Как на чужбине

                исповедь Хантера С. Томпсона


Жизнь – борьба, а поле битвы – мозг, опухший от вранья,
в эпатажные молитвы «забубениваюсь» я.
И беру с собою с флангов аромат Гавайских роз
и держу в своих фалангах серпантин из наркогрёз.

В лакированных фальшивках должностная «лобуда» –
мало кто с ней спорит шибко – мирно шастают стада.
Мне же вовсе не хотелось быть посредником во лжи,
и меня прельщает смелость брать другие рубежи.
 
Журналистская отвага просто вытолкнет к ветрам,
к страсти, к выращенным сагам, к полноцветью панорам.
Блеф особенно контрастен в призме байкерского «дна»,
получи, маманя, «здрасьте», раз уж правда не видна:

кол Мечте Американской – извините, между ног!
Ждёт затасканную сказку превосходный некролог.
Моя правда сокрушила тишину, ударив в пах.
Битник я, танцую шилом. Дядя Сэм как на углях.
 
И полна безумства ГОНЗО-моя «…дятина» на «ман»,
точно вылитый из бронзы чёрный юмор за обман:

не попутчиком «уродам Поколения Любви»,
не приверженцем дресс-кода, «дури», пляшущей в крови,
но соавтором улыбки – пусть секунды без одежд,
с ВЕРОЙ в мире этом зыбком, с неизбежностью НАДЕЖД.