Гёльдерлин в переводах Вячеслава Куприянова

=======БИБЛИОТЕКА ВЕРЛИБР-КАФЕ=======


Фридрих Гёльдерлин (Friedrich Hoelderlin), 20 марта 1770 – 7 июня 1843, - немецкий поэт.

Переводы Вячеслава Куприянова
http://www.stihi.ru/avtor/kupr

Середина жизни
Песнь судьбы Гипериона
У истоков Дуная
Гимн гению
Книга времён
Гимн поэтам
Гейдельберг
Молитва за неизлечимых
К Паркам
Речь
Плач Менона по Диотиме
Германия
В любезной голубизне

====================================================

СЕРЕДИНА ЖИЗНИ

Желтые груши свесил
И свои дикие розы
В озеро берег,
О лебеди, любо
Вам, пьяным  от ласки
Окунать главы
В трезво-святые воды.

А мне горе, где мне
Найти цветы в стужу, где же
Солнечный луч
И земные тени?
Стены стоят
Стынут немо, под ветром
Скрежещет флюгер.

ПЕСНЬ СУДЬБЫ ГИПЕРИОНА

Витаете в горнем свету,
 На мягком подножье, Благие!
Божественный дух
Вас облачает в блики –
Так трогают пальцы арфистки
Струны святые.

Безмятежно младенчески
Дыханье сна небесного;
Чисто покоясь
В застенчивых почках,
Вечно цветет
Ваша душа,
Блаженный взор
В тишь устремлен
К ясности вечной.

А нам суждено
Блуждать бесприютно,
Страждущий люд
Вечно в пути
От часа слепого
К слепому часу,
Словно вода
От утеса к утесу,
В вечных поисках бездны.

У ИСТОКОВ ДУНАЯ

...Словно орган, на божественное настроенный свыше,
В святом соборе
Из труб неистощимых источает
Прелюд, пробуждая зарю,
И мелодии свежий поток
Растекается дальше по залам.
Вдохновением все наполняя,
Даже хладные тени,
И вот откликается в лад
Встающему солнцу праздника
Общинный хор: так
Слово с Востока пришло к нам,
И у твердыни Парнаса и на Кифероне я слышу,
О, Азия, эхо твое раздается
У Капитолия, и от Альпийских высот

К нам чужеземка приходит,
Нас пробуждая,
Человекотворящая речь.
И смятенье тогда охватило
Души слышащих, мрак ночной
Лучшим застлал глаза.
Ибо стихии смирил,
И воды и скалы и пламя,
Искусством своим человек,
И не боится, духом возвышенный,
Силы меча, но повержен
Силой божественной.

И становится дичи подобным, что,
Юностью блаженной гонима,
Без отдыха рыщет в горах
И силы прилив ощущает
В полуденный зной. Но только,
Играя, с небес низойдет
Свет святой, и прохладным лучом
Касается радостный дух
Счастливой земли, тут зверь, непривычный
К прекраснейшему, в чуткую дрему впадает
Еще до звезд. Так и мы. Ибо многих
Ослепил божественный дар,

Дружелюбно к нам из Ионии
И Аравии присланный, и восторг
Пред напевом благим и высокими истинами
Не наполнил души тех дремлющих,
Но были и бодрствующие. И среди вас
Они пребывали, довольные, в ваших градах достойных,
И на состязанье герой незаметно
Мог средь поэтов таиться, прославленный,
Славя с улыбкой борцов, праздноусердных детей.
Любовь былая и ныне неисчерпаема.
И хотя в разлуке, но тем более мы
Друг о друге мыслим, о вас, Истма веселые жители,
У берегов Кефиса, у подножья Тайгета,
Не, забываем и вас, долины Кавказа,
Древние, словно рай земной,
И пророков твоих, патриархов помним,

Сильных твоих, о Азия-мать!
Знамений вселенских не боялись они,
Несли небеса на плечах и судьбы,
Словно врастая в горы,
И постигли первыми это —
Как лицом к лицу говорить
С богом. Их теперь уже нет. Но если вы,
Вот что надо сказать,–
Древние, не оставили бы нам заветы, как бы
Мы теперь называли тебя? В страде святой призываем
Тебя, Природа! из купели словно походит
Все Божественнорожденное из тебя.

