:
«И я! И я хочу помочь!
О дай лишь сил мне, боже, боже!
И мне терпеть уже невмочь!
Стадам кикимор и козлов
Отдамся я без лишних слов.
Я всех бы разом обслужила,
Когда б спасенье заслужила!
Молю Тебя, пошли мне знак!
Пускай проступит мне на теле
Хоть крест, хоть что!.. Хоть еле-еле!»
(А то чего давать за так?)»
И – проступило! Не везде,
А лишь – на Ольгиной ****е.

XXII

И все шарахнулись в испуге.
И дева в шоке: «Что за сыпь?!
Кто наградил меня, о други?»
И застонала, словно выпь.
И зарыдала, заметалась!
А что ещё ей оставалось?
Теперь никто уж, никогда!
Не отъебёт! Беда, беда!
Чуть чуда глянули в тревоге
Мельком на Ольгины прыщи,
Как – канули. Ищи-свищи!
Её раздвинутые ноги
Уж не волнуют никого.
Лишь только бога одного!

XXIII

Теснятся все вокруг сестры,
На нашу Олю ноль вниманья.
Увы, увы! Всё до поры!
О где вы, чуд очарованья?!
Она б теперь – хоть у козла!
И тот рога воротит!! Зла
Уж не хватает нашей Оле!
И Вове бедному: «Доколе, –
Орёт, – я буду так страдать?!
Тебе же Богом я дана!
А я валяюсь тут одна.
Ещё я долго буду ждать?
Будь мужиком ты! Подойди,
И до яиц мне засади!!

XXIV

В ****у боишься, в жопу суй!
Иль в ротик милой подрачи!
Ну, в общем, действуй, не буксуй!
Столбом лишь только не торчи!»
Но Ленский, к своему стыду,
Косился только на ****у
Своей невесты, всю в прыщах,
И побороть не в силах страх
«Да это люэс же у ней! –
Терзался, *** свой теребя. –
Её разочек отлюбя,
Ведь подхвачу и я, ей-ей!
Погибну, бля, во цвете лет! 
Её ж боится и скелет!»

XXV

«Мне лучше Танька отсосёт! –
Промямлил бедный наш поэт. –
И заодно меня спасёт…
Ну, а с тобою, Оля, нет!
Ты мне невеста, не могу.
Ведь честь твою я берегу.
Нельзя до свадьбы нам никак!»
И снова опустился мрак,
И долго, долго он витал,..
Стелился по полу, клубясь…
Татьяна, и во тьме ебясь:
«Кого сейчас Господь послал? –
Гадала. – Вот кого спасу?
(Да у кого хоть, бля, сосу?!)»

XXVI

Но наконец проглянул свет!
И всю избушку озарил.
Глядят все: ба! а сыпи нет!
Да, Ольге снова подарил
Здоровье всемогущий Бог!
(И лучше выдумать не мог.)
И все спешат опять гурьбой
Её поздравить! Вперебой
Уже её – во все места!
Хохочет дева: пусть ебут!
И Ленский тоже тут как тут.
Но Оленька, не будь проста,
Ему с улыбкой: «Ни-ни-ни!
До свадьбы, милый, – лишь они.

XXVII

Тебе нельзя, ты мой жених!»
И Ленский с грустью отошёл
Стоит печален, вял и тих…
Но утешение нашёл
Он очень скоро, как умел.
(Ну, подрачил – повеселел.)
Да, так устроен белый свет:
Не всем нам делают минет!
Бывает, хочешь, сил уж нет!
«Мол, дорогая, отсоси!»
А дорогая: «Не проси! –
Тебе талдычит лишь в ответ. –
Да как ты можешь!.. Оскорблять!..»
А между тем, давно уж, ****ь,

XXVIII

Не то, что у твоих друзей –
У всех помещиков вокруг!
У братьев их, и сыновей,
И даже конюхов и слуг,   
Само собою, что сосёт,
Ещё ж в жопу всем даёт!
Не говоря уж о ****е.
И так, увы, у всех, везде.
Припомни лучше, иль забыл?
С женой приятеля вчера
Прокувыркался до утра?
А где приятель этот был,
Где он прошлялся эту ночь?
Твою жену ****. Иль дочь.

XXIX

Вот так оно всё и идёт,
За ночью день и снова ночь.
Своих никто ведь не ****!
А на чужую все непрочь.
Сладка не наша нам ****ень,
И никогда её не лень
Нам дни и ночи напролёт!..
Вот так оно всё и идёт...
Так что в избушке-то у нас?
Ого! А Ольга-то дала
Слонопотаму!! Ну, дела-а!..
Куда-куда?!.. Ваще атас!
Да нет, любовь, конечно, зла,
Но как сумела?! как смогла??!!

XXX

Так, с Олей ясно… Таня где?
Сосёт… понятно… У козла!?..
А чей там *** в её ****е?
Да нет, любовь, конечно, зла
И шутки плохи, ясно, с ней…
Но всё же можно бы, ей-ей!..
А в жопу кто её?.. паук?..
Один? Да нет, их десять штук…
И паутину все плетут!
А как же мы потом её?
Ща всё заклеют, ё-моё!
Не, непорядок, право, тут!
Эй, пауки, а ну, назад!
Для вас одних, что ль, Танин зад?

XXXI

А Ленский между тем драчит
Тайком на Таню. Женя где?..
Ага! Всё видит, но молчит.
Владимир же к её ****е
Уж подбирается… но ах!
Остановили! В двух шагах.
Опять Онегин на пути
Вдруг вырос, господи прости!
Ну вот, казалось бы, ну, уж!..
Ну, все ебут, кому не лень!
«Да дай и мне!.. Ну, что ты, Жень?
Ведь ты ей даже и не муж!»
Не тут-то было! Все – не в счёт!
А – ты?! Мою Татьяну??!! В рот???!!!

XXXI

«Да я не в рот её совсем!! –
С тоской Вован пробормотал. –
Ну, почему им можно всем?
А мне!..» – «Ну, ты меня достал!!!» –
Евгений в гневе завопил
И Ленского, что было сил,
Ударил в зубы! И поэт,
Проделав сложный пируэт,
Упал на рака,..
На гуся,..
Потом на полупорося!..
Однако
Этот уж – взбрыкнул!
И живо Ленского стряхнул.

XXXII

Тот подлетел под потолок,
А там – о крышу котелком!
Но тут полётам вышел срок,
И на Татьяну прямиком
Он с потолка и угодил
И ей с размаху *** вонзил,
Всю паутину разодрав!!
Полусобака только: «Гав!
Да как же так!.. Да щас ведь я!..
Моя ведь очередь была!..
Да что, в натуре, за дела?!»
Вот так случается друзья:
Где потеряешь, где найдёшь!
Кого на шару отъебёшь.

XXXIII

Хотя…не знаешь никогда,
Кто с прибамбасами, кто без.
И у кого сладка ****а,
А на кого, хотя и влез…
Ну, не стоит! хоть отруби!!
Она ж тебе: «Еби! Еби!
Ты что, мой милый, импотент?»
Вот помню, мой знакомый кент!..
А впрочем, снова мы чуть-чуть…
На чём мы там?.. Ну да, ну да!
На том, как Танина ****а…
Простите, жопа?.. Ну, не суть!
Короче, Вова наш упал
И ей точнёхонько – попал.

XXXIV

А уж куда – щас разберём.
(Да в жопу же, раз пауки?)
А то ведь сдуру и соврём!
А нам бы это не с руки.
Мы ж только правду говорим,
Не вирши пишем, а – творим.
Так Вовин *** у Тани где?..
Посмотрим… В жопе! Не в ****е.
И, кстати, он пришёл в себя!
И уж вовсю её ****.
Онегин в шоке! Не поймёт
Стоит, рыдая, кудри рвя!
Прощенья у любви прося:
Я ж сам его!!.. на порося!..

XXXV

Но мы Онегина оставим,
Сам виноват, и поделом!
Мы пострадать его заставим,
Чтоб наперёд не был ослом
И не толкал на поросей
Своих соперников-друзей.
Вернёмся к Ленскому: как он?
Владимир еблей увлечён,
Вообще Татьяною! Хотя
Об Ольге бредил он одной,
И лишь её своей женой
Назвать мечтал, но не шутя
Он очарован и сестрой,
И с ней любовною игрой.

XXXVI

Уж стал он грезить про минет,
Про то, как Танечка берёт
С улыбкой в ротик… Сладкий бред
Покою Вове не даёт!
И уж **** ленивей он…
Вот так бывает испокон:
Ты рвался к жопе! Где же, где?!..
Достиг – мечтаешь о ****е.
И Ленский тайно возроптал:
Ну, почему кому-то – рот,
А мне всегда – наоборот?
Не потерплю, чтобы топтал
Мою любовь слонопотам!
Иль кто сейчас на Ольге там?

XXXVII

Что Ольга вспомнилась ему,
Когда у Тани в жопе ***?
Я сам, признаться, не пойму.
Суёшь одной – так ей и суй!
Чего другую поминать?
Отказываюсь понимать!
Поэты!.. Странно всё у них…
И сочинять он начал стих.
Как у него… хоть кто-нибудь!
Но – в рот возьмёт
И – отсосёт!
А Оля, Таня… Да не суть!
Он их обеих вожделел,
Хотел и жаждал! Пламенел!

XXXVIII

Мне полюбился этот стих,
Его, пожалуй, приведу.
Пусть он незвучен, даже тих,
Очарование найду
Я даже в самой тишине!..
Да нет! Написано вполне.
Он преизрядный был пиит.
Читаешь – чувствуешь: стоит!
И кровь опять бурлит,
Как встарь,
И вопль: «Жарь!!!»
В ушах сверлит,
И снова хочется мечтать,
Любить и верить и – ****ь!

«Я помню чудное мгновенье,
Как у меня сосала ты.
Какое ж это наслажденье
Глядеть, как гений красоты

С улыбкой грустной, безнадежной,
Спокойно и без суеты,
Берёт твой *** в свой ротик нежный.
И вот уже кончаешь ты!..

За годы бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
Я позабыл твой ротик нежный,
Твои небесные черты.

В глуши, во мраке прозябанья
Тянулись скучно день за днём
Остались лишь воспоминанья,
Как мы тогда с тобой вдвоём!..

Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты.
И вновь сосёшь! О упоенье!
О гений чистой красоты!

Соси! Дари мне наслажденье!
Дари его мне вновь и вновь!
Пусть вечно длится наважденье;
Соси, соси, моя любовь!» 

XXXIX

Итак, наш ветреный поэт,
Ебя Татьяну, уж мечтает,
Как Ольга делает минет.
Её он втайне представляет.
«О Оля, Оля! – шепчет он
С тоскою. – Неужели слон
Или противный бегемот
Свой дерзкий *** в твой детский рот,
От наслаждения пыхтя,
Засунуть сможет?
О-ох, тревожит
Меня размер его! Дитя,
Одна залупа, даже часть,
Порвёт твою девичью пасть».

XL

Он мыслит: «Буду ей спаситель.
Не потерплю, чтоб бегемот,
Презренный, мерзкий искуситель,
Кончал на девичий живот.
Чтоб червь ползучий, ядовитый
Сожрал бутон полураскрытый!..»
Всё это значило друзья:
Сам отъебу щас Ольгу я!
Татьяною пренебрегая,
Уже слезает он с неё.
Она ему: «Да ё-моё!» –
Поэт со вздохом: «Дорогая!
Другая муза ждёт меня!
Я лишь о ней, тебя ебя,

XLI

Мечтал, признаюсь не стыдясь.
И таял в сладком умиленье.
И трепетал, с тобой ебясь,
И задыхался!.. и в волненье
Твердил, раскаяньем томим:
О буду, буду ли любим,
Простит ли Олечка моя,
Что Таньку в жопу шпилил я?» –
«Ах, вот как! – Танечка вскричала,
Чуть чей-то *** не откусив. –
Когда на жопу мне, чуть жив,
Свалился ты, то я смолчала,
Решив: да пусть уж поебёт,
Ему никто ведь не даёт.

