Старшему брату

И  всё!…
Багаж  под  сорок  килограмм, –
сюда  включая  даже  кладь  ручную, –
на  каждого,  чтоб  не  казалось  вам, 
что  вы  из  прошлого  всё  взяли  в  жизнь  иную.

Таможенников  липкие  глаза 
ощупывают  лица,  руки – вещи.
Минуты  унижения  как  вечность.
Непрошеная  катится  слеза.

Ещё  не  ощущая  боль  потерь, 
уже  исходит  сердце  аритмией.
Нервозность  непонятная  затмила 
реальность,  приходящую  теперь. 
Из  той  страны,  что  родиной  была 
и  что  мотала  нервы  и  здоровье, 
Страна  другая  непонятной  новью 
не  только  поманила – увела.

За  окнами  салона  облака 
мир  превратили  в  ватную  безбрежность.
В  буквальном  смысле  все  вы  свысока, 
но  всё  ж  с  тревогою  глядите  в  неизвестность, 
которую  избрали  сами  вы, 
она  для  вас – мулет  в  руках  тореро, 
но  только  цвета  мутной  синевы, 
и  полнится  увиденным  примером 
дядьёв  и  братьев,  что  сумели  тут 
корнями  вроде  бы  за  что-то  уцепиться.

Да,  если  здесь  крутиться  и  трудиться, 
то  дети  с  голоду,  конечно  не  помрут.
Но  где  и  кем?  А  как  быть  и  с  жильём, 
и  с  языком,  и  с  прочими  делами?…
Жуют  вопросы  изнутри  живьём.
Увы,  наполнены  они  не  мелочами.

Но  вот  окончен  рейс.  Бен-Гурион 
встречает  тёплой  и  приветливой  погодой.
И  вы  в  Израиле!  Хочу,  чтоб  он 
был  по-отечески  добрее  с  каждым  годом 
и  к  вам,  конечно,  и  ко  всем  олим, 
свою  судьбу  связавшим  со  Страною.
И  пусть  еврейский  Иерусалим 
всем  будет  путеводною  звездою.