Есенину
Ах, Серёжа, - обиженный взгляд
И по-детски припухлые губы -
На твоём языке говорят
Сквозь метель деревенские трубы,
И хранит беззаветный апрель,
Что отчизной забыто - прости ей! -
За тебя проливая капель
Над повторно распятой Россией.
Свидетельство о публикации №109020806155
Как и предполагалось, на излёте зимы в моей непростой жизни наступило короткое затишье, во время которого я могу наконец поделиться с Вами теми соображениями, что давно уже просятся наружу. Темой сегодняшнего разговора, как Вы, наверное, догадываетесь, будет Сергей Есенин. Есенин — это фигура, безусловно, яркая и противоречивая. О нём написано множество книг, среди которых различимы и воспоминания современников, и ретроспекции, носящие в большинстве своём апологетический характер. Хотя, конечно, кое-где встречается и критический взгляд. А потому, думаю, нет ничего удивительного в том, что в конце концов и я сподобился внести в это дело свою скромную лепту. Как обычно, начать хочу с небольшого лирического отступления, цель которого — обосновать ещё в дебюте конструкцию моего эссе, где жизнь и творчество СЕ будут рассмотрены через призму трёх этапов, причём разделение это в данном случае есть не более чем условность, приём, использованный для того, чтобы как можно глубже проникнуть в сам феномен. Следует сказать, что каждому из этих этапов соответствует и присущая именно ему поэтическая манера, а также отметить тот факт, что между этапами всегда существовал некий мировоззренческий confinium (пограничная зона), где и осуществлялся переход от старого к новому. По сути, как и в случае со многими поэтами, мы имеем здесь дело с тремя Есениными, каждый из которых испытывает непростые чувства по отношению к своему предыдущему воплощению. Поэтому, когда я наталкиваюсь на исследования, берущиеся за неподъёмный труд — охарактеризовать «Есенина вообще» (а такой оборот встречается в литературной критике сплошь и рядом), то лично для меня это обычно служит свидетельством довольно примитивного взгляда на вещи, который, кроме, пожалуй, эмоциональной составляющей, ничего за собой не несёт. Рассуждая здесь о каждой их трёх ипостасей СЕ, я с самого начала хотел бы оговориться, что все эти метаморфозы сопряжены как с его собственными изменениями, связанными с движением по оси времени, так и с событиями, происходящими параллельно в общественной жизни страны и в русской литературе.
I. Пора надежд и крестьянской сентиментальности
Чтобы лучше понять становление любой личности, на мой взгляд, нужно постараться вывести её метафизическую формулу, которая, естественно, окончательно проясняется ближе к финалу жизненного пути, однако некоторые фрагменты которой вполне уловимы и в самом начале. Итак, ещё с юношеских лет одним из главных качеств СЕ была его совершенно обезоруживающая простодушность. Нет, это отнюдь не глупость, но, скорее, одна из форм незлобливой поверхностности, которая абсолютно не желает проникать в суть, но непременно алчет найти какой-нибудь совершенно фантастический выход, чтобы одновременно успокоить человека и обустроить весь мир. Для мировоззрения Есенина, фундамент которого закладывался именно в эту пору, характерны весьма причудливые вещи: это и вера в высший смысл дремучей, избяной Руси, и чисто языческая религиозность, на все лады эксплуатирующая христианские термины. Ведь смысл христианства до Есенина никогда не доходил и дойти попросту не мог, поскольку ему и в голову не приходило в такого рода истине существовать. Ему нужна была лишь мифологическая зацепка, которая бы вполне подходила для возвышенных деклараций в только-только нащупываемой тональности. Соответственно, схожей была и поэтика, где вся эта избяная печаль находила себе выход в формах, так или иначе, тяготеющих к народной песне, служившей эталоном для подражания. В это время поэзия Есенина тяготеет к малостопным размерам (в основном хорей и трёхстопный ямб), и в ней преобладают относительно точные рифмы. Этот крестьянский пласт, если помните, до него уже разрабатывался такими певцами, как Никитин, Кольцов, в какой-то степени Некрасов. Что-то тёмное, залихватское неизменно присутствует в подобных виршах, насколько бы наивно и безобидно они не выглядели на первый взгляд. Признаться, Майкл, лично я совсем не люблю подобной поэзии, где человек, несмотря на постоянно употребляемое слово «душа», по сути является лишь фрагментом, вписанным в живописный пейзаж. Тем не менее, именно в таком виде СЕ появляется в Петербурге, где довольно-таки быстро под бархатной шкуркой обнаруживает, со слов Ф.