XLII

Вон, даже Олька, и она,
Хотя уж, вроде, всем подряд.
Тебе, однако, – ни хрена!..»
Ну, и так далее. И яд
Её обидных слов проник
Поэту в душу. Жуткий крик
Раздался вдруг: «Да ах ты, ****ь!!!
Тебе за счастье, что совать
Не таракан хоть согласился
В твою вонючую дыру!
Да пусть уж лучше я умру,
Чем впредь!!..» Короче, напросился
Володя. Женя лишь сказал:
«Ответишь за базар-вокзал!»


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Как не любить родной ****ы?

Не Баратынский.


I

Итак, условия дуэли…
(Поскольку это сон, друзья!
Здесь всё не так, как в самом деле.
Напоминаю всё же я.
А то могли вы подзабыть.
Напоминаю, так и быть.)
Итак, условья таковы:
Бросаем жребий! Оба вы
(Ну, Женя с Вовою, понятно.)
Вытягиваете в свой черёд.
И вот, кому не повезёт!..
И дальше что-то там невнятно
Им секундант пробормотал;
Признаться, я не разобрал.

II

Вот всё готово к поединку.
Враги стоят, потупя взор.
Да-а, представляете картинку?
Сейчас свершится приговор
Судьбы: кому здесь умереть,
Ну, а кому ****ь и впредь.
«Теперь тащите!»
                Но уж тут
Вдруг обе девы: «Пусть ебут
Они нас оба и всегда!
Из них любому отсосём,
Хотите порознь, хоть вдвоём!
И наши жопа и ****а
Отныне лишь для них одних!»
И вот от слов девичьих сих

III

Избушка вся заколыхалась…
И задрожала… и борей!...
Но тут синичка вдруг примчалась
И Тане: «На, лижи скорей
Мою ****у, плати должок!»
Вот так случается, дружок:
Лишь поклянёшься: больше – нет!
Как вдруг и сделаешь минет.
Раз обещала, то куда
Уж тут деваться?
И стараться
Приходится. А иногда!..
Хотя, в минетах разве суть?
Конечно же, не в них отнюдь.

IV

Бесспорно, главное любовь!..
Ну, и т.д., ну, и т.п.
Я повторяю вновь и вновь:
У милых дев не в «ж» и в «п»,
В душе лишь счастие найдёшь!
И коли даже отъебёшь,
Кичиться слишком не спеши –
Ты не добрался до души!
Она у них ведь – в глубине!
И будь твой *** как у слона,
А всё ж останется она
Чиста! Ведь дело не в длине
Тут вовсе. Ну, а в чём тогда?
Я сам не знаю, господа.

V

Оставим Таню мы пока
С синицею наедине.
Устал, признаться, я слегка
Ведь рифмою писать вдвойне
Сложней мне, я же не поэт,
Увы, друзья, конечно, нет.
Пожалуй, проза мне милей.
Писать про «стебельки лилей»
Занятно только иногда,
И эта с рифмами игра
Хоть развлекает до утра
Порою, только никогда
Не увлекает – целиком.
Под настроенье лишь. Мельком.

VI

Возможно, я ещё вернусь,
И может, даже допишу...
Однажды вот с утра проснусь
И!.. Впрочем, попрошу,
Друзья, меня не торопить.
Давайте лучше просто жить!
Литературе ж – грош цена,
Ведь не заменит жизнь она.
Хотя, конечно же, отрада!..
А впрочем, вот из дневника…
Ну да, Онегина рука…
Две строчки, вот: «Мне мало надо.
Порой Танюшеньку поёбывать слегка.
Да чью-то Нюшеньку. Да мужа-дурака».


Мой сайт: http://sergey-mavrodi.com


ПРИЛОЖЕНИЕ
 
Тут ниже Ленского тетрадь
Её порой беру с собой,
Когда иду, пардон, посрать.
И вновь послушною гурьбой
Проходит тихо предо мной
Воспоминаний сладкий рой...
И забываю геморрой!
И рифм весёлою игрой
Я забавляюсь вновь и вновь.
И в сердце негу пробуждая
На унитазе восседая,
Как в юности, зову любовь!
Опять пылаю и хочу!..
Но лишь драчу, драчу, драчу…




Не из Лермонтова М.Ю.


Дама-с

Белеет дама одиноко
На фоне моря голубом –
Что надо ей в краю далёком,
Кто ждёт её в краю родном?

Играют волны, ветер свищет
И платье дамы в гневе рвёт.
Вот что она у моря ищет?
Зачем супругу в письмах врёт?

Ведь тот, страдая и тоскуя,
О ней мечтает день-деньской;
А ей, мятежной, надо – ***!!
Как будто в *** есть покой!





Не из Пушкина А.С.



Русалка

Над озером, в глухих лесах,
Спасался некогда монах.
Но вдруг, вся в влажных волосах,
Нагая баба. Инок: «Ах!
Да как же так, вы неглиже!
Мол, приоделись бы чуть-чуть.
А то ведь холодно уже!»
И в эту ночь не мог заснуть

И всё ту бабу представлял:
Она русалкою была,
А он в мечтах за ней нырял.
Ну, словом, старого козла
Так разобрало, мочи нет!
Наутро баба эта вновь.
И шепчет: «Сделаю минет,
Лишь не молись, моя любовь!

А то растаю я, как дым». –
Монах: «Когда такой расклад,
То, что мне Бог? Да хрен бы с ним!
Я за минет готов хоть в ад!» –
Она: «Тогда иди ко мне,
А я подмоюся пока».
И растворилась в глубине.
Ну, и наутро дурака –

Уже ни в хижине, нигде.
Понятно дело, что утоп.
И не в воде ведь, а в ****е!
А потому что остолоп.
Лет сто, поди, не видел баб.
Конечно, первая ж ****а
Его и сбила, ведь ослаб.
Мораль: ебись! Хоть иногда.


Узник

Сижу за решёткой в темнице сырой,
Тоскуя о воле, орёл молодой.
Мой грустный товарищ, махая крылом,
Точнее, рукою, торчит под окном.

Торчит виновато и смотрит в окно.
Как будто не хочет со мной заодно
Садиться за дуру, что мы с ним вдвоём…
А сам предложил ведь: «Давай отъебём!»

И вот уж мне скоро: пора, брат, пора!
Червонец ведь ломится! Просто жара!
А друг соскочил, вот такой вот расклад.
Махает теперь: не сдавай меня, брат!


Чёрная шаль

Гляжу, как безумный, на чёрную шаль,
И хладную душу терзает печаль.

Когда легковерен и молод я был,
Младую шалаву я страстно любил;

О, как же сосала она у меня!
Но скоро дожил я до чёрного дня.

Однажды я созвал весёлых гостей;
Ко мне постучался презренный еврей;

«Пока вы с друзьями пируете тут,
Шалаву твою во все дыры ебут!»

Я дал ему злата и на *** послал
И меч-кладенец из сарая достал.

Ночь, ветер…Я мчался на быстром коне,
И кроткая жалость молчала во мне.

Едва я завидел знакомый порог,
Почувствовал вдруг: прорезается рог!

От боли и горя я, как полупьян,
Вбегаю, и что же? Бля, куча армян!!

Не взвидел я света; булат загремел…
Уйти ни один армянин не сумел.

Три *** я в ярости долго топтал,
А после на ****ь эту молча взирал.

Конечно, молила: «Ах, милый!.. я вновь!..»
А хули молить, раз погибла любовь?

Все бабки отняв, прихватил уж и шаль,
Отёр ей безмолвно кровавую сталь.

«*** оставляю, армянам вернёшь.
Я так истоптал, что назад не пришьёшь».

Пришили, однако!! Оставил, дурак!
Как вспомню, на сердце спускается мрак,

Гляжу, как безумный, на чёрную шаль,
И хладную душу терзает печаль.


Песнь о вещем Олеге

Как ныне сбирается вещий Олег
            Отмстить неразумным хазарам,
Их сёла и нивы за буйный набег
            Обрек он мечам и пожарам;
С дружиной своей, в цареградской броне,
Князь по полю едет на верном коне.

Прекрасную деву с собой он везёт,
            В полон захватили, на ниве.
И громко царьградские песни поёт,
            И все с ним, в едином порыве.
Лишь скорбная дева уныло молчит.
Печальные слёзы печально точит.

Навстречу кудесник, Перуновский жрец,
            Из тёмного леса выходит.
Олег к нему: «Слышь! Погадай мне, отец...»
            Бодягу, короче, заводит.
Когда, мол, помру, от чего, бля, и как?
Ну, в общем, Перуна лишь дрочит, мудак.

Вот волхв этот древний ему и предрёк:
            «Хоть всё у тебя в шоколаде,
Да деву пленил ты напрасно, сынок!      
            Перуна прошу тебя ради:
Ты брось её к лешему, мне хоть отдай!
Вся гибель от дев ведь, гадай ни гадай».

«Ты чё, охренел? – взбеленился Олег. –
            Вот прямо отдам! Размечтался!
Да я ни один уже буйный набег
            Пленить эту деву пытался!
Но всё ускользала от наших сетей, 
Хитра да увёртлива, прямо как змей!»

«Так вот я про змея-то речь и веду! –
            Кудесник ему отвечает. –
Как только ты сунешься к деве в ****у,
            Там аспид тебя повстречает.
У ней он за девичьей целкой сидит.
Не я, а Перун то тебе говорит!»

Прокаркал и сгинул Перуновский жрец,
            Оставивши в шоке Олега.
Олег в охуении: «Полный ****ец!
            Да лучше бы я печенега,
Татарина злого бы встретил в пути!!
Чем этого деда, Перун мя прости».

Короче, вернулся Олежек к себе,
            (Ну, деву-то, ясно, не бросил!)
И весь в непонятках, пеняет судьбе!
            На деве чуток поелозил…
За титьки, за жопу пощупал слегка…
Однако ****ь не решился пока.

Вот время идёт, стала дева роптать:
            «Олег, ну, решайся на что-то!
Да долго я буду тут так пропадать?
            Мне ж тоже ****ься охота!
Да сколько же можно уж слёзы точить?
Рука, видят боги, отсохла драчить!»

Олег ни в какую! Ни да и ни нет!
            Ведь даже и в жопу страшится!
Ну так,.. пару разиков лёгкий минет…
            На большее, бедный, решиться
Не может никак он заставить себя:
«А вдруг там и правда?.. Подохну ж, ебя!»

Однажды отъехал Олег по делам,
            Кого-то наказывать, вроде.
И вот возвращается – ммать твою!!.. сам
            Не верит глазам: на природе,
Ну, около терема – дева с сынком!
И тот её шпилит, поставив рачком!
            
Могучий Олег головою поник
            И думает: «Что же гаданье?   
Кудесник, ты лживый, безумный старик!
            Презреть бы твоё предсказанье!
Не Петька бы целку сломал ей, а я.
Ведь не было, значит, в ****е ни ***!»

Заметила дева Олега как раз
            И в ужасе вскрикнула: «Мама!»
Сынок обернулся… А дальше атас,
            В натуре, семейная драма.
Дурак с перепугу схватил арбалет!..
И выписал папе к Перуну билет.
          
Ковши круговые, запенясь, шипят
            На тризне печальной Олега.
Князь Пётр с княгиней на холме сидят;
            Дружина пирует у брега.
И шепчут бойцы, на княгиню косясь:
«Сидел всё же аспид-то! Бедный наш князь!..»


