на Поварской
и, как трактирная бутыль
освещена свечой, тоской,
и замыслом далеких крыл.
Как одинока Богоматерь
в снегу с восточной пестротой,
с бойницей, что когда-то татем,
ослеплена стрелой.
Я брел и шарфом собирал,
дыханье с привкусом зимы;
прохода, куполов овал,
мутнел из дикой старины.
Пчелиный рой столетий тек,
и жаром било по щекам,
когда монах ученый рек:
здесь возводите храм.
Когда в Ливонию на сечу,
от хмеля тряскими перстами,
вперед разбойными ордами,
Иван сгонял Замоскворечье.
Я ужаснулся тайной боли,
у церкви Стопника застряв,
и как колодками невольник,
молился в огрубевший шарф.
Я понял, как ложится бич,
на спины, на колени пленных,
и радовался как москвич,
что прошлого оковы бренны.
И, улыбаясь во всю масть,
соседним зданиям посольств,
побрел гулять и шагом прясть,
Москвы Садовое кольцо.
Свидетельство о публикации №109020401783
Алексей Человеков 04.02.2009 13:17 Заявить о нарушении
Михаил Месонжик 04.02.2009 13:27 Заявить о нарушении
По поводу иллюстрирования поэзии тоже верно. У каждого, наверное, свои иллюстрации возникают в воображении при прочтении, а тут мы как бы навязывать будем.
Алексей Человеков 04.02.2009 14:15 Заявить о нарушении