К.Сологуба, к которому он тоже приходил представляться, «адское самомнение и желание прославиться, во что бы то ни стало». Кстати, на этом маниакальном желании «прославиться» я бы хотел слегка остановиться, поскольку оно представляет собой одно из качеств, проходящих, так сказать, лейтмотивом через всю жизнь Есенина. Не могу даже представить себе, по какой причине, но для СЕ всегда было важнее «казаться», чем «быть». Вероятно, это следствие той самой простодушной поверхностности, о которой я упомянул выше и которая не позволяла СЕ проникать в вещи глубже определённого уровня. Когда он оказывался в очередном диалектическом тупике, то всегда выходил из ситуации предельно просто, а именно — прибегая к помощи поэтических средств. Другими словами, он почти никогда не искал выхода из тупика, но просто-напросто себе его придумывал. Между прочим, этот приём в какой-то мере объясняет и всенародную любовь к его поэзии — ведь люди in masse тоже особо не хотят заморачиваться со всем этим тотальным отчаянием, то и дело их настигающим, но предпочитают быстрые и эффектные средства, которые в конце концов их же и добивают. И ещё один штрих в качестве дополнения к «быть» и «казаться». Возьму на себя смелость заявить, что лакмусовой бумажкой для различения истинной страсти — а поэзия для пишущего, как ни крути, это тоже страсть — всегда будет тот факт, что эта страсть никак не может быть понята третьим лицом. Осознай это в своё время СЕ, многие глупости не были бы им совершены. Поглощённый настоящей страстью человек пребывает не где-то, но как раз на вершине своей конкретной субъективности, поскольку, пускай и не без помощи рефлексии, он уже смог вырвать себя из какой бы то ни было внешней относительности. Ведь тому, кто, например, влюблён (а любовь — это не что иное, но одна из разновидностей страсти, как, впрочем, и ненависть), глубоко наплевать, сильнее или слабее других он влюблён, ибо подобные сравнения применимы лишь к предмету страсти, но никак не к ней самой. А стало быть, возвращаясь к Есенину, ни шум, ни слава никак не могли служить свидетельством качества его поэзии, поскольку, если смотреть в корень, это самое качество может быть определено лишь тем, как его стихи влияют на чью-то индивидуальную экзистенцию, включая экзистенцию самого автора. Нельзя не отметить, что в данном случае и на автора, и на его многочисленных почитателей такого рода поэзия, несмотря на её захлёстывающий лиризм, повлияла не сказать что очень благотворно.
II. Время имажинизма
У Есенина между песенно-народным пониманием поэзии и его погружением в омут имажинизма, как уже было сказано, можно разглядеть некий confinium, где, собственно, и происходила ломка. Этот confinium включал в себя в том числе и знаменитый 1917 год, что не могло не сказаться на том, куда всё это в итоге поэта вывезло. Также нельзя умолчать и о факте, который послужил в какой-то мере предварительным поводом для разрыва СЕ с тем лево-либеральным литературным кругом, которому он и был обязан столь стремительным восхождением на поэтический Олимп и который до сих пор прощал ему любые дерзости и бесчинства. Конечно же, речь идёт о посвящении императрице, фигурировавшем в книге «Голубень». Весь прогрессивный писательский мир тогда просто вознегодовал и, как следствие, сорвался с цепи, а Есенину, само собой, пришлось на какое-то время даже исчезнуть с горизонта. Сама книга, напомню, вышла уже после февральской революции, и роковое посвящение СЕ успел тогда снять, однако какое-то число корректурных оттисков с «Благоговейно посвящаю...» всё же пошло по рукам. Даже не знаю, Майкл, чем бы закончился флирт Есенина с большой литературой, не произойди вскоре главных событий 1917 года, поскольку двери всех издательств в одночасье оказались для него закрытыми по причине столь бурного проявления своих верноподданнических чувств, которые тогда уже никто не жаловал. И в этот-то момент СЕ, проявив недюжинную прозорливость, сделал совершенно неожиданную ставку. А поставил он не на кого-то, а на большевиков, связи с которыми открыли ему уже такие грандиозные возможности, о которых его бывшие либеральные покровители даже и помыслить не могли. К тому же для СЕ, как, впрочем, и для его друзей того периода (Клюев, Карпов, Клычков и пр.) сближение с большевиками могло означать что угодно, но никак не измену своим прежним идеалам. И наоборот, вся эта либерально-эсеро-кадетская публика была иму чужеродна — как по духу, так и по провозглашаемым ценностям.