К не Чаадаеву

Мы все живём любови ради.
Увы, недолог сей обман.
И исчезают скоро ****и,
Как сон, как утренний туман,
Лишь появляется супруга…
Под гнётом власти роковой
Нетерпеливою душой
Мечтаем вырваться из круга.
Постылы нам семья и дом.
И пусть жена умна, красива
И рассудительна на диво,
На зависть всем, да что нам в том!?
Мы все свободою горим,
Для жён чужих *** лишь живы!
Им, только им мы посвятим
Души прекрасные порывы.
Товарищ, верь – и даст она!
И на рогах её супруга,
Коль он воспрянет ото сна
И укорит милого друга,
Напишут наши имена!


Старик

Увы, не тот я ёбарь страстный,
Кому дивился прежде свет.
Пытаться даже – труд напрасный!
Ну, разве маленький минет
Ещё порой под настроенье
Мне удаётся иногда.
Не доставляют наслажденья
Уже ни жопа, ни ****а.


Роза

Где наша Роза,
Друзья мои?
И что за поза,
Сам посмотри?..
Их сколько?.. Три?!
Теснится младость!
Не говори:
Вот жизни радость!
Ведь всё не так.
Попали, братцы!
Хорош ****ься,
У ней трепак.


К Морфею

Морфей, до утра дай отраду
Моей мучительной любви.
Приди, задуй мою лампаду,
Мои мечты благослови!
Сокрой от памяти унылой
Её слова: «Подите прочь!»
Пусть кину всё же в эту ночь
Хотя бы пару палок милой.
Когда ж умчится ночи мгла,
Переменю бельё, вздыхая:
«О, если б впрямь ты мне дала,
Я б ёб тебя!.. не отдыхая».


Друзьям

Богами нам ещё даны
Златые дни, златые ночи,
И томных дев устремлены
На нас внимательные очи.
Не отъебать их всех, друзья!
Ведь время жизни быстротечно;
И *** стоит, увы, не вечно.
Так торопись! Не важно, чья!


Пробуждение

Мечты, мечты,
Где ваша сладость?
Где ты, где ты,
Ночная радость?
Заснул ведь я,
Тебя ебя.
И одинокий
Во тьме глубокой
Виню себя:
Так мне и надо!
Ведь – оскорбил.
И вот награда –
Терзанья ада!!
Но – заслужил.
Теперь бы снова,
Опять непрочь.
Да честно слово!
Да я всю ночь,
Коль ты готова,
К таким трудам,
То – заебу я!
Ей-богу, сам
Себя корю я.
Мол, как же так?
Как мог – заснуть??!!
Прости – дурак.
Ну, дай ебнуть!


К ***

Не спрашивай, зачем унылой думой
Среди дубрав я часто омрачён,
Зачем на дуб подъемлю *** угрюмый,
Его дуплом прельстительным смущён.

Его ебя, тебя я представляю,
Не дуба, мол, дупло то, а – твоё!
И каждый раз, когда ему вставляю,
В душе твержу: её ебу!.. её!   

Вот так случается, не выпадает счастья…
Уж всю дубраву скоро отъебу,
Ворон пугая стоном сладострастья
И проклиная горькую судьбу.


* * *

Есть в России город Луга,
У меня там есть подруга.
И таких шалав и шлюх
Поискать ещё на свете.
А хотя, шалавы эти!..
Их повсюду же, как мух.


Мечтателю.

Ты в страсти горестной находишь наслажденье;
            Тебе приятно лишь драчить,
Напрасным пламенем томить воображенье,
И сердце глупое унынием точить.
Прими совет, унылых чувств искатель:
Ты скромно подойди, неопытный мечтатель,
К предмету своему да попроси: «Мадам!
Мол, не дадите ли?..» – Она: «Конечно, дам! –
Тотчас ответит. – Заждалась я, право слово.
Ведь вижу юноши младого я мученья!
            К чему ненужные драченья,
            Когда любовь на всё готова?
Зачем постели жаркие, рыдая, обнимать
И сохнуть в бешенстве желанья?
            Не лучше ль просто отъебать?
            Кумира своего мечтанья?
            Снимай штанишки, милый мой.
            Ведь я сама уж вся горю!
            Да раздевайся, говорю!
            Вот, прямо, мука же с тобой!»
И *** трясущейся рукою ей вставляя,
В ****у иль в жопу!.. лишь бы!.. кое-как!..
Пока кумир твой, словно рак
Стоит; судьбу благословляя,
            Признаешь ты: «Я был дурак!»


История не стихотворца

Внимает он привычным ухом:
                «Суй!»
И достаёт единым духом
                ***;
Потом вставляет его даме
                В рот…
Ну, остальное вы уж сами.
                Вот!


Прелестнице

К чему нескромным сим убором
Умильным голосом и взором
Младое сердце распалять
И тихим, сладостным укором
К победе лёгкой вызывать?
К чему обманчивая нежность,
Стыдливости притворный вид?
Твоя натёртая промежность
Уж никого не заманит.
Напрасны хитрые старанья:
В ****е порочной жизни нет…
И бесполезны причитанья –
Я отвергаю твой минет!
Ведь у кого ты ни сосала,
Кто ни **** тебя уже?
Пред кем трусов ты ни снимала,
Кого во тьме ни принимала
Ты в благосклонном неглиже?
Нет, нет, другому, стоя раком,
****у свою ты подставляй
И жопой дружески виляй,
Пусть он **** тебя со смаком.
Но гордый замысел забудь:
Не привлечёшь ты *** поэта!
И если даже как-нибудь
И опущусь я до минета,
То, кончив в рот развратный твой,
Тебе презреньем отплачу!
И ни хрена не заплачу
Потом тебе я, вой не вой.


Не О. Массон

Ольга, крестница Венеры,
Ольга, чудо красоты,
Да, прекрасна ты без меры,
И сосёшь прекрасно ты!
Сладострастным поцелуем
Ты тревожишь сердце вдруг.
И уже тянуся ***м:
О, позволь же, милый друг!..
И с любовною горячкой
Я бросаю раскорячкой
На софу тебя!.. Ща!!.. ****ь,
Кашель, топот… В сотый раз
Этот старый пидорас
Нам срывает всё опять!

Оля, милая, прошу,
Сделай с ним хоть что-нибудь!
А не то я согрешу
Ведь однажды. Просто жуть
Постоянно так страдать,
Да драчить уже устал!
Не могу я больше ждать.
Ну, достал твой муж! достал!!


Дорида

В Дориде нравятся мне локоны златые,
И сладкая ****а, и очи голубые.
Вчера, друзей моих оставя буйный пир,
В её объятиях я негу, как вампир,
Пил. Жажда ни на миг не утишалась.
Тела, подушки, одеяла!.. всё смешалось!
Её отъёб я пять… нет, шесть, пожалуй, раз!
Пылая страстью как дикарь, как папуас!!..
Но ты, родная, не пеняй мне за Дориду.
Ведь без любви я ёб её, а только так,.. для виду.


К не Щербинину

Житьё тому, любезный друг,
Кто страстью глупою не болен,
Кто без волнения и мук
**** себе и тем доволен.
И каждый день другой сосед
Гостит, а с ним его отрада.
Бывает, сил уж просто нет!
Ну, не стоит! А всё же – надо!
Гостеприимства свят закон!
Мы помогать должны друг другу.
Сегодня ты, а завтра он.
Ведь, отъебав его супругу,
Его ты долг исполнить смог!
Когда уж сам он, может быть,
Давным-давно… Но ты – помог.
Услугу эту как забыть?

И мы не так ли дни ведём?
Ведь и у нас всё те же нравы.
Супруг соседских мы ****,
Покамест молоды и здравы.
Но дни младые пролетят,
Веселье, нега нас оставят.
Соседски жёны изменят,
А их мужья рога наставят,
И завопят: «Да вы подлец!
Я жду вас завтра у овина!
Дуэль, в натуре!» И – ****ец.
Не промахнётся ведь, скотина!
Тогда, по матери крича,
Скажу тебе у двери гроба:
«Хоть вспоминай меня, драча!»
И зарыдаем тихо оба.


Домовому

Поместья мирного незримый охранитель,
       Молю тебя, мой добрый домовой,
Храни селенье, лес и дикий садик мой,
       И скромную семьи моей обитель.
Души жену мою во сне, да сколько хочешь!
А можешь заодно и отъебать.
                Ведь тем очаг семейный лишь упрочишь,               
                Глядишь, она и наяву тогда давать
Поменьше станет всем подряд,
А то уж, право, надоело.
                Еби, короче, эко дело!
                Я лично буду только рад.
Иль можешь запугать её, она же баба-дура,
Всему поверит ведь, коза.
                Ну, словом, я, бля, только «за».
Глядишь, изменится ещё её натура.
И, может быть, мы с ней!.. Ну, а уж коли нет,
То пусть трепак подхватит от корнета!
                Штабс-капитану делая минет,
                Подавится!! И – сдохнет! От минета.


Не недоконченная картина

«Как кисть, о небо, в самом деле,
Постигла тайну красоты?
Чья эта жопа?!» – «Боттичелли!» –
«Да нет, меня не понял ты.

Хозяйка жопы, кто она?
С кого её он рисовал?..
Да, мысль самая странна,
Но кто-то ж и в неё!.. совал».


Уединение

Блажен, кто в отдалённой сени,
Ну, в деревушке где-нибудь,
Дни делит меж трудов и лени,
А всех «трудов» ему – ебнуть
Подружку резву на досуге,..
Порой присунуть уж жене...
Ну, чем ни счастье это, други!
Вполне, вполне, вполне, вполне…


Весёлый пир

Я люблю весёлый пир,
Танцы, хохот и вино.
Уж такой, чтоб на весь мир!
Все пьяны, всем всё равно.
«Чё ты гонишь? В смысле, врёшь?..
Ну, девица!.. да не суть!
Значит, просто отсосёшь!..
Да не важно! Где-нибудь!»


Лиле

Лила, Лила! я томлюся,
С безнадежною мольбой
Я к тебе душой стремлюся:
Отсоси мне, ангел мой!
Утоли мои ты муки,
Гасну ж в скорби и тоске!
(Да-а, допросишься у суки!..)
Жизнь висит на волоске.


Не платонизм

Я знаю, Лидинька, мой друг
Чему в задумчивости сладкой
Ты посвятила свой досуг,
Чему ты жертвуешь украдкой
От подозрительных подруг.
Когда касаешься небрежно
Себя перстом ты между ног,
И после водишь нежно,.. нежно…
Прошу, не будь, читатель, строг!
Ведь кто из нас не без греха!
Наверняка и сам ты тоже…
Разок хотя бы! Ну, так что же?
Ведь ноша жизни нелегка.
Мы устаём порой, влача
Её несносные обузы,
Да скажем, те же брака узы!
И отвлекаемся – драча.
И улетаем прочь в мечтах
Мы от мужей и жён постылых,
И на воздушных облаках
У серафимов шестикрылых!..
Ну, серафимш, не в этом суть,
Меня вы поняли, надеюсь.
А то решите что-нибудь…
Вот потому и не осмелюсь
Я эту тему развивать
(Хотя, хотелось бы, признаться!),
Что могут ведь – истолковать
Потом ведь может оказаться!..

Короче, Лидинька, мой друг!
Я без претензий, в самом деле.
Но коль захочется!.. ну, вдруг?
Когда лежишь в своей постели,
От страсти стонешь и скулишь,
И истекаешь, словно губка!..
Ты позови!.. да свистни лишь!
Я тут как тут, моя голубка.
Звук не успеет замереть!..
Ты рот захлопнуть не успеешь!..
Как уж во рту!!.. «Да больно ведь!..
Зубами!.. Как, бля, не умеешь?!»


Возрождение

Художник-варвар кистью сонной
Картину гения чернит
И свой рисунок беззаконный
На ней бессмысленно чертит.
Зачем-то сиськи увеличил,
К чему-то жопу нарастил.
Короче, просто изувечил
Киприду дивную, дебил.
Верни мне милое виденье
Первоначальных, чистых дней.
Отринь своё ты заблужденье,
Уменьши жопу поскорей!


