Напротив кафе Лира

  Если волею какого-то случая отправляюсь я в путешествие
по извилистым тропкам собственной памяти, то нередко ловлю
себя на мысли:
 - Господи! Да было ли это вообще? Могло ли такое быть на
самом деле?! Или это просто плод моей возбуждённой фантазии?
   И опять перебираю шаг за шагом прошлые события, и в конце
концов моё сегодняшнее "Я" вынуждено согласиться :
 -"Нет. Всё это было, было... Было!"
  И это "бывшее" порою пострашнее любой фантазии.

  Пятое сентября 1988года. Я решила посмотреть на митинг,
который должен состояться в семь часов на Пушкинской площади,
в сквере напротив кафе "Лира". Митинг не санкционированный.
Как и предыдущий, уже разогнанный милицейским спеуназом двадцать
первого августа. Слухи о разгоне были ужасными. Маргарет Теттче
тогда написала нашему Горбачёву,   что не гоже разгонять митинги
таким образом, не гоже избивать корреспондентов и разбивать их
аппаратуры, что людям надо давать возможность высказаться...   А я
не могла поверить, что то, что мне рассказывали, могло быть
правдой. Поэтому и решила убедиться, что все рОссказни -
сплошная ложь.
     Серые мальчики из спецназа появились за полчаса до 
предполагаемого начала митинга,  стали плотно плечом к плечу,
и как прессом стали выдавливать людей с площади сквера. Люди
стали выходить сквозь боковые входы, где их  хватали и сажали
в стоящие  сплошной стеной автобусы с зашторенными окнами.
И я очутилась в одном из таких автобусов.
        В опорном пункте, куда нас привезли, мне представили очень
симпатичного следователя, он должен был снимать с меня допрос
       В стеклянную дверь зала время от времени заглядывали сотрудники
этого заведения,  просто полюбопытствовать. Но два молодых парня
что-то уж слишком пристально меня разглядывали, я даже решила,
что что-то не в порядке с моей причёской.
     А потом мне на подпись дали протокол, из которого я с
удивлением узнала, что я, оказывается, была организатором и
активным участником   несанкционированного митинга, что
я выкрикивала антиправительственные лозунги, что я оказывала
сопротивление властям, и много-много ещё чего-то делала,
совершенно непотребного.
   -Мальчики, откуда это у вас, как вы всё это напридумывали? -
 удивилась я.- Должна вам сказать, что я в эти игры не играю.
Я просто пришла посмотреть, что такое несанкционированный митинг.
И митинга-то самОго и не было, вы разогнали народ раньше. Когда и
какие лозунги я могла выкрикивать?
    На что "мой" следователь, пряча глаза, ответил:
- Но у нас есть свидетели. И они утверждают, что вы выкрикивали.
Вот, пожалуйста.
        И подаёт мне листок, что-то вроде отчёта о проделанной работе.
И я читаю, что да, я выкрикивала, и сопротивлялась, и была организатором...
       И две подписи - Мишин и Лапин.
Ночь я провела в опорном пункте, а утром нас повезли в суд Фрунзенского
района Москвы. 
      Именно там я и увидела этого мальчика, по имени .
            
          Эмиль Мангутов.

Немало повидала я на свете,
Добро и Зло - почти в обнимку шли.
Росли и вырастали наши дети -
Ну как цветы весной из-под земли.
Но в памяти остался почему-то,
Не знаю кто он, не понятно чей,
Красивый паренёк Эмиль Мангутов,
Ретивейший помошник палачей.
Он, развалившись вольно в кресле тесном,
Вдруг начал очень тихо говорить:
"А мне всех вас, забывших своё место,
Хотелось бы собаками травить.
Теперь  вы очень просто жертвой стали,
А значит, быть должны и палачи..."
Глаза блестят спокойным блеском стали,
Красивые, как звёздочки в ночИ.
В моих ушах как будто комья ваты...
А голос бьёт откуда-то, Бог весть:
"Вы здесь, и это значит, виноваты.
Хотя бы в том, что оказались здесь.
Теперь вам здесь надолго оставаться...
Эх! Мне бы волю! Жаль, что воли нет..."
Ну сколько ему было? Восемнадцать?
А может быть и меньше полных лет.
Ему бы ещё в детстве оставаться,
Вздыхать бы о девчонках по ночам -
А на меня глядят глаза мерзавца
С мечтами заказного палача.
Румянец в пол-щеки - горячий, яркий,
Спокойный взгляд раскосых глаз больших...
Кого сегодня травишь ты овчаркой,
Красавец-зомби? Маска без души.

    Суд вынес мне наказание - предупреждение. И я прямо оттуда
отправилась в прокуратуру, подавать на Мишина и Лапина
заяление, с требованием для них уголовной ответственности
за лжесвидетельсто.
   Женщина, то ли помошник прокуровра, то ли его заместитель,
никакого заяления от меня не приняла.
    -Но у нас есть свидетели, что вы выкрикивали, и организовывали,
и  сопротивлялись! - сказала она.
    - Знаете, я не знаю, как доказать, что всё это ложь. Эти двое 
впервые увидели меня только в опорном пункте! Я могу привести сотню
свидетелей, что я этими делами не занимаюсь!
   - А зачем нам ВАШИ свидетели? -  с улыбкой сказала женщина.
 - У нас есть СВОИ!- Она продолжала с улыбкой разглядывать меня, а
я стояла и просто физически чувствовала, как где-то в самых глубинах
моего существа рушится что-то огромное, и я лечу куда-то, лечу, лечу...

    Всё!  Это была последняя песчинка, сломавшая хребет верблюду.
Я как-то сразу поняла, где я живу. И что годы тридцатые и не думали
кончаться.
    Из прокуратуры вышла уже не я - на вышедшей женщине  не было
розовых очков. И мир оказался именно таким, каким описывали его
 люди, которым так и не дали открыть рта на митинте на Пушкинской
площади, напротив кафе "Лира".