Пусть мы ныне подобны сиротам,
Блага прежние, только не холят нас,
Но с памятью детства
Всегда желанны юноши в доме
И живут они трижды, подобно-
Первенцам неба.
И верность была не зря
Вложена в наши души.
Не свое, но и ваше храпит она;
И оружие слова среди святынь,
Что, уходя, неискушенным нам
Вы, дети судьбы, оставили.

Вы, духи благие, с нами по-прежнему,
Если кого-то святым облаком осеняете,
А мы в изумленье этого истолковать не в силах.
Но вы нектар струите в наше дыхание;
Мы тогда ликуем, или нас охватывает
Греза, а если вы слишком любит
Кого-то, тот не узнает покоя, пока не окажется среди вас.
Потому, благие, меня касайтесь слегка,
Чтобы я здесь оставался для песен своих,
А теперь завершите, плача блаженно,
Словно сагу любви,
Мой этот напев, который меня
То краснеть, то бледнеть
Заставлял. Но даром ничто не дается.

ГИМН ГЕНИЮ ГРЕЦИИ

Радость! Радость
Тебе с облаков!
Первенец
Природы высот!
Из покоев Кроноса
Нисходишь ты.
К новым, освящённым творениям
Величественно нисходишь.

Ха! в сонме бессмернных
Что тебя породили,
Нет равных тебе
Среди братьев
Владык народов
Возлюбленных всех!

Над колыбелью хвалебную песнь
В кровавых доспехах в разгаре битвы
Для правой победы вручая меч
Святая свобода пела тебе.
От ликованья пылали
От чудесной любви виски твои
Виски в локонах золотых.

Долго медлила ты среди богов
Предвкушая грядущие чуда.
Мимо плыли серебряными облаками
Под любящим взором твоим
Все народы и племена!
Блаженные племена.

Пред ликами богов
Решились уста твои
На любви царство построить.
И дивились силы небесные.
Для объятий братских
Склонил свой царственный лик
Громовержец к тебе.
Ты строишь царство на любви.

Ты идешь и Орфея любовь
Поднимается к оку мира.
И Орфея Любовь
К Ахерону нисходит
Ты держишь волшебный жезл,
И Афродиты пояс
Выбирает пьяный лидиец.
Ха! Лидиец! как ты!
Так никто не любил, как ты;
Землю и океан
И великих духов, земли героев
Сердце твое вмещало!
И небо и небожителей всех
Сердце твоё вмещало.
И цветы и пчел на цветах
Любовно сердце твоё вмещало! –

Ах Илион! Илион!
Как причитаешь, высокая жертва, ты
В крови детей!
Но теперь ты утешен. Утешен
Великой и теплой как его сердце
Песней лидийца.

Ха! с бессмертной рядом
Что тебя родила,
Тебя, что и Орфея любовь,
Тебя, что создал Гомера песнь.

КНИГA ВРЕМЁН

Господь,
 Дерзнул я тебе
В песне воздать
Трепетную хвалу.

Там вверху
В высоком небе всех небес
Над Сириусом высоко
Высоко над главой Урана,

Там от начала времён
Святой Серафим парил
С ликующей громкой молитвой
К святилищу неизречимого.

Там в святилище книга есть
И записаны в книге
Все миллионы рядов
Дней человека –

Там записано –
Разорение стран и народов искоренение,
И кровавые битвы с врагами,
И жестокие короли –
С лошадьми и повозками,
С конниками и мечами,
И знамена вокруг;
И злобные тираны,
Их отравленные клинки
Глубоко в невинных сердцах.
И страшные потопы
Глотающие кротких,
Глотающие грешных,
Сметающие жилища
И кротких, и грешных.
И огнь, пожирающий
Дворцы и башни
С железными вратами,
Гигантские стены
Сносящий за миг.
Разверстые недра,
Изрыгающие серу,
В чадящую тьму
Отцов и детей,
Матерей и младенцев
В горестном хрипе
В предсмертном стоне
Заглатывающие.-.

Там записано –
Отцеубийство! Братоубийство!
Младенцев удушение!
Ужасно! Ужасно!
За тарелку похлебки
Нутро разъедающий яд
Подмешивать верному другу. - .
Пустоглазые калеки
За свой грех Онана
Дьяволом наказанные -.
Людоеды
Человечиной откормленные –
Глодающие человечьи кости,
Из человечьего черепа пьющие
Дымящуюся человечью кровь.
Жуткий крик боли
Забитых под ножом,
Вспарывающим живот.
Стенанье врага
Над благовонием
Тепло струящимся
Из пучины кишок.-.

