Вечерок нервозится крикливый
Серые – по небу облака.
Долгий, долгий разговор с любимой.
На вихрах моих - её рука.
Знаю, не ходить нам больше далью
лозорёвых утренних полей.
Время, словно конка, раскидала
чувства наши комьями стерней.
По разбитой езженой дороге
понесёт посадками в туман.
Думать, каб не замочились ноги,
обзываясь – Мария, Иван.
Чертыхаясь, на закладе жизни
вспомню ту, чья участь решена,
юную, семнадцати, без мыслей,
что теперь – законная жена.
Что, старик, кривляешься и прячешь
востро-заточённый финский нож?
Что, старик, заранее горько плачешь,
будто в сердце тот любимой вхож?
На закладе одурелой жизни
оттолкнётся ветер от трубы.
Не штакетник – частоколом числа
в поцелуях манковой крупы.
И не в силах побороть зевоту,
ей есть имя – память о былом,
ты уйдёшь на дальнее болото,
в ивовый холодный бурелом.
Сплёвывая слизи, смрад глотая,
всасываясь в жижу бурого льна,
будешь ты хрипеть истошно – Марья –
что во блюдцах брызг отражена.
О содеянном с горечью жалея,
ты любимой будешь дорожить.
В этот вечер ангел на коленях
ей попросит новой жизнью жить.
30 июля 1997 г.
С-Петербург
Свидетельство о публикации №109020900181