Театральный венок

1

Отчаянье - бесплотный предок зла,
со сдачей возвращённая монета.
У юных - утро, у влюблённых - лето,
а у тебя - два сломанных крыла
да прочий реквизит (ком барахла,
забытого в театре Моссовета
командой Тима Райса; впрочем, это -
отдельный разговор). Жужжит юла,
мелькают леденцами огоньки,
дюралюминий - раб твоей руки -
зигзагом измеряет расстоянье
от рампы до кулисы. А в углу -
поломанная роза на полу:
невыносимый призрак ликованья.


2

Невыносимый призрак ликованья
любил являться в полночь, как часы,
из мрака пограничной полосы
беспамятства и яви. По признанью
ночного караула (показанья,
однако, расходились), вой лисы
поодаль и сверкание косы
Дарительницы Сна вплелись в дыханье
той дивной ночи, что живой король
избрал для пробы на постель и роль
покойного властителя. Терзанья
души убийце отравляли пир,
и он их гнал туда, где дремлет мир
на зазеркальных уровнях сознанья.


3

На зазеркальных уровнях сознанья
к утру переплывая Геллеспонт,
ты наблюдаешь, как ажурный Pont
des Arts в воде бликует на прощанье,
и вновь гремишь посудой. Наказанье
за пятистопный ямб - сплошной афронт.
По логике поэта спирт ведёт
слепых - к прозренью, зрячих - к умиранью,
убогих - к воздаянью. Круги ада
квадратны, как больничная палата,
а шприц неумолимее весла
ладьи Харона. Там, где провожатый
горит сульфой и упакован ватой,
личинам и желаньям нет числа.


4

Личинам и желаньям нет числа:
из затхлых кофров под софиты зала
выходят порождения подвала
и рук маэстро Кукольника. Зла
всегда в достатке, как и ремесла,
и шанс лишь в том, чтоб злу недоставало
пространства, темпа, времени, накала -
и как бы ни казалась тяжела
отложенная партия, запала
должно хватить, чтоб Королева встала
на клетку, от которой злая мгла
как сумерки от солнца б убегала.
Ведь хуже нет - всё начинать сначала,
когда обида горем проросла.


5

Когда обида горем проросла,
легко создать легенду о пропаже
несбыточной любви, об экипаже
с лакеями, а если не прошла
невинная фантазия - дотла
спалить себя в тяжёлом винном раже
и сокрушённо призывать: когда же
придёшь за мной... А Там - свои дела,
и вместо Смерти явится Лука
и исподволь, слегка, издалека
пошлёт не свет - всего лишь обещанье
возможности рассвета. Но для них
достаточно: пусть даже он затих -
никто себе не ищет оправданья.


6

Никто себе не ищет оправданья
средь Поднебесной получердака:
на максимум колонки, до ларька
с продуктами известно расстоянье -
четырнадцать шагов. Существованье
вне зоны материнского гудка
даст фору уголькам из очага
родительской любви. Но вот дыханье
за стенкой, запах кофе и шаги -
невидимые злейшие враги
избыточного самосозерцанья.
Возникнув рядом из-за пустяка,
лица коснувшись, нежная рука
лишь растворяет в сумерках мерцанье.


7

Лишь растворяет в сумерках мерцанье
любовь, до желчи сцежена в веках,
когда её встречаешь на балах
столицы мира. Тусклое дрожанье
свечей вам облегчает узнаванье,
и ты несёшь в трепещущих руках
в карпатский замок на семи ветрах
своё вновь обретённое страданье.
И к ящикам с родительской землёю
ты припадаешь, словно к аналою,
без веры, без надежды, но дотла
сжигая мир (заезженной?) пластинкой,
и бьёшься, и следишь за поединком
"Огонь любви" - "Забвения зола".


8

Огонь любви - забвения зола -
покинутое жалкое кострище:
примерно так меняется жилище,
допустим, кавалера Р. Смола
безудержных феерий разожгла
и в нём пожар, подбросив сердцу пищи,
и мечется он - злой, упрямый, нищий, -
отбросив маску с гордого чела.
Забыто всё, что прежде говорил,
и вырвавшийся из-под спуда пыл
готов снести всю голову до срока
и жаркой мощью, что кистень в висок,
обрушиться на лакомый кусок -
неважно, кто окажется под боком.


