У Самар вратарии

               
От ветхозаветных дорог покрытых соломой, навозом, пылью
Куда нас вынесло,   ведает ли господь бог?
Еле волочатся ноги, потрепанны крылья
Пусто брюхо, есть стимул слагать гимны.
О белокурых дивах, о хлебе, о плевелах, драхмах.
Что роса подсмотрит и трава проронит украдкой.
Примите, как есть, гоните, идите мимо
Минины, лицедеи, мимы.

У Самар вратарии в нас плевали викарии.
Разнесли плевелами по свету весть пернатки,
Что речи наши крамольны и на правду падки.
Нагрянули центурионы в штатском
Сердце щемячье забивали ногами, с лаской.
Недотыкомку - пером  под ребра,
А в глаза -  подобосратничают
и говорят это в же интересах ваших
и нашего цезаря.

Широки врата коими вошли, сюда однажды.
Но я был уже здесь дважды
И было время вам перемениться
Не я, другой забьет гроздьями гнева
Рты вашей жажды.

Nom de plum  Спасителя
Хулят хулители, меркнет свечение.
Кесарю – кесарево сечение.
Зной жизни источает гниение.
И где тут разродиться бременем?
Успеть за течением времени?
Маловерные, я им говорить устал,
Лучше б на дыбе спал.

Многотомная ремарка на» Жизнь взаймы” Ремарка.
Костяк хрустел рассвет вест алок.
Томная дива меня не стала.
В сочельник, когда крепилось естество
После пива меня несло.
А не  х о ч и т е   ш т а б ы  пелось?
Красная рыба зарделась.
Выдохнула, крякнула, вот это дело.
Ну щас вдохновлю!
Взбитый стог и тайная дверца
С морщинами возле сердца.
Тема ягоды-клубники
Между пальцами две ежевики
воздетой груди.
Не выношу холод, вы будете мой полог.
Можно вас коснуть?

За окном шуршащая муть.
Я ничего не соображала, лизала, лизала.
Криком истошным недойной коровы
Выкрикивала не мое имя
А после все это запивали пивом.
В этих замках сроду не докричишься слуг.
Опять этот стук.
- Это у тебя?
    - Нет, мама.
В Хари раму билась горгулья.
   - Приходил  Метерлинк  переставлял стулья.
- Опять у него новая дама.

Fugaet tempus, гонят часы.
Мне до асфальтовой хлюпать росы.
Положив руку в нагрудный карман,
Сердце ей вынь – лучше продам.
Прянули ноздри человечка
У  реки течка.
Останавливается, в нее поссать и послушать…
Каблучки ее все дальше и глуше.

Пеленают стены отверстые раны проулков
Хмелеют трущобы.
Выкрикивают водостоки клочками смятых листьев
Жалобу заржавленных крыш мистиков.
Ну вот и все, чего ж еще бы?
Мы разбрелись, открестившись от неба,
Но на этом не кончена жизнь
Так -  какая- то глава.
Чернорукий соавтор дописывает за меня слова,
Что осень фригидна, то бишь холодна.
Зря надсаживается огонь неба.
Грубый дым помола не станет хлебом.
Сердце погребается под снегом холма.

Как ночь ножа полоснула – и лето кончается, кажись.
Кихано,  друг в Тобосе
Гонерилья спит.
Уйдем в аорту ремесла,
В листву летящую единорогом.
Фары расплывутся при встрече
Soundtrack всем увечным,
Ибо они наследуют вечер.

С этого мартабря сего днягода
Валяться надкушенным плодом.
Под палой  листвой, соломой, сном.
Пока не выклюют в ризницах зерна
И не разнесут в щепки дом.

После фальши жизни мы действующие лица
Пьесы или киноромана.
И по замыслу автора ты должна была
Оглянуться…
Но странно.
Самоубийственную творю песнь - молитву
Поглоти меня ветвями, корнями оплети.
Пусть я стану птицам кровом
Сольемся кровью
Сойдем   с орбиты – пути.

Вышел месяц из тумана и как это не странно
Уходящий скальпель с  легким нажимом
Действует искусно.
Этот гной прорвавшегося чувства.
С тщедушной душой в эдаком то деле
Зато какой любеночек!
Шуршал бумажками в туалете
Пора начинать писать.
Начинять тетрадь строчками о Лете.

Я думал  Коцит- это слегка
Яуза не стоит и плевка.
Что все это придумали греки.
Из-за чего весь сыр – бор?
Попасть аргивянке  в сети.
Певцы подмышечных желез.
Гурманы вагинальных  устриц.
И я в это по самое влез
Сломав себе креветочный крестец.

Теснимый ливнем
Бесстыжей луной
И эта тварь смеется надо мной.
Попробуй увернуться от боли -
Бесплодны увещеванья.
Небо -
Воронка вбирающая волю
Неумолимый ночной стожар.
Разгоняет слуг, расшатывает храм.
Осколки витражей к прохожим ногам.
Третий Рим  -  а словно  на голой стерне
И ветер разносит эхо по пустым  дворам
Соломы пук,  да галок гам.
Не обольщайтесь, - это мне.