без названия

[Что-то, живущее во мне, делает мне очень больно]
 
 
Я кукольник. Я делаю марионеток, такова уж моя работа, на которую неизвестно как меня занесло. Люблю ли я своё занятие? – если честно, то уже не знаю… раньше, когда всё только начиналось, меня забавляла эта игра в куклы, и даже один мой знакомый кукловод, по совместительству очень дорогой мне человек, научил меня играть. А сейчас, когда прошло уже достаточно много времени, я начинаю искать в этой игре какой-то другой, немного загадочный и даже страшный смысл. Почему так?... ответ – во мне.
Каждый день я просыпаюсь в семь часов, чтобы успеть привести себя в порядок, умыться, принять ванную, почистить зубы и выпить стакан грейпфрутового сока, надеть что-нибудь вычурное, такое, чтобы люди на улице обязательно оборачивали свои взгляды на меня, на голове с волосами вообще творится что-то странное, как обычно. И, как обычно, всегда опаздываю. Мой начальник не ругает меня, просто потому, что у меня его нет. Я сама себе хозяйка, я делаю, что мне вздумается и как вздумается. Та полная свобода, которой мне так всегда хотелось, которой постоянно не хватало, которую сейчас в полной мере имею я, но не имеют продукты моей деятельности.   
- Да, да! Обязательно закупите ещё проволоки и деревянных реек! Конечно! И поторопитесь! Да… именно к сегодняшнему дню!   - я шла по заснеженной узкой улочке к себе в салон, чтобы приняться за своё искусство. И тут же зазвонил телефон. Звонила Белла, моя сотрудница и подчинённая, чтобы спросить уже в который раз нужно ли заказать ещё материалов для изготовления марионеток. Этот человек всегда и всюду что-нибудь забывает. Эта её рассеянность довольно часто приводила к тому, что наш салон не успевал выполнить заказ даже к крайнему сроку! я никогда не отличалась пунктуальностью, но даже мне в такие моменты приходилось краснеть…   
 
