Поэма о многострадальной Руси... часть 6

Князь помнил о том, как Москва полыхала,
В день, когда церковь Святых запылала;
Миг - и не стало великого града,
Горели церкви, утварь, оклады.
Все заново строить в граде пришлось,
И в это же время решение нашлось:
Каменный строить Кремль, попрочней,
Чтоб защищал от незваных гостей.
Спорили долго, кричали, рядили,
И, наконец, бояре решили:
Строительство века тогда утвердить,
За опытом в Псков мастеров отрядить.
Строили ладно и очень добротно,
Работали споро и, дюже, охотно;
Мастеровым князь платил, не жалел
И потому получил, что хотел.

То, что, друг милый, тогда создавали,
Веками строения эти стояли
И удивляли своей красотой,
Стройностью, прочностью, русской душой.
Потом города уже серыми стали,
Как братья родные повсюду стояли,
Куда не приедешь – картина одна,
Разнообразием мысли бедна.
А церкви, соборы сами крушили,
Без войн и нашествий это творили.
Может, за это мы и страдаем
И перед богом судьбой отвечаем.

Но возвратимся, друг мой, к послу,
Который стоял на огромном валу,
Рассматривал стены, Кремлем любовался,
И мыслям своим о Руси предавался,
Но думу его  стременной оборвал,
И голосом тихим посланцу сказал:
«Митрополит Вас к себе приглашает,
После вечерни и ожидает».
Карач – мурза кивком согласился
И стремянной тотчас удалился.
Митрополит в назначенный срок
Отправился в свой родной уголок,
Где он часами мог находиться,
Или усердно о здравии молиться.
Сейчас он сидел и вспоминал,
Где  – то уже о мурзе он слыхал,
Кто – то ему о нем говорил,
И тут его словно кто осенил.
Он сразу все вспомнил и в этот же миг,
В дверях появился посланника лик.
Митрополит, улыбнувшись, привстал,
Для почитания руку подал,
И пригласил посла на беседу
При этом спросил: «Как тот отобедал?»
Поужинать тоже мурза отказался,
Святому отцу, при этом, признался,
Что поздно он пищу не принимает
И данному правилу не изменяет.
Они говорили о разных делах,
О жизни в уделах и городах,
Речь плавно зашла о князе Тверском,
Посол подробно все знал обо всем;
Ему донесли, что князь в  заточении
Тому придает хан большое значение,
Желает, чтоб был он отпущен домой,
Это указ и самый прямой.
Митрополит, подумав, сказал:
«Другого я просто не ожидал.
Князя Тверского освободим,
Но крест целовать при этом дадим,
Чтобы признал он Великого Князя
А после пусть едет немедля и сразу.
Иван, сын Василия, нам может помочь
В этом, если, конечно, не прочь?»
Посланник Орды насторожился,
И не мало при том удивился,
Откуда священник знает кто он;
Карач – мурза этим был поражен.
«Отец Ваш, Василий – он продолжал-
Был князь справедливый, но зла не прощал;
Подлость тогда в родстве наказал,
Хотя сам при этом и пострадал.
Русская кровь у сына течет,
И нас он, надеюсь, правильно поймет». 
«Великий Аллах!» -  промолвил мурза,
При этом его аж прошибла слеза.

Друг мой! История  семьи Карача непростая,
И свой рассказ чуть-чуть прерывая,
Скажу, что я ниже остановлюсь,
И, непременно, вскоре вернусь
К тому разговору старца и посла,
Которых судьба неспроста же свела.

Алексий же, знавший жизнь и народ,
Все просчитал на порядок вперед.
«Откуда известно то? - мудрый учитель-
Кто Вам поведал, мой повелитель?
Вы просто великий  пророк в государстве,
Нет Вам подобных в великом пространстве».
Тогда Алексий и все рассказал
О том, где и как он это узнал:
«Как – то в Орду  пришел богатырь,
Плечи и грудь - необъятная ширь,
Приехал ко мне совсем не случайно,
Чтобы поведать семейную тайну;
Просил то, что скажет не оглашать
И до поры секрет сохранять.
Но вот, Карач - мурза, время настало
И тайна моя, тайной быть перестала; 
Никитой тогда предо мною предстал,
И вот что он мне в тот день рассказал.

А я, милый друг, для Вас излагаю
Эту историю и полагаю
События и судьбы  тех ярких дней,
За давностью времени станут ясней.