Максим Седунов 13.02.2012 23:49 Заявить о нарушении
III. Душевное банкротство
Сперва разрыв с идиллическим деревенским прошлым, а затем и разочарование в новых маяках — а это и революция, и имажинизм — доводят в конце концов Есенина до такого душевного разлада, что кабак представляется вполне логичным завершением столь мощной эпопеи. Отчаяние в итоге всё сильнее и сильнее проникает во все уголки его существа, которое — и это главное! — оказалось начисто лишенным хотя бы сносной телеологии. Как следствие, он столь же упоительно сквернословит в стихах, сколь самозабвенно пьянствует и дебоширит в жизни. Надо сказать, именно то время, когда в его жизнь вошла Айседора, и есть confinium между этапом II и этапом III. Жалость к себе мало-помалу начинает трансформироваться у него в изуверскую ненависть к остальным. Короче говоря, падение СЕ, проявившееся в последние годы его жизни, даже людей с сильными нервами заставляет содрогнуться. Он действительно пускается во все тяжкие: ещё сильнее дебоширит, ещё больше пьёт, причём кутежи всё чаще и чаще заканчиваются махровой антисоветчиной и оголтелым антисемитизмом. Создаётся впечатление, что от безвыходности положения, в которое СЕ собственноручно вгонял себя добрые десять лет, он на самом деле начинает буквально сходить с ума. И в этот-то критический момент — о чудо! — его поэтика вдруг начинает тяготеть к классике. В стихах снова появляются ямбы, причём уже четырёх- и более стопные, рифмы становятся чётче, метр — строже. «В смысле формального развития, — говорит он в 1925 году, — теперь меня тянет всё больше к Пушкину». Однако Есенин — это такой человек, что ни деревня, ни революция, ни имажинизм, ни Пушкин не способны заинтересовать его всерьёз и надолго. Его одержимость сродни одержимости вечного беглеца, для которого тягчайшее испытание — оказаться один на один с самим собой. Почему? Да потому, что там, внутри, помимо лиричности, перманентно подстёгиваемой разогнавшейся фантазией, похоже, ничего нет. И в этом-то и заключена глубочайшая трагедия его жизни, которая, на радость достопочтенной публики, и послужила топливом для его поэзии. По сути, все его стихи — стихи о пути к душевному банкротству, о пути, совершаемом в этом направлении конкретным человеком. И пасторали, между прочим, здесь не исключения. Он вопит, стенает, бьётся головой об стену, корчится от боли, — а публика умиляется и рукоплещет, так как во всём этом видит грандиозный раздражитель, который, однако же, ничему её не может научить. Это нечто сродни созерцанию убийства, будь то смертная казнь или гладиаторские бои, которое неизменно завораживает человека. Боже мой, Майкл, как же комично выглядят все эти туповатые исследователи, с анатомической скурпулёзностью рассуждающие о тех событиях, которые имели, или могли иметь, место тогда, в конце декабря 1925 года, в «Интернационале» (до и после - «Англетер»)! Ведь на все лады кричать о трагизме его смерти, причём не важно чем вызванной, которая не идёт ни в какое сравнение с трагизмом его жизни, — это признак полнейшей духовной слепоты. Убийством это было или самоубийством, об этом я говорить не желаю, поскольку заниматься подобными изысканиями — удел криминальной полиции, а никак не моего эссе. Здесь стоит отметить, что «Чёрный человек» — а это, бесспорно, моё самое любимое произведение СЕ — как нельзя лучше отражает истинную суть и масштабы обозначенной трагедии, сопровождающейся полным распадом личности.