 
Моя короткая история ещё не началась…    
 
 
Описывать скучные дни-близнецы своей работы я не стану…
Став кукольником, я поняла: в моих руках создание, совершенно ничем не отличающееся от живого человека. С руками, ногами, туловищем и всеми прилагающимися составляющими здорового тела. Единственным отличием было отсутствие внутренностей, однако, как считаю я, так даже лучше, что внутри – пустота. Куклы не могут ни чувствовать, ни мыслить, а, следовательно, страдать, любить, скучать, радоваться, бояться, испытывать счастье. Что может быть лучше состояния безжизненности? Вот ты есть, а тебя ничто не волнует. Моя работа привлекла меня своей странностью…
Я – Творец. «Как громко сказано!» - подумала я и сразу же решила, что создание человекоподобных существ без внутренностей и души   - занятие всей моей жизни.
Какое удивительное дело – сделать человека, а потом набить его опилками.
Создавая каждую из них, будь то фигура мужского пола или женского, я ни разу не повторилась в чертах их идеальных лиц. Были разные… совершенно разные комбинации: белые как снег волосы, изумрудно-зелёные глаза, длиннейшие угольно-чёрные ресницы, стройные тела с идеальными формами, длинные тонкие пальцы, прямые, тонкие аристократические носы и холодная, как лёд, прозрачно-голубоватая непроницаемая фарфоровая кожа лиц. У некоторых были слегка нарумянены щёки, у некоторых – слишком ярко и даже вульгарно накрашены глаза. Существовали в моей коллекции и странные существа неопределённых полов, так называемые публикой фрики, в совершенно странных одеяниях кислотных цветов, с сумасшедшими причёсками и макияжем, огромным количеством орнаментных рисунков на теле и огромным количеством пирсинга на лице…
Создавая каждую из них, я думала об индивидуальности… но к тому времени, когда у меня накопилась уже довольно большая их коллекция, осмотрев толпу, я не узнала ни одну из них. Они выглядели одной большой серой однородной массой, напоминающей клейстер. Пахнущая краской и цементом, толпа смотрела на меня своими блестящими разноцветными глазами, окаймлёнными ужасающей длины ресницами. Ни одна из них не подавала никаких признаков жизни до тех пор, пока за концы ниточек, которые крепились ко всем концам их конечностей, не бралась рука кукловода.
Тогда же… выбирая какую-то из них, жертву, кукловоды долго осматривали каждую, но не находя того, чтобы привлекло своей естественностью или каким-то шармом, брали первую попавшуюся под руку куклу… людишки начинали плясать под любую музыку, которая играла в голове актёров, делали всё, что им прикажут. Могли станцевать вальс, могли румбу, фокстрот, танго, то угодно… могли устроить скандал в своей семье, могли бросить скомканный клок письма в лицо, дать пощёчину первому встречному, убить близкого, выброситься из окна…
Но однажды, кукла, сделанная с особой любовью и заботой, родила в себе душу. Лишённая возможности двигаться, лишённая всевозможных навыков и умений, она могла лишь думать… Её стеклянные глаза не выражали ни единой самой простой эмоции. Она была такой же марионеткой, как тысячи…
Никакой индивидуальности. Кроме одного… душа. Подверженная самым разнообразным пыткам, она научилась различать, что такое радость, а что такое грусть, боль и наслаждение, счастье и скорбь… и даже влюбилась в кукловода.
Лишённое всякого движения тело не сопротивлялось бездействию, протестовало лишь то, что существовало у неё внутри… ей хотелось свободы, вырваться куда-нибудь наружу, и, как все люди, строить свою жизнь. Но неугомонные руки артиста постоянно заставляли делать её только то, что желала публика. Эта игра никогда бы ему не наскучила… Захотел осчастливить – подарил счастье на его лице, даже тогда, когда он находился в печали, тогда, когда ему хотелось умереть…
Захотел показать публике драму – и он через пять минут лежит ничком под Кадиллаком, сделанным мною, его руки раскинуты в разные стороны, а изо рта сочится тоненькая струйка тёмно-красного цвета. Захотел, чтобы он женился – и вот он ведёт куклу-невесту с белоснежными кудрями и огромными голубыми глазами под венец, в тот момент, когда он больше всего жаждет одиночества…
Миллиарды миллиардов случаев противостояния кому-то… миллиарды миллиардов причин, от которых он страдал.
Если б я только понимала, что кукла чувствует… если бы она могла мне сказать или показать…
 Всё это не имеет значения. Ведь все они – фикция, лишь тени того, что должно существовать. Жалкие подобия человечества? О нет… порой они кажутся умнее любого из нас, они не причинят боли, пока их не заставят это сделать с помощью тончайших серебряных нитей, что тянутся в бесконечность от каждого их идеального пальчика. Они вовсе не кажутся наивными существами и не вызывают жалости, отнюдь. Заглядывая в их глаза мне иногда кажется, что они замышляют что-то страшное или каверзное, однако, они так и останутся мертвенно обездвиженными.
 Но та, любимая, в которой поселилась душа, не могла даже протестовать, лишь погибала, вгрызаясь сама себе под фарфор кожи, выедая изнутри опилки-внутренности, она пыталась убедить себя, что когда-нибудь наступит её время, когда она сможет скинуть бремя оков-ниток, и будет свободна…   
 
У меня будто раздвоение личности, шизофрения. Я не понимаю себя ту, которая играет в куклы, манипулируя ими, и ту, которая их создаёт и внутренне сочувствует обречённым на муки НЕДОлюдям.
Такое ощущение каждую ночь после рабочего дня, будто за день умерло и было скинуто в чёрную дыру отчаяния и безысходности ровно столько людей, сколько было сделано кукол.   
Я всего-лишь кукольник, я не стараюсь понять марионеток, которых я создаю. Я лишь обрекаю на муки каждую из них, зная, что когда-нибудь всякий из них решит завести себе душу, какая была у моего любимца, и каждый из них сожрёт в себе себя, оставив лишь свою прекрасную безжизненную оболочку.   
 
 
 
 У этой истории не может быть конца из-за того, что всё ещё на свете существует профессия кукловода, а кукольники всё так же, не переставая, рисуют прекрасные лица своим марионеткам.