Не добрый человек

Ты прав – несносен Фирс учёный,
Педант надутый и мудрёный –
Он важно судит обо всём.
Лишь одного не разумеет:
Как дурачок сосед Пахом
Его супругу славно еет.


К портрету не Дельвига

Не Дельвиг се, а кто твердил нам иногда,
Что, коль судьбою *** ему даны бы и ****а,
То выбрал б он ****у. Изменчива елда,
****а ж для ебли сил полна всегда.


Мадригал не М…ой

О вы, что больше разу не ****и,
Её вы за ночь сможете – все пять!
О вы, которые от ебли уж устали,
Взгляните лишь! И встанет *** опять.


Именины

Умножайте шум и радость;
И ебитесь в добрый час:
Нынче грация и младость
Именинницы у нас.
Между тем хозяйка вяло
Вас приветствует, друзья.
Втайне думая: достала
Эта ебля уж меня!


Не К. А. Б***

Что можем наскоро стихами молвить ей?
            Мне истина всего дороже.
Подумать не успев, скажу: соси скорей!
             Подумав, я скажу всё то же.


В альбом не Сосницкой

Вы съединить могли с холодностью сердечной
       Чудесный жар пленительных очей.
        Кто вас ****, тот очень глуп, конечно;
Но кто вас не ****, тот во сто крат глупей.


Не Бакуниной

Напрасно воспевать мне ваши именины,
Да и чего там, право, «воспевать»?
Ведь из-за вашего супруга, сей скотины,
Не довелось опять вас отъебать.


Не на Колосову

Всё пленяет нас в Эсфири:
Упоительная речь,
Поступь важная в порфире,
Кудри чёрные до плеч,
Взор любови, голос страсти
И изящная рука.
Вот немножечко… отчасти…
Жопа только велика.


* * *

За ужином объелся я,
Дверь кто-то запер. (Постарался!)
И в результате я, друзья,
В постели прямо обосрался.


Дориде

Я верю: я любим; для сердца нужно верить.
Нет, милая моя не может лицемерить;
Всё непритворно в ней: желаний томный жар,
Стыдливость робкая, харит бесценный дар,
Нарядов и речей приятная небрежность,
И гладко выбритая, нежная промежность.


* * *

Мне бой знаком – люблю я звон мечей:
От первых лет поклонник бранной славы,
Люблю войны кровавые забавы,
И смерти мысль мила душе моей.
Но мысль о ебле всё ж ещё дороже!
Перед собой ****ы кто не видал,
Подружке милой в рот кто не совал…
Да тот мудак по жизни! Ну, а кто же?


Ты и я

Ты богат, я очень беден
Ты прозаик, я поэт;
Ты румян, как маков цвет,
Я, как смерть, и тощ, и бледен.
Не имея в век забот,
Ты живёшь в огромном доме;
Я ж средь горя и хлопот
Провожу дни на соломе.
Но однако ж накропал
Я тут раз стишочков пару
И в десяточку попал!
Дочь твою теперь на шару
Я ебу, бля, всякий день –
Повелась на мадригалы.
Уж нередко прямо лень.
А хотя орал-аналы
Не приелись до конца,
В афедрон ещё суётся.
Но скажу, твоя овца,
Если честно, так ****ся!
А как делает минет!..
Да ей мало мадригала!
Коли б цену себе знала –
Запросила бы… сонет.


Добрый совет

Давайте пить и веселиться,
Давайте жизнию играть,
И пусть под нами суетится
Сегодня дева, завтра ****ь!
Пусть наша ветреная младость
Потонет в неге и вине,
Пускай она нам будет в радость,
Мы насладимся ей вполне!
Когда ж коварная беспечно,
Умчит веселье юных дней,
Дев не допросишься, конечно;
****ь придётся лишь ****ей.


Не Юрьеву

Любимец ветреных Лаис,
Прелестный баловень Киприды,
Умей сносить, мой Адонис,
Её минутные обиды!
Пусть не всегда они дают,
Лаисы эти, эти дуры.
Авансов, бля, нараздают,
Ну, а потом своей натуры
Проклятой бабской превозмочь
Порой не в силах: «Что я, право!..»
И вот уже: «Подите прочь!»
Ну, развлекается, шалава!
Прости им слабость, милый друг!
Пусть поломаются для вида.
Чего пенять на этих сук?
Какая может быть обида? 
Да не волнуйся ты, дадут!
Какой там, на хрен, «отказала»!..
Она сама чрез пять минут
Уж позабыла, что сказала.
«Ай-ой!..» – и вот её ебут!
Да, счастлив ты своей судьбой...
Не то со мной, мой дорогой!
Ведь я, повеса вечно праздный,
Не Гиацинт и не Парис.
Не то, чтоб слишком безобразный,
Но, к сожаленью, для Лаис
И недостаточно прекрасный,
Чтоб даром делали минет.
Ты попросил бы их, мой свет!
Я сам пытался… Труд напрасный.


* * *

Увы! Зачем она блистает
Минутной, нежной красотой?
Она бездарно увядает
Во цвете юности живой…
Увянет! И её ****ою
Не насладится уж никто!
****ься надо молодою!
Пока хотят тебя! А то,
Увы, не вечна наша младость.
Потом и рада бы, ан нет!
Дари же, дура, людям радость!
Ну, для начала мне минет
Хотя бы сделала ты, что ли?
Ну, а потом уж, как пойдёт!
Короче, милая, доколе?
Страдает сердце ведь и ждёт!
Да что там сердце, *** ведь страждет!
И словно молит: ну, когда?!
И ебли, ебли, ебли жаждет!
Ну где же, где её ****а???!!!


К ***

Зачем бессмысленную скуку
Пустою думою питать?
Не лучше ль просто эту суку
За жопу взять и отъебать?
И прекратятся все «страданья»!
Не будешь впредь в тиши полей
Ходить вопить: «О-о!.. состраданья!..
Молю тебя: о-о, пожалей!»
Про все ты «муки» вмиг забудешь,
Всё сразу снимет как рукой!
И через год вопить ты будешь:
«О дай же, дура, мне покой!!»


* * *

Мне вас не жаль, года весны моей,
Протекшие в мечтах любви напрасной, –
Мне вас не жаль, о таинства ночей,
Воспетые цевницей сладострастной:

Когда я в мыслях представлял её!..
Ах, ей под платье лезу,.. задираю…
Ох, вот уже трусняк с неё снимаю!..
Ээ-йех! вот уже сейчас!!.. Да ё-моё!

Всё это мне не жаль. Но зря её я отодрал.
Вот на хрена мне это было надо?
Она, коза, конечно, только рада.
Но я-то!.. Вдохновенье проебал.


Нереида

Среди зелёных волн, лобзающих Тавриду,
На утренней заре я видел Нереиду.
Которую ****и пять тритонов.
И от её, бля, сладострастных стонов
Про всё на свете позабыв, в полубезумном раже!..
Я, как шестой тритон!!.. И не заметила полубогиня даже.


К портрету не Вяземского

Судьба свои дары явить желала в нём,
В счастливом баловне соединив, о чудо!
Богатство, знатный род – с огромнейшим ***м.
(О чём все девы знают. И откуда?)


* * *

Как брань тебе не надоела?
Короток мой с тобой расчёт:
Ты всё твердишь, что я без дела?
А кто жену твою ****?


Эпиграмма (на гр. Ф.И. Толстого)

В жизни мрачной и презренной
Был он долго погружён,
Долго все концы вселенной
Осквернял развратом он.
Но отныне – слава богу! –
Он один лишь свой конец
«Погружает» понемногу:
Пара палок – и ****ец!


Красавица перед зеркалом

Взгляни на милую, когда, стыду назло,
Она трусы пред зеркалом спускает
И крутит жопою – и верное стекло
Улыбку, хитрый взор и гордость отражает.


Муза

В младенчестве моём она меня любила,
И за моим здоровием следила.
Лишь заболею я – она уж тут как тут,
И вот уже микстуру мне несут.
Причём прегорькую! А пить-то неохота.
Хоть утешительна была её забота,
Но горечь эта! «Ой! За так не стану, нет!» –
«Ну, выпей не за так!» – смеясь, она в ответ.
И пил микстуру эту я тогда с надеждой тайной.
Она же, радуя меня наградою случайной,
Откинув локоны от милого чела,
Мой *** с улыбкой нежной тут же в рот брала.
И был он оживлён божественным лобзаньем,
И в рот я ей кончал со сдавленным мычаньем. 
 

* * *
 
Я пережил свои желанья,
Я разлюбил свои мечты;
Остались мне одни страданья,
Плоды сердечной пустоты.

О как же я хотел, о боже,
Тебя когда-то отъебать!
Ну, отъебал, а дальше что же?
Да что ещё ты можешь дать?!

И так я хладом поражённый
И зимней бури слышу вой.
Хламидиозом заражённый.
(Плюс кандидозом. Тоже твой?)


Кинжал

        Лемносский бог тебя ковал
        Для рук бессмертной Немезиды,
Отмщения орудие, карающий кинжал, 
Последний судия позора и обиды.

Где Зевса гром молчит, где дремлют все законы,
       Свершитель ты проклятий и надежд.
        Вот вспоминаю, сдерживая стоны
           И вытирая слёзы из-под вежд...

Я деву полюбил! Прекрасную Ларису!
        Она была невинна и робка.
      Хотя и глуповатенька слегка,
Но я любил её! Как Данте Беатрису!

        Ну, Беатриче, да не в этом суть!
      Я с Биссектрисой просто перепутал.
Тьфу! С Моной Лизой! (Чёрт меня попутал,
         Хотел образованием блеснуть.)

Короче, я любил, хотя и видел: дура!
      Но такова уже любви натура:
   Всё видишь словно в розовых очках.
Конечно, знал я, есть надёжная микстура –
            Обыкновенный трах.

Но к ней (к микстуре) я не прибегал.
         Поскольку я её любил…
       Ну, хорошо, я был дебил;
         Но я же счастия искал!

А не какого-то там траха.
И вот, пока я, бля, искал,
  Её дружок мой отодрал.
Козёл вонючий, росомаха!

Ведь у него же бабок лом,
    Она, овца, и повелася.
Раз прихожу, она – с козлом!!
«Ах, полюбила!.. Отдалася!..»

Достал я ножичек… Кинжал!
Позвал, бля, деву Эвмениду…
    И их к усталому Аиду
Хотел!.. Да Васька – убежал.


Дева

Я говорю тебе: страшися девы милой!
Я знаю, все сердца она влечёт невольной силой,
Поскольку целку отъебать ведь каждому охота.
«Ты первый!» Это нечто, это что-то!
Одна лишь мысль сия тревожит пылкий ум,
И вот уж целый день волнуешься от дум
И млеешь, представляя, как она!.. как ты!..
Как эта дева, скромница, богиня чистоты!..
Но – начеку ты всё же будь! Возможна постанова.
Родители!.. Да знаешь сам. Всё это, брат, не ново.


К не Катенину

Любуясь на её портрет,
Моей волшебницы прекрасной,
Рыдаю! Обожатель страстный,
Я прежде был её поэт.
С досады, может быть, неправой,
Когда однажды не дала,
Я обозвал её шалавой.
В стишке, конечно же. Со зла.
Погибни злобы глупый миг,
Погибни лиры ложный звук!
Я сам погибну, бля, от мук!!
Прошу: «Ну, дай!» – Она же в крик:
«Так я шалава для тебя?!
А Селимена и Моина?!
Ты, всех подруг переебя!!..»
Короче, не даёт. Фемина.


Дионея

Хромид в тебя влюблён; он молод, и не раз
Украдкою вдвоём уж замечали вас…
Но где же он сейчас ответь мне, Дионея?
А я хоть и не молод, но вполне.
                Давай скорее,  у Хромида диарея!..
Да не ломайся, заплачу вдвойне!


