Над городом навис июньский зной,...

   
     Над городом навис июньский зной,
     Желанный ветерок притих капризно.
-- Присядь, Иван Васильевич, со мной
И расскажи-ка что-нибудь из жизни!
Тебе поможет отдохнуть скамья,
Всё утро твои ноги ходят, бродят,
Устал, наверное! Да и у меня
Стихи сегодня что-то не выходят.
Ты ж весельчак! Жизнь длинную прожил,
Историй у тебя на каждый случай!
Хоть что-нибудь давай-ка расскажи!
-- Послушать захотел? Ну что же, слушай!
Всю жизнь свою я весело прожил!
Да и когда грустить мне было, если
Первостатейным гармонистом был,
А где гармонь, там девки, пляски, песни…
Бывало, только выйдешь из ворот,
На улице гармошкой лишь пиликнешь,
И тут же собирается народ,
А девки, словно мухи, так и липнут!
Я первый парень на деревне был.
Озорничал-проказничал немало.
И девок много я перелюбил,
И от парней мне часто попадало.
Не раз домой избитый приходил,
Мамаша сразу в крик: «Признайся лучше,
Опять сегодня где-то наблудил?»
Я ей в ответ: «Упал, несчастный случай!»
Но мать всё понимающей была,
Ни разу от неё враньем не скрылся…
Она тогда легко вздохнуть смогла,
Когда уж я на Аннушке женился!..
А я и позже, став главой семьи,
Когда уж надо бы остепениться,
Все продолжал проделочки свои,
Всё с «жениховством» не хотел проститься.
-- Ну а жена как в случае таком?
Неужто терпеливо все сносила?!
-- Она сначала плакала тайком,
Потом сама частенько меня била.
Нет, ты не думай! Аннушка моя
Была женою самой лучшей в мире!
И всю войну она меня ждала,
И после сорок лет мы с нею жили.
Детей видал? Орлы! А это всё
Благодаря её трудам-заботам!
Считай, всё воспитание её,
Я ж, порой, аж в трёх местах работал!
Ведь как-никак, а надо было жить,
И дело надо было так поставить,
Чтоб и жену с детями прокормить
И для себя на выпивку оставить!..
-- А как же из колхоза ты ушёл?
Тогда же, говорят, не отпускали.
-- А вот уж с фронта я когда пришёл,
Тут с Аннушкой мы городскими стали.
При демобилизации с войны
Нам всем такие льготы полагались,
Как выбор места жительства. Вот мы
Всё больше в городах и оставались.
Ну а семья? А как же без семьи?
Раз ты живёшь, то и семье жить можно!
Но много лет из города уж мы
Всё ездили в деревню за картошкой…
Тогда я, помнится, шинель сменял
В одной деревне на мешок картошки.
Два за гармонь давали, не отдал.
Не смог расстаться со своей гармошкой.
Неважно было в городах тогда
С едою… А в деревне с барахлишком.
Да… Много бед наделала война.
Хватили горюшка… И даже слишком.
-- Иван Васильевич, а на войне
Весёленькие случаи бывали?
-- Все бывало! Вот я расскажу тебе,
Как под гармошку вшей мы выгоняли!
В апреле было, помню как сейчас,
В тыл роту отвели на передышку,
И старшина нам отдаёт приказ:
«Освободить от вшей свое бельишко!»
Апрель! Не жарко даже на войне!
А голым быть? Представить и то с дрожью!
И старшина приказывает мне:
«А ну, Иван, тащи свою гармошку!»
Представь себе: над полем хохот, гвалт,
Гармошка лихо «барыню» играет,
И группа голых молодых ребят
Подштанники о землю выбивает!
Потом разгорячились все. И ну
Водой друг друга поливать из речки!
И наплевать нам стало на весну,
На то, что нету здесь, под боком, печки!
…Так вшей мы выгоняли нагишом
Под «барыню» не знаю уж и сколько…
Когда же одеваться срок пришёл,
Подъехала жарилка-«вошебойка»!
Обидно стало чуть ли не до слёз!
И возчик тут ещё кричит с ухмылкой,
Растапливая чёртов «паровоз»:
«Бельё иль вас класть первыми в жарилку?!»
Но молодость преодолеет всё!
Нагие, с посиневшими носами,
На бережочке разложив костёр,
Мы ещё час вокруг него плясали!
Всех вшей мы пережарили тогда!
И даже насморком не захворали!
И кстати, все военные года
Ни о каких простудах мы не знали!
Форсировать пришлось немало рек,
Порой зимою на болоте спали,
Вместо воды горстями ели снег,
Но ни какой заразой не хворали!
А коль тоска вдруг за душу брала,
Пух «котелок» от мыслей нехороших,
Одно лекарство было у меня –
Всегда со мной была моя гармошка!
Иль марш-бросок! Ещё далёк привал,
И давит выкладка тяжёлой ношей…
Я брал гармошку, что-нибудь играл,
И добавляла силы нам гармошка!..
-- Ну а ребята бравые твои
Когда-нибудь гармошку в руки брали?
-- Их трое у меня, да все они
Бренчали все в подъезде на гитаре.
А внук, тот, что в Афгане побывал,
Ну у которого отец – директор,
Тот их гитары в руки брать не стал:
«Куплю себе гитару, но электро!..»
Но я надеюсь, срок придёт, сыны
Постарше будут, поумней немножко,
Забросят все бренчаловки свои
И вспомнят про отцовскую гармошку!
И внук, от громкой музыки устав,
От мужиков с косичкой и серёжкой,
Поймёт когда-нибудь, что я был прав,
Что для души-то лучше всех гармошка.
-- Да, на гармошке ты играть горазд!
Вон, вечером как развёрнешь мехами,
Весь интернат готов пуститься в пляс!
Забыты все болячки стариками!
Ты хоть недавно с нами здесь живёшь,
Но человек известный уже людям.
Глядишь, по нраву бабку подберёшь!
Все веселее вам на пару будет!..
-- Эй нет, мил человек, вот здесь ты врёшь!
Веселье не приходит с грустной песней.
Как Аннушка – такую не найдёшь,
А не такие мне не интересны.
Как понимать она меня могла!
Мы были с ней как клавиши аккорда.
Не дождалась на этот раз меня,
Как дождалась однажды, тогда с фронта…
Когда рассталась Аннушка со мной,
От навалившихся тоски и муки
Сбежал, гармошку захватив с собой,
Квартиру, вещи -- все оставил внуку.
Теперь дом-интернат моя семья.
Живём в палате весело и дружно!
А что в душе и в сердце у меня,
То это, в общем, никому не нужно…
…Пойду пройдусь; как больше посидишь,
В коленках появляется хруст лишний…
А ты пиши стихи, авось, глядишь,
Чего-нибудь и про меня напишешь!..
     Он встал, пошёл походкою прямой,
     Один из миллионов на планете…
     Над городом висел июньский зной,
     Но мне он был уже не так заметен.

* * *
Судьбы людские – эпох своих дети.
Но в судьбе каждой есть что-то своё.
Нам бы изюминки в судьбах заметить,
Не упустить бы их в небытие.
Так отнесёмся к ним с должным вниманьем,
Их откровенья в сердцах сохраним.
Пусть эти судьбы останутся с нами.
В память ушедших.
На память живым.