Восемнадцатилетнему сыну

ВОСЕМНАДЦАТИЛЕТНЕМУ СЫНУ ИГОРЮ



Ярилою вернулся сын с пирушки,
Провозгласил меня консервативной,
Легко разрушил интерьер квартирный,
Как в детстве, надоевшие игрушки.
Мой муж, пытаясь удержать свободу,
(А он возрос на лебеде с крапивой),
Схватил его некрепко и красиво,
Как бы вьюнок стихийную природу.
Утихомирив буйного мальчишку,
И выпив полстакана корвалолу,
Я вспомнила барак, посёлок, школу,
Своей обиде не давая лишку.
Но я в свои неполных восемнадцать
Предпочитала будни воскресенью,
Любила больше мир уединенья —
И углублялась, забывая отражаться.
И сверстницы меня не понимали,
И, не имея ни одной подружки,
Я пользовалась славою дурнушки
В пальтишке старом и потёртой шали.
Но и меня манили шёлк и ситцы,
И духовой оркестр на танцплощадке.
И, сбросив шаль и скудные тетрадки,
На танцах я решила появиться.
И расплела свои девичьи  косы,
И не скрывала первого волненья,
И на свое взглянув отображенье,
Осколку зеркала я задала вопросы:
Дурна ли я, а может, хороша?
Ах, лучше бы не знала я ответа.
Но кони ждут и подана карета,
И понеслась на бал моя душа!...
Увы! Нет человека  без греха,
И мне простятся ли былые заблужденья?
Консервативное мое уединенье,
И остальное... в зеркале стиха.