Там записано-
Сомнения мрак
На удавке ночи
В мучительной схватке за жизнь
В преддверии ада – душа.

Там записано –
Отец покидает
Жену и дитя в нужде.
Предавшись в угаре
Влекущему сладкому пороку.
Померкли заслуги
Потеряна честь
Ввергнутый в нищету
Мошенником -
Одетый в лохмотья
Один из бродяг
Попрошайничает на жизнь.
На разрушенное здоровье.

Там записано –
Веселой, румяной девчонки
Борьба за жизнь с недугом;
В объятиях матери
Задетого молнией юноши
Немое дикое оглушение.
(пауза в чувствах.)
Все страшнее, страшнее!
Все это, все записано в книге
Все страшнее, страшнее!

О мерзости рода людского!
Судия! Судия!
Почему ангел смерти не выжжет
Огненный мечом
Все мерзости с земли?

Пусть праведней судят суды
Разделяя кротких и грешных
Потопы пожары
Суды земные все.

Видишь мое молчанье –
Тебе хвалебная песнь!
Тебе, тому кто правит
Мудрой мудрой мощной рукой
Пестрой толпой времен.
(снова пауза)

Аллилуйа, Аллилуйа,
Тот, кто правит
Пестрой толпой времен,
И есть любовь!!!
Слушай земля небо!
Непостижима любовь!

Есть в святилище книга
И записаны в книге
Все миллионы рядов
Дней человека –

Там записано
В муках смерть Иисуса!
Сына Божьего в муках смерть!
Агнца на троне в муках смерть!
Весь мир ублажить,
Блаженство ангельское дать
Всем верующим своим. -:
Серафим, Херувим
Изумительная тишина
В небесных полях вокруг –
Замер арфы звук,
Над святилищем чуть дышит поток.
Поклонение – поклонение –
Над Сына деянием
Который избавил
Падший гнусный род людской.

Там записано –
Тот кто умер,
Иисус Христос,
Смерть в скалах попрал!
К всемогуществу Господа вновь!
И живой – живой –
К пыли и праху воззвал;
Придите, чада человеческие!
Уже сзывает труба
Необъятные толпы людские
К высшему суду! К суду!
К воздаянию по делам
Справедливости долю!

Ты еще ропщешь, кроткий?
Под напором людских толп?
И, насмешник, смеешься ты
Еще в веселом танце
Над страшным судом.

Там записано –
Великий удел человека
Надвигается неудержимо
На морские глубины!
Морепроходцы! Победители бурь!
Быстро в упряжке ветра
Невиданные моря проплывая,
Вдали от людей и суши
Под гордыми трепетными парусами
И скрипящими мачтами.
Покорители левиафанов.
Смеющиеся над горами льда
Открыватели миров
Невообразимых от века.

Там записано –
Честь народа
Хлеб в достатке,
Повсеместно
Ликованье –
Радость всюду
Расточает
Князя доброго
Ладонь.

ГИМН ПОЭТАМ

Так же как в праздник взглянуть на поля
Земледелец выходит, утром, когда
Душную ночь молнии освежали
Неустанно и вдали еще гром слышен,
В свое ложе снова входит поток,
И свежа зелень земли,
И небесным дождем напоенная
Никнет в каплях лоза, и сияют
В тихом солнце деревья рощи:

Так и вы в погожее время стоите,
Вы, кого питает не одна наука, но и,
Вседневно и чутко и волшебно касаясь,
Всемогущая богопрекрасная природа.
И когда она спящей кажется во свое время года
В небе или в травах или среди народов,
То скорбит и поэта лик вместе с нею.
Пусть они одиноки, но они и провидцы.
Так и природа и во сне провидит.

Но вот и день! Я ждал и вот он приходит,
И то, что я вижу, святым называю словом.
Ведь она, она сама, что любых времен старше,
И выше богов запада и востока,
Природа просыпается под звон доспехов,
И высоко от эфира и в пропасти упадая,
По закону твердому, как прежде, из хаоса воссоздана,
Вновь наполняет восторгом все
Всесоздательница снова.

И как пламя горит в очах мужчины,
Когда он высокое замышляет: так
Новыми знаками, деянием света, теперь
Возгорает огонь в душе поэта.
И что прежде прошло, но едва замечено,
Открывается лишь теперь.
И кто нам с улыбкой поле возделывал,
В одежде раба, те известными стали,
Всеживительные, силы богов.

