***

Он привык считать года
По срубам век.
Но все смешалось с черной пылью
Опавших звезд,
Хрустящих под каблуком
Не один век.
Он знал, что так было всегда.
Он видел глухое бессилье,
Стекавшее по сырости утр.
Он - в прорубь Богов, прямиком,
Всего на пятнадцать минут.
Он колол героин.
А что еще оставалось ему?..

Он привык к махровым словам,
Уродующим вывихи губ,
Канувших в лужи.
Бессмысленно снова снимать с батареи мечту.
Он знал, что цвет кожи
Не сможет спасти чистоту его рук.
Он знал, что земля не греет,
Но ходил босиком.
Он хватался за цвет высоты.
И на других берегах
Он видел цветы,
А на своем, лишь "Венеру в мехах".
Он знал, что ВИЧ не смертелен.
Он не был любим.
Хоть и был не один.
Он пил его кровь.
А что еще оставалось ему?..

Он скрывал тошноту, уча геометрию,
После того как всю ночь заливал
Горячие угли в его устах.
Он привык к безветрию.
Он думал, что знает вкус бури,
А знал только всплеск.
Он всю жизнь продавал
Набухшие почки весны,
Хотя он любил дарить.
Он думал, что видел блеск в глазах его,
А это был просто лак
Неплавимым слоем тоски.
Даже хлыст новизны
Не смог отучить курить.
Так противно стонать о небе
Когда нет под ногами земли.
Он лечил головную боль удалением мыслей.
Он ложился и просто скулил.
 А что еще оставалось ему?..

Он знал, что любить можно чисто.
Но только не так.
И только его.
И только за боль.
А что еще оставалось ему?..