* * *

Я гибну за любовь!... Но если хоть вначале
Охуевали все, бля, от моей печали;
Но если юноши, внимая молча мне,
Дивились долгому любви моей мученью
И предавались даже умиленью,
Сочувствуя мне искренно, вполне!
То уж теперь всем это надоело
«Да ты достал, – орут, – всех нас!!
Сидишь в сортире целый час!
Страдает он!.. а нам-то что за дело?
Он там драчит, а я щас обосрусь!!..
Открой, подонок!!!!.. Всё, бля, обосрался…»
Прощай, любовь! Сегодня я запрусь…
И – не открою. Кто бы ни стучался!


Гроб юноши

. . . . . . . . . . . . Сокрылся он,
Любви, забав питомец нежный;
Кругом его глубокий сон
И хлад могилы безмятежной…

    Любил он игры юных дев…
Их часто ёб в тени дерев…
Они его и извели,
Они в могилу и свели.
Ведь ****ы дев, что львиный зев.
    
    Давно ли старцы любовались
Его весёлостью живой,
Полупечально улыбались
И говорили меж собой:
«И мы когда-то же ****ись,
*** стояли как штыки!
Воспоминанья лишь остались…
А были тож не дураки!
Как нам, о мира гость ебливый,
Тебе постынет белый свет;
Теперь ебись…» Но старцы живы,
А у него завял букет.   
И без него друзья пируют,
И шпилют всласть его подруг;
Уж редко, редко именуют
Его в беседе этих сук.
Из милых жён… Ну, тут всё ясно –
Одна, быть может, слёзы льёт.
Поняв, ах, как это ужасно,
Когда супруг один ****.
Короче!
         Помер, схоронили,
Погоревали час-другой,
Ну, и конечно, позабыли.
«О-о!.. буду помнить, дорогой,
Тебя я  вечно и всегда!
Лишь ты еби!.. Ну, как “устал”?!» –
Клялась ведь каждая ****а.
Вот силы-то!.. и надорвал.

    Напрасно блещет луч денницы,
Иль ходит месяц средь небес,
И вкруг бесчувственной гробницы
Ручей журчит и шепчет лес.
Напрасно утром за малиной
Спешит красавица с корзиной
Её уж он не позовёт.
И из могилы не восстанет.
И *** его, увы, не встанет…
И никого… не отъебёт…   


* * *

Гречанка верная! не плачь, – он пал героем,
    Свинец врага в его вонзился ***.
Не плачь – не ты ль ему сама пред первым боем
    Напутствие давала: «Бля, воюй!»
Но не горюй, гречанка молодая.
И знай: тебя утешу завсегда я.
Ведь всё равно его уж больше нет,
И не вернёшь его теперь, как ни рыдай.
Чего ж тебе страдать во цвете лет?
Ведь живы мы! Так сделай мне минет.
                Иль просто дай.       


Приметы

Старайся наблюдать различные приметы:
Мужик любой в младенческие леты,
Взглянув на бабу раз, уж должен знать ответ:
Даст иль не даст? Та сделает минет,
А та – в любую дырку без проблем.
И так, мой друг, во всем.
Везде приметы, ну, а в них отгадки.
На передок, конечно, бабы падки,
Но без примет впросак ты попадёшь,
И никого из них не отъебёшь.
Да вот со мной на днях случилась незадача:
Ну, подмигнула! Всё! Примета же! Удача!
Что ж оказалося в итоге? Нервный тик!!
Супруг мне объяснил потом. Когда настиг.


Кокетке

Мадам, не понимаю,
Вы рехнулись?!
Тогда напоминаю:
Да, ебнулись
Мы с вами, было дело.
Ну, так что ж?..
Хвалил я ваше тело?..
Это ложь!!..
Нет, тело-то хвалил,
Но вот в любви не клялся...
Чего я там «молил»?!..
А, ну, когда ****ся,
То, может, и «молил»
В любовном раже,
О чём не помню даже…
Да, да, я всё уж позабыл!
А вы так, значит, нет?
Мой свет, к чему всё это, право?..
Да ладно! Что за бред?!
Коль каждая шалава!!..
Нет-нет, я не хотел вас оскорбить!
Оговорился просто…
Что? Вечно вас любить?
Лет, этак, даже до ста?
И это я вам обещал?..
Когда сосали?..
Нет, я бы завещал
Всем детям: чтоб бросали,
Бля, еблю эту или брали уж платок
И свой роток
Им затыкали...
Да достали,
Вы прямо ведь меня уже!!..
Ну я… ну вы, там, неглиже…
Припоминаю… Да, кровать…
За то, чтоб в жопу отъебать,
Я вам поклялся, навсегда???!!!..
Короче, слушай, бля, сюда!
Всё это чушь и ерунда.
И вся эта белиберда,
Она для маленький детей.
Для малолеток бы сошла.
А не таких, как ты, ****ей.
Короче, на *** бы пошла?


Приятелю

Не притворяйся, милый друг,
Соперник мой, увы, счастливый.
Чего там, мало, что ль, подруг?
Да я, к тому же, не ревнивый.
Еби Лауру, хрен бы с ней.
По мне, так будет и честней,
Чтоб мы, вдвоём её деля,
Об этом просто знали оба.
Лишь не сердись, и будем, бля,
С тобою мы друзья до гроба.


Не Алексееву

Мой милый, как несправедливы
Твои ревнивые мечты:
Я позабыл любви призывы
И плен опасной красоты.
Мне все красавицы до фени!
И *** давно уж не стоит.
Я предаюсь одной ж лишь лени,
Когда-то пламенный пиит…
Да нет, не Лене же, а лени!
Ну, расслабухе предаюсь…
Причём тут, мать твою, олени?!
Да говорю же, не ебусь!..
Иль ты от ревности рехнулся??!!
Нельзя так, право, ей же ей!..
Да чтобы я её коснулся!..
Я уважаю же друзей…
И чё? Сама тебе призналась,
Что давеча со мной ****ась?..
А ты поверил?! И кому???!!!
Навет голимый ведь, в натуре!
Не верь ты Ленке, этой шкуре!..
Да мстит мне, сука! Потому,
Что я к ней больше ни ногой!!..
Чего?.. Ну, там!.. читал стишки...
Постой!.. послушай, дорогой!
Ну, хорошо, пускай грешки
За мной водились, признаю.
Наталья, Ольга, там… Нинон…
Но я тебя не узнаю!
Да что с тобою? Что за тон?!
Клянусь, я Ленку – ни-ни-ни!
Пусть разразит меня Господь!..
Всё это домыслы одни!!..
Да перестань ты, да погодь!..
Ты мне, в натуре, друг иль нет?..
И за какой-то там минет?!..
А, ну, минет,.. ну, это да…
И ничего я не соврал!!!
Я ж говорил, что не ****,
А отсосала – ерунда!
Да и вообще, ну, прекрати!
Какие счёты меж друзей?
Ну, виноват я, ну, прости!
Давай помиримся скорей!
 

* * *

В твою светлицу, друг мой нежный
Я прихожу в последний раз.
Любви счастливой, безмятежной
Делю с тобой последний час.
Увы, нам больше не ****ься!
Я уезжаю. Может статься,
Что навсегда.
                Прощай, ****а!


Десятая заповедь

Добра чужого не желать
Ты, боже, мне повелеваешь;
Но меру сил моих ты знаешь –
Мне ль нежным чувством управлять?
Не надо мне волов, ослов,
Коров и прочего скота.
Вообще не надо ни черта!
Не надо даже мне козлов!
Да, боже, но вот что до коз…
Ну, слаб я! что поделать, слаб!..
Да на хрена мне чей-то раб?..
Да не шучу я, я всерьёз!
Так вот, касательно их жён…
Козлиных… Можно так сказать.
Вот как представишь, что лизать…
Пусть грешен, грешен я! грешён!!
Иль как там правильно?.. Да блин!
Всё помутилося в глазах,
При мысли лишь, что ща ей!.. Аа-ах!!!..
Господь, прости! За миг один
С любой козой отдам я рай.
Ну, что поделать, я такой.
Но помни всё же: сын я твой.
И слишком строго… не карай.


Друзьям

Вчера был день веселья шумный,
Вчера был Вакха буйный пир.
Хлестал я водку, как безумный,
При громе чаш, при звуке лир.

Как феи вас благословили,
Своим вниманьем осеня,
Так вы, похоже,  и забыли,
О други, напрочь про меня.

А я, о други, так нажрался,
(Ведь не закусывал совсем!)
Что в результате оказался
Наутро… Угадайте с кем?

Нет, к сожалению, не с феей!
(Хоть без неё не обошлось.)
А с трепаком, бля! С гонореей!!
Трусы менять пять раз пришлось.

Откуда феи эти, други,
Хоть прилетали-то вчера?..
Кто-кто? Наташкины подруги?..
Уж улетели все с утра?

И чё, никто, о други, тоже
От них презент не получил?..
Во невезуха-то, о боже!
Да лучше б просто подрачил!!


* * *

Мы любим сумрак неизвестный
И ваши тайные цветы,
О вы, поэзии прелестной
Благословенные мечты!
Вы нас заставили, поэты,
Поверить, прозе вопреки,
Что есть Амуры, Музы, Леты...
А мы и рады, дураки,
Внимать вам, варежки разинув,
И верить снова, вновь и вновь!
Уроки опыта отринув:
Что то не ебля, а – любовь!
И пусть она у всех сосала,
Но вот теперь-то!.. наконец!..
Она прозрела и познала
Впервые – чувство!!.. Но овец

Не превратить, приятель, в ланей.
Уж что поделать, это так.
Из кучи Машек-Дашек-Таней
Одну Офелию никак
Не сотворишь ты, как ни бейся!
Напрасно всё, бесполезняк.
Ну, словом, даже не надейся.

А потому, вот мой совет:
Цени восторги, вдохновенья,
Но всё же в меру уж, мой свет!
Не возводи ты в перл творенья
Обычный, в сущности, минет…


Гречанке

Ты рождена воспламенять
Воображение поэта,
Его тревожить и пленять!
Чтоб, в предвкушении минета!..
Увы, ты в дальней стороне!
Тебя я вижу лишь во сне.
А явь – лишь Мани да Маруси,
И я, ей-богу, уж боюси,
Что скоро тошно станет мне
От этих Машек и Наташек,
И вдохновенье пропадёт.
Ведь есть же где-то Галатеи,
Кассиопеи и Психеи!
И кто-то же ведь их ****!..
И я хочу сильфид, Леил!
Священных храмов и Эллад.
Да я б под пение баллад
Леиле так бы засадил!
А после б кушал виноград,
Из амфор вина с понтом пил.
И на пиру бы возлежал...
Да, жил бы, бля, как древний грек!
Так провести хоть весь свой век
Отнюдь бы я не возражал.
Хоть щас манатки бы свернул –
Никто б меня не удержал! –
И прямо в Грецию б рванул...
Когда б не страх, что счастья – нет.
Пусть Машек Гебами зовут,
Но точно так же их ебут…
И та же такса… за минет.


Из письма к не Я.Н. Толстому

Горишь ли ты, лампада наша,
Подруга бдений и пиров?
Кипишь ли ты, златая чаша,
В руках весёлых остряков?
Всё те же ль вы, друзья веселья,
Друзья Киприды и вина?
А я порою от безделья
Тут помираю иногда.
(И только изредка – с похмелья.)
Тоска здесь, братец, сил уж нет!
Горя завистливым желаньем,
Я к вам лечу воспоминаньем,
Воображаю, как минет
Вот-вот уже мне Дионея!..
Ах, да, припомнилося вдруг:
У Дионеи ж гонорея,
Поосторожней, милый друг! 
Или Клариску ставлю раком:
«Ну, шевелись!.. Давай скорей!..»
Да, кстати, раз уж мы о всяком.
Ты в курсе, люэс же у ней?
О, а прекраснейшая Роза?!..
Как только вспомню, так драчу!
Ну, как она, от кандидоза
Уж излечилась? И хочу
Предупредить!.. Но, ах, прошу
Прощенья, друг мой, уж зовут.
Но не беда, я допишу.
Лишь отлучусь на пять минут.


