Путник

Разверзлось небо, свищет ураган,
Дождь хлещет струи не жалея,
Бредет монах из дальних стран,
Корявый посох, лямка через шею…
Устал он. Тяжко: с ног валится –
Ночлег он рыщет по дворам.
Вот в крайний дом к вдове стучится:
«Пусти на ночь – молитвой я воздам…»

С главы до пят его измеряв,
По власянице взглядом пробежав,
Она пошире растворила двери:
«Входи…» - лишь только и сказав.
Он молод был и статью не последний.
По темным прядям, вьющимся до плеч
Стекали капли, цветом медным
Тенил их блик горящих свеч…

«Будь добр, божий человек,
Тебя ждут пища, кров, тепло.
Пущу тебя я на ночлег –
Исполни лишь желание мое
Одно из трех: или забей скотину,
Или меня ты ночью возлюби,
Да… хоть отведай из стакана,
Что дарят виноградники  мои…»

Монах был праведен и чист,
Ему казались грехом те желанья:
Нет в жизни места для убийств,
Все твари – божии созданья…
Пуститься вновь в забытый блуд!
Он богу служит, не страстям,
Отрекшись от соблазнов пут
Опять отдаться их сетям?

Лишь миг усталые глаза
С укором смотрят на вдову:
Он усомнился, иль слеза,
А искуситель был уж тут –
Лишь малый грех в сознании позволил,
Но допустимо ли чуть-чуть грешить?
Вот он себя уже не помня и решился,
Хотя б вином ночлег купить.

Взахлеб харкался дьявол желчью,
Ловкач – ловец всех падших душ,
Он как причастья жаждал мести,
Упав лишь раз, его ты уж.
Начав, казалось с небольшого
(Лишь только дать в немногом слабину),
Сманился он в чернильный омут,
Что глубже брал его ко дну…

То дьявол в женщину вселился,
Вино все ядом напитал,
Глоток и разум замутился –
Монахом был, а кем он стал?
Схватив топор, ударил по живому:
В хлеву барана он забил.
Вернувшись в дом, он грех содомский,
С вдовою властно  совершил…

И враз сошло хмельное помутненье,
Была в нем червоточина самом:
Раз в сане быв, позволил в наважденьи,
Стать явью, что бывало сном…