9

Неважно, кто окажется под боком
в приморскую жару у лежака,
а вот во время сложного прыжка
соседка может оказаться Роком,
и тут уже не отвертеться сроком
на исправленье, да и дневника
тебе не нужно. Но зато пока
твой парашют ломается в высоком
жестоком небе, ты - себе судья:
прописанная свыше колея
тебе не обязательна. Лишь оком
недремлющим следи - не пропусти
тот миг, когда запнёшься на пути,
когда тебя ударит слабым током.


10

Когда тебя ударит слабым током
из-под давно испытанной брони,
не думай о проводке, а взгляни
на дело шире: может быть, востоком
отравлен механизм? змеиным соком
текут аккумуляторы? Здесь дни
мучительно бессмысленны. Встряхни
от пыли память, неисправным блоком
смешавшую и Натали с цыганкой,
и колокол судьбы с разбитой "банкой"
попавшего в засаду БТР,
и на горе разбитого металла
последний раз поверь - опять сначала -
несбыточности ласковых химер.


11

Несбыточности ласковых химер
способно позавидовать светило:
вчера безумцу дюйма не хватило,
чтоб дотянуться до небесных сфер
и взять Луну в полон. Лихой пример,
известно, заразителен, и сила
травы под ветром вдруг объединила
раздавленных патрициев. В карьер
пустившийся мятеж, однако, дал
нежданно задний ход, и на финал
они выходят так, что видно ясно,
как у дворняжек, преданность в глазах.
И пусто в сердце, где не просто страх -
уверенность, что всё прошло напрасно.


12

Уверенность, что всё прошло напрасно,
сильней всего среди могильных плит,
где произвольно взятый индивид
становится орудьем резонанса
границ небытия, и безопасно
взять восемьдесят пять своих монет
(у Мастера!) не то что шансов нет:
судьба совсем не оставляет шанса
возмездию, взимая платежи
натурой у решающей межи,
а жизнь всего лишь разновидность транса.
И големом проходит Баумштайн,
из плотной гущи нераскрытых тайн
вонзив стрелу барометра под "ясно".


13

Вонзив стрелу барометра под "ясно",
поэт - ну да, а кто? всегда поэт -
пришпоривает уходящий свет,
и дерзким беглецам уже подвластны
пространство, время, чувство: ежечасно
меняется пейзаж, и больше нет
для них постылой жизни глупых лет,
и дивная Верона столь прекрасна,
что руку протяни - и за кормою
почувствуешь дыхание прибоя,
и воздух станет зелен, а не сер,
корабль натянет до отказа ванты
и мачтой, словно шпагой дуэлянта,
проткнёт пустую синь небесных сфер.


14

Проткнёт пустую синь небесных сфер
и вырвется сквозь холст и клей на сцену
скелет сюжета. Фабула подмены:
дух пьесы, над которою корпел
прекрасный дебютант, под градом стрел
(редакторов, актёров, третьей смены
рабочих сцены) не стерпел измены
и вылетел в окно. Пустой партер,
под креслом - позабытая монета.
Прибитой пылью в гардеробе - лето.
Два с осени заброшенных крыла.
Уныло скрипнет досками паркета
да в коридоре прошуршит газетой
отчаянье - бесплотный предок зла.


0

Отчаянье - бесплотный предок зла,
невыносимый призрак ликованья.
На зазеркальных уровнях сознанья
личинам и желаньям нет числа:
когда обида горем проросла,
никто себе не ищет оправданья,
лишь растворяет в сумерках мерцанье -
огонь любви - забвения зола.
Неважно, кто окажется под боком,
когда тебя ударит слабым током
несбыточности ласковых химер.
Уверенность, что всё прошло напрасно,
вонзив стрелу барометра под "ясно",
проткнёт пустую синь небесных сфер.

2009