Реинкарнированный Георг

Да, творческая реинкарнация Георга налицо. Он, то георгин, то щенок, то тюлень, и даже Бог не знает, кем  и чем он ещё будет. Эти его маленькие, но целостные проживания встречаются повсеместно, но он не изображает их отстранено или подглядывая из-за угла, а органично вживается в иную форму, как в единокровную систему, наполняя многомерным содержанием, что становятся на время его личной жизнью. Точно опрыскивая живительной силой, оживляя сюжеты непревзойденной передачей чувств. И то, что когда-то было мертвым, начинает шевелиться, что текло слишком быстро,  замедляет свой ход. Словно его речи способны изменять и обновлять повседневное, как и приближать к недостигаемому. Это есть, ни что иное, как своеобразие его художественной ветви. И это только ЕГО, искусно  и хитросплетенная паутина Георгиевского стиля, что трудно не запомнить, хоть и трудно распознать, как стиль. Который оставляет неизгладимый след, непередаваемых грофманским запасом ощущений.
Может действительно стихи Георга, это воспоминания прошлых воплощений. Эти естественные переливы и перетекания из одной жизни в другую и делают его разным, что и ему самому  по нраву такие путешествия по мирам. Такие картины, несомненно, дорогого стоят. Счастливое самонаблюдение и передача прошлых воплощений, в которых он остается больше человеческим сыном, чем перевоплощенным существом. Этот притягательный факт, заинтересовывает и умиляет читателя, по-тонкому и ненавязчиво, заставляя открывать и прочитывать вновь и вновь.
Он редко бывает парадоксальным, хоть и использует нелинейность мышления. Иногда даже, кажется, что он находится на стезе эксперимента, заранее зная положительный исход. Поэтому нам остается констатировать его точные поиски, как  заранее найденные и  отобранные альтернативы лучших вариантов.  Он как умелый канатоходец, знает, как пройти по грани, и не упасть в какую-нибудь из крайностей. Это, как быть простым и сложным одновременно. Георг не пишет исходя из программы по заданной теме, чаще под впечатлением от увиденных наблюдений, когда тема складывается произвольно, в стройную картину в процессе творения (здесь я могу загоняться). Ему нравится этот процесс, он высмаковывает удовольствие и испытывает восторг, как первооткрыватель при открытии новых земель.
Его реинкарнация – это не кармический греховный гнет, это принятие с любовью, любых форм существования; от песчинки до слона. Человек в его шкале ценностей находится где-то на задворках этой шкалы. По крайней мере, я не так часто встречал в строках, человеческий характер в банальных позывах, вопросах или фантазиях. И в то же время, Георг довольно откровенный поэт и по силе своих откровений, не уступает готам, ни на один литр пролитой крови.
В нем нет того страстно-дышащего и испепеляющего огня. Его огонь кажется еле видимым, почти бесстрастным, от того, что в его поэзии гармонично звучит равноденствие многих красок мира.
Словно он владеет бескрайностью знания, чей вселенский опыт сохранен в генах, до которого без затруднения можно дотянуться. И он не обращается к нему, как к воспоминаниям, задействуя при этом напряжение памяти, а с легкостью переписывает свой опыт, обращая духовные глаза Атланта, в бездну настоящей Жизни и это выглядит, как откровение Нового Мира, что ты открываешь вместе с ним, хоть и с опозданием в своих закостенелых мозгах. Это удаляет еще дальше от звезд. И остается действительно лишь быть читателем, остается только сломаться и жить дальше. Жить слепым и ослепленным...