Иностранке

На языке, тебя невнятном,
Стихи прощальные пишу,
И в заблуждении приятном
Вниманья твоего прошу.
Мой друг, доколе не увяну,
В разлуке чувство погубя,
Я вспоминать не перестану,
Как в туалете ёб тебя.
В каком-то, вроде, ресторане…
Уже не вспомню я теперь.
Под скрипки плач… – поют цыгане…
Да всё стучится кто-то в дверь…
 

* * *

Наперсница волшебной старины,
Друг вымыслов игривых и печальных,
Тебя я знал во дни моей весны,
Во дни утех и снов первоначальных.
Я ждал тебя; в вечерней тишине
Являлась ты весёлою подружкой.
И ангелы нам пели в вышине.
А ты, шутя, прикидывалась шлюшкой.
Затем, конечно, чтобы мне внушить
Во время ебли больше вдохновенья.
Ведь муза неспособна согрешить!
А потому, когда от наслажденья
Кричал я и стонал, и умирал,
Ебя тебя (но после – возрождался!),
То это же на лире я играл!
Поэт во мне, по ходу, пробуждался.
Когда же он проснулся… видит бог,
Одной тебя уже мне недостало,
И ебля эта вдруг меня достала,
Впервые отъебать тебя не смог.
«Евтерп, я б рад, да вот беда:
Ну, каждый день одна ****а!
Да тут хоть кто с ума сойдёт!
Ну, ты б слетала на Парнас.
Мож, из сестёр кто снизойдёт?
Вот дело и пойдёт у нас».


Не Ф.Н. Глинке

Когда средь оргий жизни шумной
Меня постигнул остракизм,
Увидел я толпы безумной
Презренный, робкий похуизм.
Так, к сожаленью, всё и было:
Начальник выгнать пригрозил…
(Да не, ну, конченый мудило,
Олигофрен и имбецил.)
И ведь никто же не вступился,
В защиту слова не сказал!!
Уж как я, бля, тогда отбрился!..
Но всех дружков я в рот ****.
Лишь ты один тогда, с похмелья,
Как некий новый Аристид!..
А что уволили, досель я
Тебя жалею. Без обид!


* * *

Мой друг, забыты мной следы минувших лет
И младости моей мятежное теченье.
Не спрашивай, кто делал мне минет,
И доставлял!.. печаль и наслажденье.
      Ах, надоели уж минеты мне!
А «наслаждения» – вдвойне!
Но ты, невинная, ни разу не сосала.
И не соси! всему ведь свой черёд.
Беспечно верь: придёт и отъебёт
Любимый, даже скажешь: «Мало!»
Ты жди его! Душа твоя чиста;
Но подучиться всё же не мешает.
Начнём, пожалуй, с чистого листа.
Запомни: никогда не разрешает
Себя за жопу дева щупать и за грудь.
Вот та-ак!.. И та-ак ещё!.. Да-да!
И плюс к тому же не забудь:
У девы главное – ****а.
Ну, про ****у мы погодим.
Всему, дружочек, свой черёд.
Ну, а пока раскрой-ка рот.
Щас – за минет!.. поговорим…


Адели

Ебись, Адель,
Не знай печали.
Мою свирель
Соси вначале.
Хоть здесь бордель
И пусть кончали
Отец и брат,
И стар, и млад
В твой рот,
Я рад!
Зато забот
Тут вовсе нет!
Монеты звон,
И вот – минет,
И страсти стон.
Мою свирель
Соси, Адель!


На не А.А. Давыдову

Иной имел мою Аглаю
За свой мундир и чёрный ус,
Другой за деньги – понимаю,
Другой за то, что был француз…
Я в голове перечисляю:
Так! ни усов, ни денег нет… 
Но тоже ж хочется Аглаю!
Вот как бы даром?.. Хоть минет?


* * *

У Клариссы денег нет,
Ты богат – иди еби.
Хочешь, сделает минет;
Хочешь, в жопу засади.


Кольна. (Подражание Оссиану).

Источник быстрый Каломоны,
Бегущий к дальним берегам,
Я зрю, твои взмущенны волны
Потоком мутным по скалам
При блеске звезд ночных сверкают
Сквозь дремлющий, пустынный лес,
Шумят и корни орошают
Сплетённых в тёмный кров древес.
Твой мшистый брег любила Кольна,
Когда по небу тень лилась;
Ты зрел, когда в любви невольна,
Здесь другу Кольна отдалась.

А дело было, братцы, так.
Тоскара юного Фингал
В лесов дремучих мрачный мрак
Воздвигнуть памятник послал.
Кого-то там он расточил
С дружиной храброю своей.
«Там ряд является могил!
Их вран стережет, но всё ж друзей
Хочу почтить. Так ты иди,
Где Крона катит чёрный вал,
Уж монументик – возведи».
Вот так послал его Фингал.
Ну, и в безвестный, дальний путь
Пустился с бардами Тоскар…
(А на хрен барды?.. А-а!.. не суть.)
В вечерний хлад, в полдневный жар.
Пришли. И барды – гимн святой…
(Так вот зачем он их привлёк!)
Тоскар же мощною рукой
Из речки камушек извлёк,
На нём повесил щит и меч
И обратил он к камню речь…
Ну, речь – не важно, болтовня,
Её опустим мы, друзья.
«Пускай все помнят про меня!..»
Не понимаю чтой-то я:
Фингал послал, а – «про меня»?..
Да говорю же, болтовня!
Короче, чёрт не разберёт,
Кого тут кто куда послал!!
(А вообще тоска берёт,
Чего-то автор уж достал.)

Давайте коротко тогда!
К нему является Карул
И начинает: «О-о, всегда!..»
Речугу, в общем, завернул.
А в двух словах: прошу на пир!
(Ах, да, Карул – соседский царь.)
И на пиру, под звуки лир!..
Ну, сами знаете, как встарь:
«Он устремил!.. и преклонил!..
Веселья блеск в очах потух!..»
Ну, Кольна видит, что дебил,
Что «негою томится дух»….
Кто Кольна? А, Карула дочь.
Да… Тут она и просекла…
И вот уже: «редеет ночь!..
Заря багряна!..», все дела.
«Тоскар покинул ложе сна!..
Идёт по мшистым он брегам!..»
Идёт и видит вдруг: она!
Уже сидит, назло врагам.
И стерегущему их врану,
Ведь девам всё по барабану. 
Причём сидит не как-нибудь,
А позу томную приняв
И обнажив лилейну грудь!
Ну, и Тоскар, как лев воспряв!..
«”Ты ль это!?..” – возопил герой
И после трепетной рукой…»
Ну, дальше ясно. Своего
                не упустила уж она.
«Когда по небу тень лилась;
В любви сама уж не вольна,
Здесь другу Кольна отдалась…»

Преданья древние веков,
Героев славных времена!..
А впрочем, мир всегда таков:
«С лилейной грудию, она!..»
Сидит на мшистом бреге, бля!
Робка… проста, как три рубля.


Эвлега

Да, сюжетик будь здоров!..
В общем, баба, там, Эвлега,
Даже сбросила покров.
(Ведь истома же и нега!)
Сиськи, бля, белее снега!
(Уж про жопу промолчу,
Волновать вас не хочу.)
И в пещере, там, у брега,
Своего Одульфа ждёт.
Ну, и песенку поёт:

«Пылает грудь, за вздохом вздох летит…
О! сладко жить, мой друг, душа с душою.
Приди, Одульф, и отъеби! С тобою
Забудусь на хрен, всё внутри горит».

Но там ещё какой-то был Осгар.
Ужасный, страшный, прям, кошмар.
Ему давать та баба не хотела:
«Оставь меня, и убери свой ***!
И не моей ****ою торжествуй,
Да я сама таких, как ты, имела!»

Такой вот, значит, бля, замес.
Итак, Одульфик наш идёт,
В мечтах Эвлегу уж ****,
Но чу! тут самый интерес.
Уж там Осгарик, начеку:
«Канай давай, она моя!»
Одульф, конечно: «Ни ***!»…

А всех и дел-то дураку
Ведь было – просто предложить:
«Да брось, Осгар, давай дружить!
Сначала я, а после ты.
                А хочешь, так наоборот.
Или я в жопу, а ты в рот…
Да мы герои или нет?
И – из-за бабы! Что за бред?!»

Однако – не сообразил.
И в результате всем ****ец.
Одульф и бабу – молодец! –
Мечом булатным поразил:
«Иди в Валгаллу, там соси!»
Ну, идиот, чего возьмёшь!
Что было дальше? Не проси,
Читатель. Ибо – хрен поймёшь.
Уж очень скомканный конец.
Но, повторяю, всем ****ец!


Осгар

По камням гробовым, в тумане полуночи,
Ступая трепетно усталою ногой,
По Лоре путник шёл, напрасно томны очи
Ночлега мирного искали в тьме густой.
Нет ни хрена вокруг, ни крова, ни пещеры,
Ни даже хижины, наследья рыбаря.
А он уже измучился сверх меры,
Луна за тучами, и в море спит заря.

Вдруг видит, на скале, обросшей мокрым мохом,
Сидит какой-то древний дед,
Склонясь челом над воющим потоком
И вспоминая дни побед. 
Хотя, чего их вспоминать?
А впрочем, если нету дел…
Ну, странник: «Можно ли узнать?..» –
Дорогу выведать хотел.

Но хрен, однако, что узнал!
Ведь бардом этот был старик.
Другой бы просто показал,
А этот с понтом сразу в крик:
«Ах, путник, стой! Ах, путник, стой!
Почти усопших бранный прах!»
Ну, путник встал – да хрен с тобой!
К тому же, братцы, просто страх,

Признаться, бедным, овладел:
Мол, это что ещё за псих?
Ведь перед дедом меч висел 
На мрачных ивах. Ветвях. Их.
И вот певец минувших лет
Ему и начал тут вещать:
«Я созерцал времен полет!..»
Решил, по ходу, застращать.

Наш путник чувствует: ****ец!
Он до утра проговорит.
И тут же посохом: «Отец!
А в этом гробе кто лежит?»
И ткнул в ближайший же утёс,
Увидя там какой-то лук.
Конкретику в беседу внёс:
Мол, покороче, дескать, друг!   

«Увы, увы! Осгар здесь пал! –
Ему тут старец грустно рек. –
И из-за бабы ведь пропал!
Теперь висят, – кивнул на брег, –
Его колчан, а вон и лук.
А сам он сгинул ни за грош.
Не выдержа любовных мук!
А всем ведь воин был хорош.

Но полюбил Мальвину вдруг
Во цвете нежных юных лет.
(Все беды, бля, от этих сук!)
Повёлся сдуру на минет.
А хоть подумал бы слегка:
Чтоб научиться так сосать,
Да это ж!.. Впрочем, дурака
Ведь бесполезно вразумлять.

Ну, словом, как-то он… застиг
За тренировочкой её.
Вот тут впервые и постиг,
Что думать всё же, ё-моё!
Хоть иногда, полезно ведь!
Всегда умнеем поздно мы.
Короче, ясно всё. И впредь
Он уж от баб, как чумы!

И вот потом, когда Фингал!..» –
«Постой-ка! – странник вопросил. –
Ты так и не дорассказал.
Так он обоих замесил?» –
«Да нет, Звигнела-то в расход,
Ну, а Мальвинку – отпустил». –
«Да-а, интересненький исход!..
Он лучше б хахаля простил,

Ведь тот вообще не при делах! –
С досадой путник проворчал. –
А впрочем, что ж тревожить прах».
И головой лишь покачал.
И старец тоже завздыхал,
Заклятья древние творя.
А ветр под утро затихал,..
И занималась уж заря…


Рассудок и Любовь

Младой Дафнис, гоняясь за Доридой,
«Постой, – кричал, – прелестная! постой,
Скажи: “Люблю” – и бегать за тобой
Не стану я – клянуся в том Кипридой!»
«Молчи, молчи!» – Рассудок говорил,
А плут Эрот: «Скажи: ты сердцу мил!»