Ты вопрошаешь их? В песне веет их дух,
Когда он от солнца дня и тепла земли
Произрастает, и от ветра и воздуха, и от прочих,
Предтеч из глубинах времен,
И все значительнее и доступнее нам
Устремляются с неба к земле и к народам,
Всеобщего духа мысли,
Завершаясь в тиши в душе поэта.

Поражены вдруг, к бесконечному
Издавна причастные, воспоминанием
Потрясенные, и вы, святым лучом зажжённые,
Плод любви приносите, богов и людей итог,
Дабы в обоюдном зачатии удался напев.
Так ударила, как поют поэты, которым зримо
В самом их желании видение бога, молния в дом Семелы,
И богом поражённая, родила она
Плод грозы, святого Вакха.

И с тех пор пьют небесный огонь
Без опаски сыны земные и ныне.
Но мы рождаемся ныне, от грозы богов,
Вы, поэты! с головой обнаженной стоя,
Луч отца, его самого, своей рукой
Принимая, и народу, в песнь
Облекая небесный дар, подносят.
Ибо чисты наши сердца,
Мы как дети, наши руки невинны,
Луч отца, чистый, не опалит их,
И глубко потрясённое, страсти божественной
Сострадая, целым сердце вечное остается.

ГЕЙДЕЛЬБЕРГ

Ты мне издавна мил, я бы хотел всегда
 Сыном зваться твоим, песню тебе сложить
       О, возлюбленный город,
       Самый лучший в моей стране.

Словно птица лесов, вровень с вершинами
Над рекою твоей, струями блещущей,
       Мост надежный протянут
       И легко под шагом звенит.

Дух, посланец богов, часто здесь на мосту
       Нисходил на меня, чарами сковывал,
       Мне сияли и склоны,
       И вершины окрестных гор.

В даль раздольных долин юный бежал поток,
       Грустно-радостный, как сердце любящее,
       Когда манит его разлука
       Броситься в струи времен.

Ты струишь родники, тени даришь ему,
       Смотрят вослед беглецу горы суровые,
       Им возвращает поток
       Отражений дрожащих цепь.

Как опасно навис там над долиною
       Всей громадой своей замок, судьбы оплот,
       Ветхий от непогоды!
       Тихо вечное солнце льет

На дряхлеющий кров свой молодящий свет,
       Всюду стены увил зеленью свежей плющ,
       И леса дружелюбно
       Вкруг руины шумят листвой.

Весь в цветущих кустах склон до подножия,
       И к холмам прислоняясь, или к к берегу
       Все твои переулки
       Дышат цветом садов твоих.


МОЛИТВА ЗА НЕИЗЛЕЧИМЫХ

Время, не медли, приди, приведи их к глаголу без рифмы.
Пусть увидят тогда, как способны они.
Время, их опорочь, приведи их к зияющей бездне;
Пусть поверят тогда, как порочны они.
Спесь безмерна в глупцах, и отступит лишь перед безмерным.
Прахом не станут они, если свой прах не узрят.


К ПАРКАМ

Мне бы лето еще одно, всемогущие!
       И еще осень одну, дабы дозрела песнь,
       Наигралось сердце усладой, дайте
       Допеть, а там пусть смерть приходит.

Вы не дали душе божественных прав
       При жизни, да и после мира не жду,
Одно лишь свято мне и мило,
       Пусть удастся стихотворение,

Вот тогда, о тьма, добро пожаловать!
       Я счастлив, если и мой напев меня
       Не устыдил, ведь я единожды
       Как боги жил, а иного не надобно.


РЕЧЬ

РЕЧЬ

В грозе говорит сам
       Бог.
       Часто в речи моей
       они говорили гнева
       я полон и это
       речь Аполлона –
       Если полон любви
       то гневайся но
       с любовью
Я часто песнь
заводил, но они
не внимали. На то была воля
святой природы. Не для нее
то что ты пел
в дни твоей юности
С богами ты говорил,
но вы их давно поза-
были, ведь вечно пер-
венцы смертных не помнят,
что они принадлежат
       богам.
Проще надо быть будничней
плоду дай созреть, тогда будет
речь и смертным близка.


