Вызов пустоте. О пьесе З. Битаровой

По дороге на спектакль поэта и драматурга Зинаиды Битаровой «Танец Травести» в Музее Достоевского, у киоска городской театральной кассы, я внезапно встретился взглядом с жаждовшими приобрести билеты на вечерний сеанс в другие театры. Что хочет сегодняшний зритель? Как и всегда: актерской задушевности, авторского подмигивания, узнаваемой речи, счастливой развязки. По сути – предсказуемого (даже в оттенках безумия), как и сегодняшний человек, лишенный пост-символических озарений. 
Совершенно иные принципы отношения сцена-зритель предлагает спектакль «Театральной лаборатории», в иной плоскости. Ставящий акцент на тех основополагающих принципах искусства, которые, увы, находятся не на первом плане в наше время: форма, иерархия, четкость, динамизм, со-подчинение приотворяющей и всерастворяющей музыкальной и пульсирующей стихии вечности…
Собственно, весь спектакль – это вызов. Такой же двоящийся, как вызов героини своему зазеркальному двойнику, то адски подмигивающему, то пытающемуся разжалобить, то толкающему в пустоту. Безличному и соскальзывающему эросу. Вызов автора, постановщика, актеров и даже сцены – конечно, не только зрителю, не привыкшему, наверное, к определенной жесткости и отсутствию стандартов «морали». Это брошенная перчатка штампу, приему, заученному жесту, диктату «здравого смысла». Радует, что спектакль подчинен строгой форме, наполненной мыслью. Проблема сегодняшнего художественного мышления, дробного и невнятного, именно в отсутствии выстроенной иерархии образов, пронизанных страстной идеей.
Крайне важно, что у Театра нет сугубо «революционного» настроения – создать нечто совсем новое и ультраавангардное. Только сложнейший путь эволюционного взаимодействия и диалога с мировой культурой в состоянии выявить те тончайшие нити, которые в лабиринте скепсиса и вседозволенности ведут к новому. Тому, что способен создать человеческий дух в споре с абсолютом и смирении перед ним, которое опять-таки не абсолютно.
Борхес, Набоков, античная драма, русская поэзия и многие другие авторы, мнится, стоят за и над строками и постановкой пьесы. Только сумма самых разных и неожиданных художественных идей, о чем мечтал Пушкин, их синтез, в состоянии сдвинуть искусство с мертвой точки. Под силу ли это нашим современникам? Та творческая и драматичная энергия, которую ведут через себя к залу героиня Оксаны Свойской и персонажи других актеров студии, свидетельствует, что дорогу осилит дерзающий и идущий. А будет ли это путь открытия новых горизонтов – зависит от всех, живых и невидимо присутствующих на сцене и вне, кто мечтает о подобном восхождении.
Тема двойничества у Достоевского, развитая в лирике знатоком античной драмы Иннокентием Анненским («Но в самом Я от глаз НЕ Я / Ты никуда уйти не можешь»), получает новое преломление в спектакле «Танец травести». Опасно в поисках утешения или отклика вглядываться в зазеркалье – ведь там порой лишь твой искаженный лик, который пытаются подменить в сумраке воспоминаний и надежд. А значит, человек опять остается один, уже в ином измерении и заново учится взгляду в потусторонность. Когда погаснет свет и незримый ангел переставит светильники или софиты в предощущении Откровения.
Наш спор или согласие с работами Вадима Максимова и его Экспериментального Театра на позициях Арто – еще одна попытка осмыслить себя. Вызов страху, очевидному либо неявленному, преодоление барьеров немоты и затверженных жестов и истин, –  вот ступени на пути личного пересотворения для томимых «духовной жаждой». Заставить человека совершить подобное нельзя. Выбор и следующая попытка обретения нового языка в равной степени остаются за зрителем и «Театральной лабораторией».

"Литературный Петербург", №1 (83), январь 2009