Ну, в общем, этот плут Эрот!..
И насоветовал он ей!
«Вот так пастушек-то в ****ей…» –
Когда потом Дориду в рот
Дафнис, раскаялась она.
Но разберёмся: чья вина?

Дорида – дева, и слаба
На передок и на задок.
А между тем Рассудок мог
Ей подсказать: «Не надо “да”
Дафнису сразу говорить,
А лучше-де повременить.

А то не женится ведь он.
Щас отъебать-то отъебёт,
А после к Хлое удерёт».
Разобъяснил бы, что на кон
Она – судьбу, а не ****у!
Глядишь, отвёл бы, бля, беду.


Казак

Раз полунощной порою,
                Сквозь туман и мрак,
Ехал тихо над рекою
                Удалой казак.

Вот пред ним две-три избушки,
                Выломан забор;
Здесь – дорога к деревушке,
                Там – в дремучий бор.

«Ну, и *** ли мне в том боре? –
                Думает казак. –
Лучше в дырку я в заборе
                Прошмыгну, раз так!»

Подъезжает он к избушке,
                Там сидит овца
(Ну, не спится, видно, шлюшке!),
                Ждёт уж молодца.

Ей казак: «Мол, дорогая,
                Напои коня!»
А она ему, зевая:
                «Отъебать меня

Собираешься, похоже,
                Со своим конём?
Да написано ж на роже:
                У-ух, как щас ебнём!

Это можно, но немножко
                Всё же заплати.
Сразу выпрыгну в окошко:
                Да давай, ети!»

Ну, казак весь в непонятке:
                Что, бля, за ***ня?
Говорит опять касатке:
                «Напои коня!

Не хочу я щас ****ься,
                Настроенья нет!
Мне бы до дому добраться,
                Не был тыщу лет.

У меня жена младая,
                Не чета тебе.
А шалав, да завсегда я!..
                Да в любой избе!..»

Вот часы полуночь били.
                Через бор и мрак
На непоенной кобыле
                Скачет злой казак. 


Не князю А.М. Горчакову

От всего я сердца другу
Пожелаю сей же час!..
Счастья?.. Милую супругу?..
Или что? На этот раз?
Денег, славы громких дней?
Звёзд алмазных и честей?
Чтобы в лаврах ты сиял,
В честь твою звенел металл
И победа за тобою,
Как положено герою,
Завсегда летела вслед?..
На хрена весь этот бред,
И кому всё это надо?
Жизни лучшая награда –
Сиськи, жопа да ****ень!
Чтобы каждый божий день
Были новые они!
(А врагам пусть – лишь одни!!)

Вот и желаю, чтоб свой век
Питомцем нежным Эпикура
Провёл меж Вакха и Амура!
Ну, а когда стигийский брег!..
А впрочем, друг, что нам Харон?
Когда, короче, мрачный Крон
Своим серпом по яйцам – вжик!..
Желаю, чтобы этот миг
Тебя на ****и, бля, застиг!
А не за чтением, скажем, книг.


Опытность

Кто с минуту переможет
Хладным разумом любовь,
Успокоит, на хрен, кровь,
Всё равно ведь не поможет.
Пусть не смейся, не резвись,
С строгой мудростью дружись;
Но с рассудком вновь заспоришь,
Хоть не рад, но дверь отворишь,
Как проказливый Эрот
Постучится у ворот.

Испытал я тут недавно
Это, братцы, на себе.
Нажрали-ись!.. ни ме, ни бе.
Погуляли, в общем, славно.
Муж заснул, базара нет.
Тут жена ко мне: «Мой свет!
Ведь постель-то холодна!
Опасаюсь спать одна...»
(Ну, проказливый Эрот
Уж стучится у ворот.)

Да, так вот она: «Боюсь!
Я и щас, вон, вся дрожу.
Ну, а коли – застужу?
Ну, а если – простужусь?!
Ты согрей мне хоть кровать.
А не надо, мол, ****ь!
Я же мужнина жена,
Я супругу, бля, верна!..»
«Ну-у, проказливый Эрот!..» –
Думал я, вставляя в рот.


Блаженство

В рощи сумрачной, тенистой,
Где, журча в траве душистой,
Светлый бродит ручеёк,
Ночью на простой свирели
Пел влюблённый пастушок;
Томный гул унылы трели
Повторял в глуши долин…

Вдруг из глубины пещеры
Чтитель Вакха и Венеры,
Резвых Фавнов господин,
Выбежал Эрмиев сын. 
Ну, и бает пастушку:
«Да кончай ты, хватит ныть!
Можно – чуть, но ты – лишку.
Ладно, впрочем, так и быть,
На, давай, хлебни винца!
Всю тоску-то – как рукой!..
Да до дна уж, до конца!..
Пей-гуляй, к чему покой?
Он – за гробовой доской!»

И пастух, с сим резвым Фавном
Выдул целый козий мех.
Ну, и начал, бля, о главном.
(Да в натуре, смех и грех!)
Дескать, Хлоя не дала!
Обманула, все дела!..
Ведь обидно же, ей-ей!
Просто совестно людей!
Целый месяц коз ей пас,
А она теперь в отказ:
«Ты рехнулся, видно, там?
Как подумать только мог?!
А что с козами помог,
Так ведь это же ты сам?..
Ну, а я-то никогда!..»
Да, короче, бля, ****а!

Вот Сатир и говорит:
«Ладно, дело не горит.
Гарантирую успех!
Допиваем этот мех
И идём пугать ей коз…
Да чего ты, я всерьёз!
Ей одной их не собрать.
Через час уж будем драть
Твою Хлою мы вдвоём.
Ну, допил? Тогда идём!»

Так и вышло всё, друзья.
Распугали коз они.
Хлоя в слёзы!.. «Ни-ни-ни!
Уж тобой научен я,
Лишь себя теперь вини:
Не хотела мне лишь дать,
А теперь уж мы – вдвоём.
Щас дуэтом, бля, споём!
Ну, короче, долго ждать?!»


Лаиса Венере, посвящая ей своё зеркало

Вот зеркало моё – прими его, Киприда!
Богиня красоты прекрасна будет ввек,
Седого времени ей не страшна обида:
            Она – не смертный человек;
            Но я, покорствуя судьбине,
Не в силах зреть проклятый целлюлит!
            Как кожа дряблая висит
                На жопе ныне.



К Наташе

Вянет, вянет лето красно;
Улетают ясны дни;
Стелется туман ненастный
Ночи в дремлющей тени.
Опустели злачны нивы,
Хладен ручеёк игривый;
Лес кудрявый поседел;
Свод небесный побледнел.

Свет Наташа! где ты ныне?
Масть-то прёт али не прёт?
Помнишь, как застряла в тыне,
Ни назад, и ни вперёд!
Лишь пролезла голова,
Да и то едва-едва.
Вот тогда-то полсела!!..
Эх, минувшие дела!..

Как сейчас, не застряёшь?
А хотя, чего теперь?
Щас и так, небось, даёшь:
Заходи, открыта дверь!
А куды, раз полсела?..
Как ты, бедная, смогла?
Да, сказать чуть не забыл:
Я ж за тыном тоже был...


Эпиграмма
(Подражание французскому).

Супругою твоей я так пленился,
Что если б три в удел достались мне,
Подобные во всём твоей жене –
Все три довольны были б мной вполне,
Всех трёх ****ь бы не ленился.


Романс

Под вечер, осенью ненастной,
В далёких дева шла местах
И тайный плод любви несчастной
Держала в трепетных руках.
Всё было тихо – лес и горы,
Всё спало в сумраке ночном;
Она внимательные взоры
Водила с ужасом кругом.

Подходит дева та к избушке
(Что заприметила давно),
Стоящей мирно на опушке,
И речет: «Ах, мне всё равно!..
Коли должна я оставлять!..»
Но тут выходит древний дед
И говорит ей: «Слышь, ты, ****ь!
Да сколько ж можно, сил уж нет!

Ведь кажный день кладут, кладут!..
Несут, несут, несут, несут!..
Вас, значить, ёбари ебут,
А мне уж тут ваще капут!
Да хоть из хижины беги!
Короче, эта!.. слышь, овца!
Во-первых, здесь чтоб ни ноги!..
А во-вторых, ты до конца

Пройди опушки – ну, слегка! –
Ещё избушка там одна.
А в ней живут три дурака.
Не знаю, правда, щас цена
У них какая: хором дать
Иль просто всем, по одному?..
Да дашь, короче!! Долго ждать?
Там разберёшься, что к чему!»

И дева, позже возвращаясь
Печальна и невесела,
С ребёнком мысленно прощаясь,
Всё повторяла: «Ну, дела-а!..
Ведь обманули же опять!
Сначала: ой, да за минет!..
И их не трое там, а пять…
И плюс  в конце припёрся дед!!»


Леда
(Кантата)

Слишком муторно и нудно.
А хотя, совсем нетрудно
Суть буквально в двух словах:
Леда… лебедь… Леда: «Ах!..»
И привет –
Уж целки нет!

Окончанье ж – изложу.
Так, как вижу, покажу.

Опомнясь наконец, красавица младая
Открыла тихий взор, в томленьях воздыхая,
И что ж увидела? – На ложе из цветов
Она покоится в обьятиях Зевеса;
                Меж ними юная любовь, –
И пала таинства прелестного завеса.

Это был ещё поэт,
Ну, а далее – о, нет!
Тут уж свой пролью я свет…
(Надо ж – вставить!! Чтоб извлечь.
Ну, мораль?.. О том и речь.)

                Сим примером научитесь
                Розы, девы красоты;         
                Вечерами не страшитесь
                В тёмной рощице воды.
               
                Коли б Леда испугалась,
                Не дала бы лебедю –
                Так бы в дурах и осталась
                Со своим: «О, я блюдю!..» 

                Так что всем подряд давайте
                Вы в надежде: ну, а вдруг?!
                А наутро проверяйте:
                Не Зевес ли милый друг?


Гараль и Гальвина

Взошла луна над дремлющим заливом,
В глухой туман окрестности легли;
Полночный ветр качает корабли
И в парусе шумит нетерпеливом.
Взойдёт заря – далёк их будет строй.
Остри свой меч, воитель молодой!

Где ты, Гараль? **** Гальвину
Печальную, хоть уж рассвет,
Она уныло блеет: «Не!-е!-ет!..»
Не отпускает ни хрена в дружину!
Близка заря; несётся шум глухой…
Что медлишь ты, воитель молодой?

Заснул Гараль наш, заебался;
Меч променял он на елдак.
Вот просыпается, мудак, –
Уплыли все! лишь он остался.
О, для чего печальной красотой
Пленялся ты, воитель молодой?

Однако дева: «Что нам слава!
Мы изберём спокойну долю,
Зато ****ься будем вволю»
(Да сразу видно, что шалава!)
Его влекла трепещущей рукой…
И всё забыл воитель молодой!

А дальше ясно же, друзья!
Когда вернулись все с баблом…
(А у Гараля – поделом! –
Ведь кроме ***, ни хуя!)
Красавица вздохнула, – и другой
Её пленил воитель молодой.

Мораль сей басни такова:
****ь – еби, хоть заебись,
Но всё же вовремя очнись.
А остальное – лишь слова!
Иль всё накроется – ****ой.
Вот так, воитель молодой!


Вода и вино

Ну, короче, для купанья,
Может, лучше и вода.
После ебли подмыванья…
Это тоже, это да…
Но чего там подмываться,
Если не было вина?
Всё равно ведь поебаться
Не удастся ни хрена!

