Кульминация

Города, города... А на небе
Откушенным ногтем месяц.
Героиня любимой поэмы
Заявила спросонья: "Повешусь!"
И в горячке забились герои.
Завертелись стальные пейзажи
Тёртой фабулы чёрной дырою
Сквозь воронки замочных скважин.
И сквозь тонкие линии окон -
Столь же тонкие линии света.
А поэт, видно, был жестоким,
Раз такой он финал наметил.
Героиня топнула ножкой.
Вздула губки. Глотнула водки.
Только тушь растеклась немножко,
Поплыла в уголках подводка.
Героиня вздрогнула мелко.
Затянулась так по-мужичьи.
Передвинула пальцем стрелки
И нашла все пятьсот отличий.
И как будто была готова.
Но вернулась припудрить носик.
Написала помадой слово,
Чтоб уже за собой вопросов
Не оставить и не поставить.
Чтоб запомнить навек героя.
Чтоб его ещё раз представить.
И покинуть его в покое.
Стало горько. Немного страшно.
Так обидно, но благодарно.
Героиня разбила чашку,
Нервно ножку стола ударив.
И, надев своё лучшее платье,
Поплелась на пустую кухню.
Газ открыла... Закрыла. Хватит.
Газ - невыгодно, долго, глупо.
Из окна прыгнуть невозможно -
На всех окнах стоят решётки.
Вот и чувствуй себя ничтожной!
Так беспомощна, идиотка!
Героиня на стул упала.
И заплакала над собою.
Нету сил положить начало
Даже смерти! Да что ж такое?
Но, немного собравшись с духом,
Рассчиталась с столетним пленом.
Чуть поправив серёжку в ухе,
Вскрыла вены, измазав стены
Густо-красным немым закатом.
И трепещущим, жарким светом.
Загорелось багровым платье,
Брызнул пламенем сон заветный.
Закружилась, заулыбалась.
Обессилив, упала на пол.
Распростёрлась и разрыдалась.
А другие?.. Никто не плакал.
Лишь звонили по телефону
Да качали всё головами.
Перекурами на балконе
Поминали и отпевали.
И брезгливо сжимали губы.
Всё поглядывали тревожно.
Не жалели словечек грубых
И каких-то рассказов ложных.
И настойчиво соревновались,
Сочиняя причины смерти.
Всем друзьям, приукрасив малость,
Разошлют эту весть в конверте.
Ненароком, из любопытства
Всё сновали поближе к кухне.
Шли на запах самоубийства,
Лишь охотясь на почву к слухам.
Наконец-то дождались «скорой».
И впустили людей в халатах.
Побыстрее закрыли шторы.
И смотрели невиновато.
Те, из «скорой», молчали просто -
Явно, как не в своей тарелке.
Попросили лишь только простынь.
Записали всё шрифтом мелким.
Торопились скорей закончить -
Неприятно. Нетерпеливо.
Хоть уже здесь не к месту срочность.
Всё теперь уж необратимо.
Осторожно подняли тело,
Опустив его на носилки.
Скрыли простынью грязно-белой.
Смяли лишь у дверей подстилку.
Все спустились во двор за ними.
Машинально, безмозглым стадом.
Стали группками небольшими.
Провожали машину взглядом.
А герой прислонился к клёну.
Он смотрел сквозь осенний ливень.
Он дышал слишком отрешённо.
И украдкой вздыхал лениво.
Нет, не плакал. Почти не думал.
Лишь растерянно хмурил брови.
Ветер рвано в лицо дунул.
И почудился запах крови.
А герой отвернулся с дрожью.
Кто-то звал его уж из сквера.
Что теперь и кому дороже?
Что теперь принимать на веру?
Теребил в руке зажигалку.
Думал, что он чего-то стоил...
Не её, а его здесь жалко.
Он не понял и не усвоил.
Он весь вечер сидел вот так вот,
Не осмелясь покинуть места.
Думал, было ли это знаком
Или волей какой небесной.
В голове плыли слов громады.
Плотно был перевязан ими
След на зеркале от помады,
Отпечатавший его имя.
Думал он, как отмыть от крови
Кухню в доме. А свои руки?..
А потом забывался снова.
И откидывал эти муки.
Всё твердил, всё с конца к началу
Повторял он беспеременно:
"Ты ж повеситься обещала.
Так зачем же ты вскрыла вены?.."
       30.06. 2006.