ПЛАЧ МЕНОНА ПО ДИОТИМЕ

1

Денно сюда я всхожу, выбирая все новые тропы,
       Каждую я вопрошал, куда она заведет;
Прохладу свежих вершин, все тени здесь я изведал,
       Все родники навестил, духом блуждая в горах,
В поисках мира, как зверь, убегающий раненый в дебри,
       Где непременно покой к сумеркам он обретет.
Только едва оживят его сердце зеленые травы,
       Плача, бессонно кружить будет он возле оград.
Солнечный свет не целит, и не тешит ночная прохлада
       Волны ручья не сулят отдыха ранам его.
И, как напрасно земля его выходить пробует цветом,
       Тщетно студит зефир в сердце бродящую кровь, –
Так же, о жизнь и любовь, и со мною все происходит,
       Кто мне снимет с чела боль печальной мечты?

2

Да, боги смерти, от вас пощады не будет, как только
       Вы человека схватили, прежней свободы лишив,
Тут же в жуткую ночь вы его погружаете, злые,
       Тщетно он будет отсель вас умолять и бранить,
Проще смиренно отныне грозной судьбе покориться,
       Вашей песне пустой с жалкой улыбкой внимать,
Если сбыться сему, то о благе забудь и забудься!
       Только надежду в груди трудно в себе погасить,
Нет, не сможешь, душа! смириться с вечностью мрака,
       Даже в железной ночи будешь прилежно мечтать!
Пусть я срока не знаю, но чело я венком осеняю;
       Разве я здесь одинок? разве дружба меня
Не веселит и в разлуке, и это ли не изумленье,
       Что, любовью храним, я и в горе блажен.

3

Свет любви! Золотой, ты даже мертвым сияешь!
       Вы мне и ночью близки, облики лучших времен.
Милые сердцу сады, и горы в дымке заката,
       Тихие тропы в лесу, я принимаю и вас,
Вы, свидетели счастья, высокозоркие звезды,
       Вы небесным огнем щедро дарили меня.
Вы, любезные мне, дети раннего мая,
       Тихие розы, и вас, лилии, как не призвать!
Пусть же и весны проходят, и годы преследуют годы,
       Все творя и круша, резвое время летит
Над упованием смертных, но все это не для взора
       Тех, кто любит, ведь им жизнь иная дана!
Ибо звездные годы, звездные дни, Диотима,
       Всею сутью своей были в нас сплочены;

4

Мы же в счастье своем лебедям влюбленным подобны,
       Гладь воды их покоит, или качает волна,
Смотрят в зеркало вод, где они заодно с облаками,
       И эфирная синь вместе с ними плывет,
Так же и мы на земле. И север нам угрожает
       Стужей, враждебной любви, и опадает листва
С присмиревших деревьев, ветер приходит с дождями,
       Но улыбаемся мы, чувствуя бога в своих
Непринужденных речах или в душевном напеве,
       Счастливы сами собой мы по-детски, одни.
Ныне мой дом опустел, мне не с кем встретиться взглядом,
       Так, утратив тебя, я и себя потерял.
Вот и блуждаю теперь вместе с тенями, угасла
       Жизнь, и кажется мне, смысла все лишено.
      
       5.
      
Праздновать я бы хотел; но зачем? и петь вместе с другими,
       Но я один и меня бросили все божества.
Знаю, сломило меня некое злое проклятье,
       Вот оттого и тоска, валится дело из рук,
День напролет я сижу безучастно и немо, как дети,
       Только порою из глаз хладная канет слеза,
Даже трава полевая и пение птиц меня лишь печалят,
       Ибо здесь и они вестники счастья небес,
Но в непогожей груди духотворящее солнце
       Тускло, бесплодно коптит, словно в бедной ночи,
Ах, никчемно и пусто, словно стены тюремные, небо
       Гнету подобно оно нависло над головой.

       6

Но мне иное знакомо! О юность, и разве молитва
       Мне тебя не вернет? Нет дороги назад?
Так ли же будет со мной, как с неким родом безбожным ,
       Вот, сверкая очами, справляют застолье они,
Но, насытившись скоро, все эти шумные гости
       Сразу притихли, и вот под ветра напев,
Спят под цветущей землей до поры, пока их однажды
       Сила неких чудес к жизни не возвратит,
Чтобы блуждали опять по тому же цветущему полю. –
       Дух священный всегда светлую душу найдет,
Если праздник возвышен, и всюду любовь прибывает;
       Как весною вода, силу с небес получив,
И отзыв слышится в недрах, ночь свои клады считает,
       И сияет в ручьях скрытый песок золотой.-


