Лётчик

  (Военная лирика)

    Я в бездну шагнул, как с трамвая сошёл,
    И мне теперь воздух – опора.
    А мой самолёт быстро в небо ушёл,
    Не слышно уже и мотора.
    
    Горючего в нём лишь на пару минут
    И винт не работает левый,
    До аэродрома не дотянуть,
    И я теперь прыгаю первый.

А помню, в такую же тёмную ночь,
Когда за бортом – минус тридцать,
Летели над лесом, чтоб нашим помочь,
Искали где приземлиться.

Штурман мой, Лёнька, военный мой друг,
Сказал, что пробили нам баки.
Увидел я вспышку за бортом и вдруг
Мы оказались во мраке.

Пулемётчик затих и повис на ремнях,
А я тёр глаза и пытался,
В дыму разглядеть высоту второпях,
И за штурвал всё хватался.

У нас на борту полный боекомплект,
И ценный груз для спасенья,
Если мы рухнем – вот будет эффект!
Нам нужно немного везенья.

Нас ждёт батальон, что сражался пять дней,
Пока не попал в окруженье,
Конечно, нам с верху должно быть видней,
Какое его положенье.

Его обложили и давят огнём
Из мелких и крупных орудий,
Мы знаем, что помощь на крыльях несём,
И ждут эту помощь там люди.

Медикаменты, патроны, харчи,
Почта, для тех, кому пишут,
Радость для тела, покой для души,
Для тех, кто ещё дышит.

«И что будет толку, - твердил я себе, -
В наших смертях, если цели,
Мы не достигнем, упав на земле,
На той, что не в окруженьи?»

«Я вижу за лесом три ярких огня,
Там наши сигналят кострами!»
 Так Лёнька кричал мне, глядя на меня,
Больными от дыма глазами.

Что будет нам стоить туда дотянуть?
Что будет там нам приземлиться?
Пулемётчик погиб и его не вернуть,
И мы можем к чёрту разбиться!

Я вспомнил о Лёньке, его ждёт семья,
Жена, мать, отец, сын и дочка,
А я одинокий, детдомовский я,
Семья моя – Лёнька и точка.

«Шагай-ка на выход, готовь парашют,
Приказ обсуждать не пытайся, -
Сказал я ему, - поработаю тут,
А ты уцелеть постарайся».

Он руку пожал мне, как жмут лишь друзья,
Прощаясь. Ведь может случиться –
Его не увижу я, а он меня,
Кто знает, что здесь приключиться?

«Прощай, он- ответил, - желаю тебе,
Удачной и мягкой посадки.
Давай жми до наших, забудь обо мне,
Сегодня полёт наш негладкий».

Он в бездну шагнул, как с трамвая сошёл,
И вот я один у штурвала.
Он прыгнул, а значит - от смерти ушёл,
Хоть рядом она и летала.

А я молил бога, хоть я атеист,
Такое, бывает, мешаешь,
Когда между смертью и жизнью повис,
Поддержки с небес вопрошаешь.

Просил я того, кто сидит наверху,
Чуток подсобить мне сегодня,
Ну а потом, если надо - смогу
Предстану пред ним, скажу – вот я.

Я сделал, что мог, я желал, я хотел,
Молился, ругался и злился,
И мой самолёт до костров долетел,
И даже там приземлился.

Не знаю, быть может, услышан был я,
А может, простая удача.
Но встретила мягко родная земля,
Я выполнил нашу задачу.

Шасси все застряли, на брюхо зажал,
Со скрежетом диким по нервам.
И груз таки спас и руку пожал,
Тому, кто нашёл меня первым.

А первым нашёл меня старый боец,
С уставшим, но радостным взглядом,
Сказал, помогая мне – Ты молодец!
Достоин ты высшей награды.

«Забудь про награды, послушай, браток,
Зови поскорей командира,
Сказать, если честно - подумать не мог,
Что сяду здесь я невредимый.

Штурман мой, Лёнька, военный мой друг,
Он спрыгнул, когда мы летели,
Салютом снаряды рвалися вокруг,
И пули противно свистели.

Приказ выполнял мой, он честный солдат,
Я думал, спасу его этим,
Быстрей, может, нужно ему в медсанбат,
Я место на карте приметил».

«Постой, ты же еле стоишь на ногах,
Ты ранен, и кровь вон, сочится».
Меня подхватили на сильных руках
И потащили лечиться.

Услышал сквозь боль, что терзала мне грудь,
«…удачный полёт получился»
Пытался про Лёньку я им намекнуть,
Пытался, но отключился.

Очнулся и вижу; землянка, бинты,
Сестричку в углу наблюдаю.
«Быстрей расскажи-ка мне ты,
Как долго я здесь пропадаю?»

«Спокойно, больной, нельзя вам вставать,
Три дня ты провёл без сознанья
Лежи, а мне доктора надо позвать,
Такое он дал указанье».

«Скажи-ка, сестрёнка… пилот мой второй…
Нашли вы его? Ты не знаешь?
Она отвернулась, качнув головой,
«Вторыми нашли, понимаешь?

Разведчики наши вернулись вчера,
Угрюмые все, но живые,
Сказали – от ран он почил навсегда,
И раны-то все ножевые.

Упал он совсем неудачно тогда,
В безлунную ночь так бывает,
Раздроблен сустав, перебита нога,
И кровь из ушей вытекает.

Пытался ползти он, заметен был след,
Но сил у него не хватило.
И видно испить до конца чашу бед,
Ему суждено тогда было.

Его обнаружил немецкий патруль,
Троих уложил он на месте,
Тела украшали их дырки от пуль,
Да и лежали все вместе.

А те, что остались, потом, подлецы,
Штыками его искололи.
Таким и нашли его наши бойцы,
Не вынес он той страшной боли».
 
Я слушал, она говорила пока,
Дрожавшей рукой чиркнул спичку,
Вдохнул больной грудью дурман табака,
И позабыл про сестричку.

 Тогда я хотел просто взять – умереть.
К чему мне вся эта бодяга?
Мне не на что больше здесь было смотреть,
Один я остался, бродяга.

Она наставляла: «Себя не кори,
В том нету вины твоей, знаешь,
Ты жив – у тебя ещё всё впереди,
Надеюсь, соображаешь?»

    И дни полетели с тех пор чередой,
    Но память не стёрлась о том дне.
    И вот, я лечу, парашют за спиной,
    Но стоит ли дёргать кольцо мне?


1998г.