И последнее, чего бы я хотел ещё коснуться в своём рассуждении. Во время любого из этих трёх описанных периодов в поэзии Есенина в той или иной степени присутствовал образ России, на который он (совершенно беспочвенно) всегда уповал. Здесь тоже кроется ключ к разгадке его феномена. Напомню, что и сегодня, причём даже на страницах этого сайта, нередко можно встретить истеричных субъектов, бьющихся в конвульсиях от приступов русского (или любого другого) патриотизма, а иногда даже от почти имперской державности. По этому поводу я скажу примерно следующее: для отдельного человека, временно оказавшегося внутри такой сущности, как наличное существование, абстракции любого рода — будь то место жительства, страна, круг общения — есть не что иное, но лишь историческая сетка, внутри которой он родился и вынужден экзистировать. И вопрос здесь может ставиться лишь так: а что могу я сделать для того, чтобы вместе с самосовершенствованием наполнить и все эти многоуровневые абстракции светом, добром и т. д. и т. п? Другими словами, если, конечно, я вообще что-нибудь во всём этом смыслю, для неких предполагаемых высших сил может быть угодно, наряду с моим существованием в качестве индивида, и моё существование в качестве частички человеческого рода. Здесь всё понятно, и никаких затруднений не возникает. Однако когда я беру и, уподобившись тому же Есенину или Достоевскому, переворачиваю всё с ног на голову и пытаюсь, наоборот, призвать эту абстракцию на помощь в решении проблем моего наличного существования, трубя на каждом углу о спасительной миссии Руси и о её богоизбранности, то всё это выглядит и глупо, и отвратительно, поскольку я пытаюсь при этом не просто ускользнуть от своего общечеловеческого долга, но и оккультным способом, подобно нанайскому шаману, взвалить на выдуманную абстракцию те трудности, разрешить которые должен непременно я сам.
Вот, Майкл, пожалуй, и весь мой сегодняшний сказ.
С искренним уважением,
Максим Седунов 13.02.2012 20:42 Заявить о нарушении
Благодарю, Максим, за возможность еще раз познакомиться с Вашими мыслями.
С уважением,
Майкл Ефимов 13.02.2012 23:17 Заявить о нарушении
Ваше мнение о Есенине очень интересно! Помню, когда я впервые познакомился с его собранием сочинений, то испытал ИЗУМЛЕНИЕ от несоответствия его канонического образа тому, что я прочел.
Одна "Инония" чего стоит. И все эти поэмы 1917 года и после...
Интересно, как бы сложилась его судьба, если бы он все таки переборол себя и вылез из бездны, в которую сам себя и загнал.
Думаю, большевики его все равно бы сжили со свету...
Так что такой конец Есенина был, как это не фатально звучит, предопределен. Хотя всех мифотворческих целей, которые он себе поставил,
он достиг, и даже с избытком.
Кирилл Алейников 2 16.02.2012 07:38 Заявить о нарушении
Ещё раз спасибо Вам огромное, Кирилл, что побудили меня на изложение собственного взгляда на этот вопрос. Ведь феномен Есенина, полагаю, интересует нас всех отнюдь не в отвлечённом смысле. Говорим-то мы про него, но в уме при этом каждый держит себя.
С уважением,
Максим Седунов 16.02.2012 10:59 Заявить о нарушении
Однако, вопрос меня волнует - откуда произошел такой прогресс в его поэзии, ведь сборничек "Больныя думы" вроде не предвещал ничего такого. Среда ли, Клюев его поднатаскал? Ведь, если сравнивать его с теми же имажинистами, он был самый талантливый из них...
И почему, обсуждая судьбу Есенина, мы держим в уме себя?