       7

Только, о ты, что тогда мне на унылом распутье.
       Где я поник пред тобой, выход прекрасный нашла,
Ты и великое видеть и славить богов научила,
       Молча, как и они, в тихий восторг привела;
Божье дитя! Ты возникнешь ли вновь предо мною,
       Не заговоришь ли со мной вновь о высших вещах?
Видишь! я вновь пред тобой плакать готов и молиться,
       Помня лучшие дни, память слезами омыв.
Ибо так долго, так долго на тусклых дальних дорогах
       Сердцем привыкнув к тебе, тщетно тебя я ищу,
Радостный ангел-хранитель! напрасно, истрачены годы
       После тех вечеров, где мы зрели в мечтах.

       8

Свет твой тебя бережет и силы дает, героиня,
       И смиренье в тебе свет любовно хранит;
Ты никогда не одна; дальше играются игры,
       Где ты с каждой весной тихо цветешь средь роз;
Сам небесный отец свои колыбельные песни
       Нежным дыханием муз тебе из эфира поет.
Да! афинянка, ты еще вся здесь паришь предо мною,
       От головы и до ног в тихом сиянье своем,
Гений счастливый! с чела, озаренного думой веселой.,
       Падает радостный луч, смертным надежду суля,
Так ты утешаешь меня, и других призываешь утешить,
       Чтоб и другие со мной в это поверить могли,
Что радость бессмертнее всех наших забот и печалей,
       Даже в самом конце ждет нас день золотой.

      
       9

Так и я, вы, небесные, вам благодарен, и ныне
       Легче дышит в груди вновь молитва певца.
Если я с вами, с вами стою на охваченной солнцем вершине,
       Жизнь возвращая мою, бог со мной говорит.
Жить я хочу! и поля зеленеют! уже священную лиру
       На серебряных высях держит сам Аполлон!
О, приди! как в мечте это было! Мои перебитые крылья
       Снова срослись, и опять в сердце надежда жива.
Кто высокое ищет, тому высота достается, кто любит,
       Тот вступает на путь верно ведущий к богам.
Так ведите нас, дни юности благословенной!
       Вы, упования наши, не умолкайте и вы,
Наши молитвы, и вы, наши восторги, пребудьте
       Добрые гении днесь вечной порукой любви;
С нами пребудьте, пока мы на общей земле обитаем,
       Там, куда наконец все святые сойдут,
Там, где орлы, где светила, предвестники бога,
       Там, где музы поют всем влюбленным хвалу,
Там, но скорее и здесь, нас на острове утлом приветьте,
       Где в цветущем саду время друзей созовет,
Где правдивы напевы, где длятся прекрасные весны,
       Здесь, где наша душа сызнова годы начнет.


ГЕРМАНИЯ

ГЕРМАНИЯ

Нет, вас, блаженные, являвшиеся мне,
В стране старинной образы богов,
Я звать уже не смею, разве только,
Родные реки! ныне вместе с вами
С тоской взывает сердце, чем еще
Любовь наполнить? Стынет в ожиданье
Земля и, как во время зноя,
Грозой нависло надо всеми нами,
Нам что-то предвещая, небо.
Оно полно знамений, и, хотя,
Мне тоже угрожает, все равно,
Я с ним останусь, не влеки, душа,
Меня туда, к возлюбленным ушедшим.
Вновь созерцать прекрасное лицо,
Дозволено ли? И чревато смертью
Желание тревожить сон умерших.

О боги отлетевшие! и вы, вы нынешние, прежде
Вы были явственней в свое былое время.
Я здесь не умоляю и не спорю.
Пусть все прошло, и на закате день,
В смятенье жрец, но следуют за ним
Любовно храм и образ, и обычай
В страну, где свет во тьму никто нести не хочет. .
И лишь от погребального костра,
Дым золотой, что оседает сагой.
В сомненье мы, нас овевает мгла,
И что нас ждет, не ведает никто.
И чудится, что набегают тени
Былых, они приходят вновь.
И нас они теснят своим приходом,
И далеко до богочеловека,
Святого воинства нет в небе голубом.

Но вот уже во времени сыром
Пробилась зелень, и дары готовы
Для жертвы, реки и долины вдаль
Вкруг гор пророчащих простерлись,
Чтоб человек вдали увидеть мог восток,
И воспринять оттуда перемены.
Исходит из эфира
Истинный образ, и дождь заветов божьих
Бесчисленных, звучит в священных рощах.
И орел, от Инда прилетевший,
Уже он над Парнасской
Седой вершиной, над жертвенными холмами
Италии, и радостную добычу ищет
Отцу, и вот он, наконец, по обе стороны
Раскинув крылья, с расколотой спиной перелетает
Альпы и зрит многоразличные страны.