Не дадут же эти девы,
Если их не подпоить.
«Как вы смеете?!.. Да мне вы?!..»
Ну, бодягу разводить
Непременно же затеют:
«Не могу!..» да «Не проси!..»
Но – стакан! И их уж – еют!
«Да давай уже!.. Соси!»


Измены

Всё миновалось,
Мимо промчалось!
В общем, ****ец.
Жало измены!..
Праха и тлена
Стал я певец.
Яд в мои вены
Вспрыснула, ****ь.
Вот я про тлен и
Стал распевать.
Что остаётся?
Ленки-то нет!
С кем-то ****ся,
Может, минет
Прямо вот щас!!..
Словом, атас.
Как вот представлю  ;
Слёзы точу!
(Или драчу.)
Но не оставлю,
Буду всегда
Верен лишь ей!
Да-да-да-да!
Больше ****ей
Пальцем – ни-ни!
Не прикоснусь.
Что мне они?
Не поебусь
Уж никогда,
Это мой рок!..
Надо хоть впрок,
Что ли, тогда?..
Эй, вы, ****ищи!
Ну-ка в жилище
Живо ко мне!
Плата – вдвойне!
Где вы, дурищи?!
Долго вас ждать?
Переебать
Надо ж успеть
Всех до одной!..
Боже ты мой!
Ведь…
        не суметь!!!

Но – получилось.
Видно, помог –
Так уж случилось! –
В этом мне бог.
Да, подсобил  –
Силы мне влил.
Думал на Хлое:
Всё, бля, спалился!
Но помолился,
Ленке назло и
Снова за дело!
Зине и Нине
В жопу я смело!..
Ну, а Полине!!..
Словом, с молитвой
В битве за битвой
Я побеждал.
Лилу, Темиру,
Всех обожал,
Сердце и лиру
Всем посвящал.
В жопы и в пасти,
В прочие части,
Всех отъебал.
Тщетны измены!
Образ Елены
В сердце пылал!
Ах, возвратися
Снова ко мне!
Дура, проснися!!
Кто же вдвойне
Шлюхам бы стал?!
Коль не любовь?
Ладно, устал.
Если ты вновь
Не возвернёшься
И не проснёшься,
То трепещи!
Уж отомщу я
И не прощу я!!
Уж – не взыщи!!!


Не Батюшкову

В пещерах Геликона
Я некогда рождён;
Во имя Аполлона
Тибуллом окрещён,
И светлой Иппокреной
Сыздетства напоенный,
Под кровом внешних роз,
Поэтом я возрос.

Пишу я мадригалы
В альбомы нежных дев,
Суровые анналы
С терцинами презрев.
А *** ли мне анналы?
От них ведь толку мало.
А с дев за мадригал –
Я сразу же анал!

Ты славою прельщаешь?
Пиши, мол, про войну?
Награды обещаешь?
А мне всего одну
Награду лишь и надо:
Любовь – моя отрада!
И впредь пусть за сонет
Мне делают минет!
 
Дано мне мало Фебом:
Охота, скудный дар.
Увы, под чуждым небом,
Вдали домашних лар,
Я чахну и тоскую,
Покоя всё взыскую!..
(И даже не ебусь,
Бля, люэса боюсь!!)


К не-Пущину
(не 4 мая)

Любезный именинник,
Не-Пущин дорогой!
Прибрёл к тебе пустынник
С открытою душой;
Встречать?.. да не трудися,
Уж сам распоряжусь.
Вообще не суетися!
Пока расположусь…
Да вот хоть на софе!
Чуток я под шофе,
Но это чепуха.
Немножко отдохну,
Полчасика сосну
И буду!.. ха-ха-ха!
Опять ****ь и пить,
Готов, лишь наливай!
Мутить, бля, и кутить!
До края, через край!!
Да подгоняй шалав!
Забудемся на час.
Кто весел, тот и прав,
Живём-то только раз!
В могиле ведь, дружок,
Уже не поебёшь.
Хоть сладок пирожок,
Да там-то уж – ан, врёшь!

Поэтому пока
И надобно спешить...
Да *** ли, там, «слегка»!..
Грешить, так уж грешить!!
Супругу или дочь,
Коль не нашёл шалав,
Зови... Какая «ночь»?!
Не-Пущин, ты не прав!
Ведь мы же ведь друзья?
Всё с детства – пополам!..
Да не, ну, так нельзя!..
Да «в хлам» я иль не «в хлам»!..
Пусть даже это так,
Ты друг мне или нет?..
Да не, в натуре, мрак!
Ты что же, за минет
Всю дружбу – под откос?
Поверить не могу!
Ты за один отсос???!!!..
О Господи, врагу
Не пожелаю я!
Не-Пущин, ты свинья!
Ну, не жена, так дочь!..
Куда это мне «прочь»?!..

Откройте, гады, дверь!!!
Куда же я «пойду»?!
Да что же мне теперь?!..
Вот так друзьям и верь!..
Да сами вы в ****у
Катитесь, вашу мать!!
Да что б тебе ****ь,
Не-Пущин, лишь жену!
Всю жизнь!! Её!!! Одну!


Демон

В дни, когда мне были новы
Впечатленья бытия –
Взоры дев, и шум дубровы,
Ночью пенье соловья…
Вот тогда-то злобный гений
И свалился на меня,
Все восторги похождений
Скукой сразу осеня.
Говорю: «Поедем к Машке!»
Он в ответ: «Да что нам в ней?»
«Ну, к Домашке или к Дашке!..
Тоже нет? Тогда ясней
Объяснись хоть, милый друг.
Ведь на что это похоже?
Баб, конечно, тьма вокруг,
Надо выбор сделать всё же!»
А в ответ лишь хладный яд
Оскорблений да насмешек.
Ну, достал, короче, гад!
И ведь крепкий же орешек!
Речью – просто иссушал
На корню всё наслажденье.
Ну, короче, искушал
Клеветою – провиденье.


* * *

       Ночной зефир
       Струит эфир.
           Шумит,
           Бежит
       Гвадалквивир.

Вот взошла луна златая,
Тише… чу… гитары звон…
Вот испанка молодая
Оперлася на балкон.

       Ночной зефир
       Струит эфир.
           Шумит,
           Бежит
       Гвадалквивир.

Томно скинула мантилью…
Сзади ей какой-то дон
Запиндюрил!! Всю Севилью
Оглашает страсти стон!..

       Ночной зефир
       Струит эфир.
           Шумит,
           Бежит
       Гвадалквивир.


* * *

Храни меня, мой талисман,
Храни меня во время ебли!
Не знаю, Муза ли, сам Феб ли…
Но ты из них мне кем-то дан.

Когда блаженства океан
Меня вздымает, как пушинку,
Когда ебу, к примеру, Зинку,
Храни меня, мой талисман.

Она ж могла из жарких стран,
Где все ебутся лет с шести,
Таких инфекций привезти!
Храни меня, мой талисман.

У баб же всё один обман.
Такой напустят, бля, туман
И сочинят такой роман!..
Храни меня, мой талисман.

Я не боюсь сердечных ран.
Но если люэс или СПИД?
Какой погибнет ведь пиит!
Храни меня, мой талисман.


* * *

Коль жена тебя обманет,
Не печалься, не сердись!
А с соседкой поебись,
День веселья и настанет!

Люди будущим живут;
И в него гляди ты смело.
Да пускай её ебут,
Всё равно уж надоела!


Зимний вечер

Коля с Толей Олю кроют,
На ***х её вертя.
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя.
То застонет: «Мало!.. мало!..»
Крики! вопли! шум! галдёж!
Как же это заебало!
Всё ведь слышно. Хрен заснёшь.


Ночь

Твой голос для меня и ласковый и томный
Тревожит позднее молчанье ночи тёмной.
Близ ложа моего горит нескромная свеча,
И ты, в безумьи яростном желания крича,
Изнемогая от любви и сладкого восторга,
Вся содрогаешься и затихаешь вдруг потом.
                Но только ненадолго.   
Мгновение! И вот уж снова звуки слышу я:
«Еби!.. еби!.. еби!.. Твоя!.. твоя!.. твоя!..»


Я вас любил…

Я вас любил: любовь ещё, быть может,
В душе моей угасла не вполне.
Но пусть она вас больше не тревожит
Ведь вы меня обидели вдвойне.
Я ревновал вас к вашему супругу,
Но всё же верил, что вы только с ним.
А вас давно пускают уж по кругу,
И вы легко даёте всем другим.


Признание

Я вас люблю, – хоть я бешусь,
Хоть это труд и стыд напрасный.
Конечно, я дурак ужасный,
И в этом я вам признаюсь.
Мне не к лицу и не по летам,
Пора, пора мне быть мудрей.
Довольно гнаться за минетом
И торопить: скорей!.. скорей!..
Пусть ждать и скучно, всё же – надо,
Ведь отлучится же супруг.
И вот уже она, награда!
Ведь дома вы теперь сам-друг.
Когда я слышу где-то рядом
Ваш лёгкий шаг иль платья шум,
Когда вас раздеваю взглядом!
Я вдруг теряю весь свой ум.
Вы отсосёте – мне отрада;
Вы не дадите – мне тоска;
Вы тихо скажете: «Не надо!»   
И ваша бледная рука
По хую мне скользнёт небрежно,
Когда за пяльцами прилежно
Сидите, кудри опустя, –
Я в умиленьи, молча, нежно
Любуюсь вами, как дитя! 
Сказать ли вам моё несчастье,
Мою ревнивую печаль?
Я проигрался в одночасье
И ждёт меня чужая даль.
И мысль, что только я уеду,
Как вы другому уж минет!..
Младому юноше иль деду
Богатому… Алина, нет!
Молю вас, сжальтесь надо мною
Да знаю, знаю! В тот же час
Вы позабудете про нас,
Я вашей памяти не стою.
Но хоть соврите! Дескать, деду
Я ни за что и никогда!
И я останусь навсегда,
И никуда, ****ь, не поеду!!


Красавица

Всё в ней гармония, всё диво,
Всё выше мира и страстей.
****а, и та у ней красива!
В красе торжественной своей
Она меж ног её зияет,
Ей нет соперниц, нет подруг;
Других ****ёнок жалкий круг
В её сияньи исчезает.
О жопе я не говорю,
Поскольку слов не существует.
Я лишь любуюсь, лишь смотрю!
Пускай художник нарисует,
И перед жопой этой ты
Вдруг остановишься невольно,
Благоговея богомольно
Перед святыней красоты.


* * *

Я помню море пред грозою:
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к её ногам.
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног!.. Да, нами
Владеют в юности мечты…
Увы, давным-давно уж ты
Послушно раздвигаешь ножки…
А я, ебя тебя со скукой,
Припоминаю часто с мукой!..
Моля в душе: пусть понарошке!!
Пусть снова: буря, грозный вал!..
Вот хрен тебя б я отъебал!


* * *

Мне памятно другое время!
Когда ещё ты не давала.
Держу я счастливое стремя,
Ты не орёшь мне: «Мало!.. мало!..»
В крови пылает вожделенье –
Одно твоё прикосновенье
Способно душу пробуждать!..
И снова хочется ****ь.


Не из Толстого А.К.


Средь шумного бала, случайно…

Средь шумного бала, случайно,
В тревоге мирской суеты,
Тебя я увидел, но тайна
Твои покрывала черты.

Лишь очи печально глядели,
А голос так дивно звучал,
Что *** у меня две недели
Потом просто насмерть торчал.

Мне стан твой понравился стройный
И весь твой задумчивый вид;
И голос твой, странно-спокойный:
«Нельзя мне, давай без обид!

Дела у меня началися,
А в жопу иль в рот не хочу».
Вот так мы и не поеблися…
Как вспомню сейчас – так драчу!

С тобою в мечтах навсегда я:
Ах, если бы!.. всё же!.. тогда!..
Но тают, во мгле пропадая,
И жопа твоя, и ****а…





Мой сайт: http://sergey-mavrodi.com