Перевести стрелку О сборнике Ветер времени Л. Моро

Один из разделов сборника Ларисы Морозовой «Ветер времени», изданный в Москве в 2008 году, называется «Клавиши». Автор осторожно нажимает на клавиши поэзии и долго слушает, как замирает звук  в сумерках её комнаты или уходит за окно в межзвездное пространство, где, как знать, кто-то услышит, улыбнётся или загрустит уже после нашей жизни.

Её мир – «наважденье, где мы жили ещё до рожденья». «Полёт у грани бытия под медленными облаками». Поэзия призраков, летящий теней, где
Прикосновение – венчанье,
И не прощания уход,
А обещанье, обещанье…

Мир сумеречный, перламутровый. Мириады звезд в ночном окне, где можно увидеть истину - «осколки хрустальной вселенной, летящие в чёрный провал». Картины, в которые можно уйти (не просто войти, а именно уйти!) и там «жить, а не играть по нотам». «Совершенно только время». «Переменчивость извечна». «Бывшие где-то не затерялись в сумраке веков».  Время – один из героев её поэзии, и вспоминаются бесконечные часы Сальвадора Дали, стекающие и перетекающие в самых немыслимых вариациях.

Что знаем мы о временах?
Проклятое вино,
В сосудах хрупких – головах –
Навек заключено.
В них бродят: «Было. Будет. Есть»,
Диковинная блажь,
Неизлечима, как болезнь,
Реальна, как мираж.

И, как в комическом пространстве, только свет и бездна, свет и бездна, и никакой опоры. Тень погибшего корабля («Автопортрет») скрывается в волнах. В этом мире прохладно. Но когда  в теплицу влетает птица и, как в бреду, бьётся о стёкла, что-то её не устраивает, почему-то ей хочется на волю, где нету приветствующего весну цветка, зато есть простор и можно летать.

«Одиночество как данность». «Одиночество лечат холодом», - пишет она. Как же так, почему же не душевным теплом? – и сама же себе отвечает: «Мы все – в этой жизни сироты… Планета – огромный забытый детдом». Но лечить одиночество холодом может  только сильный человек. «Мы слышим колокол. О ком он звонит и полночью, и днём?»

И как-то даже неожиданно, что из этого, казалось бы, довольно типичного для соременников фона тоски по истинному и совершенному, обозначается твёрдое и определённое – так в пустыне, где многие породы обращены в перетекающий песок, высятся геологические останцы, неподвластные времени и разрушению.

Когда заканчивается страшненький маскарад, «совесть входит, как палач». И начинаются размышления – бунтари. 
Глядя на детей, играющих в песочнице, Морозова уже знает, что «сквозь узенькое горло бытия мы все перетекли сюда, не зная, что соткан мир из горя и вранья,  и пряжа эта тонкая такая». Что
…Этот мальчик сгинет в лагерях,
А этот предпочтёт края иные…
Что будет этот честью одержим,
А этот – слеп и глух, и нем блаженно…

Казалось бы, тонкий «женский» поэт становится гражданином:

Теперь ликуете, прозревшие,
Допущенные до всего,
Забыв, что все вы – потерпевшие
От конформизма своего.

И мы уже видим, что поэт совсем не стремится затеряться «в лабиринтах заросшего сада»:

Я – та тюрьма, в которой много жизней
Тоскует, хочет вырваться на волю…

Её отрада – «огромный мир поющих слов». «Но лишь затеплится заря – живые слёзы по стеклу, и оживает сад, как жизнь назад». Поиски потерянного дома продолжаются, автор вовлекает в этот мир читателя.

Я листаю сборник и жалею, что ничего не узнаю из него об авторе. Даже краткой вступительной статьи нет. Сколько поэту лет, какая судьба, когда были написаны те или иные стихи. (А ведь по этим биографическим данным можно было бы проследить эволюцию творчества). Почему-то мы с огромным интересом берём в руки в приличном количестве издаваемые нынче толстые тома биографий великих (Наума Коржавина, Алексея Николаевича Толстого, Бориса Пастернака…), эти книги отмечены заслуженными наградами. А современникам даже в тоненькой аннотации отказываем. Причин может быть две: то ли писать не о чем, то ли некому (книга издаётся за собственный счёт, и автору, он же издатель, не до поисков представляющей стороны).

Я, житель провинции, не знаю, какова аудитория у Морозовой в Москве. Если она есть, пусть будет продолжение. Если ограничена – очень жаль. Думаю, сама я не расстанусь с этим сборником долго. Как-то тревожит он, завлекает в глубину, живёт рядом, затрагивая струны души.

В стихотворении «Г.Ш. Душа летела…» Лариса Морозова пишет о жизни, оставшейся лежать «цветком, оброненным на рельсы». Поскольку имеется посвящение,  смею предположить, что речь идет о конкретном близком человеке. Но поэт всегда личностен, и мне хочется пожелать, чтобы написанное не относилось к самому автору. Давайте переведём стрелку.

Татьяна Сопина.


Стихи Ларисы Морозовой (Цырлиной) можно читать здесь:

http://www.stihi.ru/avtor/79161185830