Кирилл Алейников 2 16.02.2012 12:56 Заявить о нарушении
Максим Седунов 16.02.2012 14:39 Заявить о нарушении
С огромным уважением,
Кирилл Алейников.
Кирилл Алейников 2 16.02.2012 15:52 Заявить о нарушении
Кирилл Алейников 2 16.02.2012 15:56 Заявить о нарушении
С уважением,
Максим Седунов 16.02.2012 17:14 Заявить о нарушении
Кирилл Алейников 2 17.02.2012 01:12 Заявить о нарушении
С уважением,
Максим Седунов 17.02.2012 10:05 Заявить о нарушении
Блеск, очерчивать художественные явления с неожиданных свежих ракурсов... и собрать всё "в кучу"! Это помогает, особенно, в полуброшенных на пути, сознанием, арт обьектов. Таким оставался всегда для меня Есенин. Т.е. сейчас я понимаю,что бессознательно закрывалась от тех язв, которые Вы имеете талант вспарывать. И теперь появилась возможность относительно чёткой завершённости, целостности картины. Видимо инстинкт самосохранения не допускал меня глубже- любимых , невероятно талантливых зарисовок,под которыми всегда подспудно ощушалась разрушительная сила, самодурство, и стихийность, несушая в бездну... А страсть не позволяет таким людям, хотя бы приблизительно ясно, оценивать пространство и себя в нём. Спасибо Вам за талантливую работу, за портрет художника.
И в тоже время, Максим, мне подумалось , что можно быть вполне удовлетворённым и какой-то частью от целого:)... Оставляя за ним исключительное право на место в сокровищнице искусства.
С уважением,
Аделина Грант 21.02.2012 19:44 Заявить о нарушении
С уважением,
Максим Седунов 22.02.2012 01:16 Заявить о нарушении
Ещё раз повторю, что Вы сделали блестящую работу, которая помогла мне утвердиться в том, что я всегда чувствовала, но не хотела убеждаться, пряча голову в песок,как страус (говорю о поэте). Последнее же сказанное касалось того,что я вывела сама для себя: можно оценивать , сами как таковые, произведения того или иного автора, независимо от него самого и его личной истории. Можно вообще о нём(авторе) ничего не знать, но увидеть неоспоримое достоинство произведения, которое начинает "жить" уже без него, самостоятельно. То есть можно любить произведения , абстрагируясь от личности его создателя. Это я и пыталась, однажды,донести,говоря что часто потерянный в истории автор, растворившись во времени , уже не может влиять своей персональностью на оценку произведения. И тогда их оценивает тот, кто находит, как в истории с пресловутыми Фаюмскими портретами, или вагантами и труверами и массой кого ешё... Они обьявляются шедеврами и начинают продолжаться в творчестве других. Например знаменитая " Кармина Бурана", кантата Карла Орфа, создана на тексты средневековых германских вагантов. Чтоб хоть кто-то знал о жизни , недостатках или достоинствах их авторов ?!... Но они- ценность.Да и Давид Тухманов использовал подобные, найденные тексты, если Вы помните. Потому я сказала, что считаю нормальным любить сочинения поэтов, закрывая глаза на частные подробности их биографий. Однако. Это не исключает ценности понимания чего-то и в самом поэте. Такой анализ, какой Вы провели важен и нужен. А то, КАК он написан - тоже ценно уже само по себе как высокое мастерство- представляет собой очень востребованный прикладной литературный жанр! Многие скажут Вам спасибо, Максим. Это надо отдельно издавать. Я надеюсь, сейчас я сумела что-то обьяснить). Извините за отклонения.
С искренним уважением,
Аделина Грант 22.02.2012 04:31 Заявить о нарушении
Аделина Грант 23.02.2012 04:34 Заявить о нарушении
С уважением,
Максим Седунов 24.02.2012 20:24 Заявить о нарушении
А что касается недопонимания, в инете, то, работать "над собой", Максим, очень входит в мои планы :) И если негатив возникнет, я найду способ высказаться об этом прямо, без намёков.
Спасибо Вам, всяческих успехов!
Аделина Грант 24.02.2012 21:44 Заявить о нарушении