Жрицу, тишайшую из божьих дочерей,
Ту, молчаливую в глубокой простоте,
Ее он ищет, на него она
Глядит открыто, будто не заметив,
Какая буря пронеслась над ней;
Дитя предвидит лучшее,
И в небесах внезапно изумленье,
Кто в вере так велик, как и она,
Благословенен волею высот;
И вестник послан был, ее узнав, помыслил
С улыбкой он: так стойкую тебя
Другим мы испытаем словом, и воззвал
Муж юный, на Германию взирая:
Ты избрана теперь,
Вселюбящая, и станешь сильной,
И понесешь ты иго счастья.

С тех пор, как укрывшись в лесу и цветущего мака
Сладкую дрему испив, меня ты
Не замечаешь, долго, пока еще не малейшую в деве
Гордость никто не почуял, дивились, откуда и кто ты,
Да и сама ты не знала. Но я не ошибся в тебе,
И тайно, пока ты дремала, себе я позволил, жених
В полдень, где жажда нас ожидала, вздох творенья,
Цветок уст оставить тебе и речь в тебе пробудить.
Но вескость слов золотых отдала ты, блаженная, рекам,
Вместе с волнами они потекли неизбывно
Вдаль по стране. Ибо ты почти как святая,
Которая мать есть всему, и вопрошает бездну
Сокровенной иначе названную людьми.
Так и любови и боли
И смутных предчувствий
И мира полна твоя грудь.

Пей же утренний ветер.
Пока не раскроешься ты
И назови все, что видишь перед глазами.
Не долго должно тайной
Неизреченное оставаться,
После того как долго скрывалось;
Ибо смертным положен стыд,
И так говорить в положенное время
Эта мудрость идет от богов,
Где-то порой излишняя, ибо чистые источники
Золота к серьезному гневу небес привели
Должно же между днем и ночью
Однажды истинное происходить.
Трижды перепиши это,
Но и непроизнесенное, как оно есть,
Невинное, пусть остается.

О назови же ты дочь святой земли
Однажды свою мать. Шумит вода у скал,
И непогода в лесу и при имени этом
Звучит из ветхих времен прошлобожественное вновь.
Как иначе! И по праву сияет и говорит
Грядущее также радостно из далека.
Но в сердцевине времен
Живет спокойно со священной
Девственной землей эфир
И охотно, на память, они,
Нестраждущие
Гостеприимны нестраждущим
На твоих торжествах
Германия, где ты жрица,
И щедро советы раздаешь вокруг
Королям и народам.


В ЛЮБЕЗНОЙ ГОЛУБИЗНЕ

В любезной голубизне блестит
Металл церковной крыши. Над
Крышей щебет ласточек, и выше
Вся эта трогательная голубизна. И солнце
Идёт высоко, отражаясь в жести,
И на ветру, чуть слышно,
Трепещет флюгер. Если кто-то
С колокольни по ступеням сходит вниз,
Он сходит в тишину, и чем
Страннее этот одинокий облик, тем
Больше узнаем в нем человека.
И окна, откуда слышен колокол, это
Врата для красоты. Конечно, ведь,
Врата в ладу с природой, и в них есть
Родство с деревьями в лесу. И в чистоте
Есть тоже красота.
Из всех различий исходит единый дух
Ведь образы бывают настолько просты, настолько
Святы они, что поистине часто
Боишься их описать. Но Небесные могут, те,
Что вечно добры, всё объять, так богаты
Они восторгом и добродетелью. И человеку
Дозволено им в этом подражать.
Дозволено, ибо усилием всей жизни человек
Следит и говорит: а не таким ли
Хотел бы быть и я? Да. Пока дружелюбие в сердце
Ещё длится во всей чистоте, не будет
Человек несчастлив перед ликом
Божества. Неведом ли Бог?
Не подобен ли он небесам? В это
Я готов скорее поверить. Мера он человеку.
Все получив, но творчески пребывает
Человек на этой земле. И чище
Не может быть даже ночная тень под звездами,
Если мне так можно сказать, чем
Человек, ибо он есть образ Господень.

Есть ли мера на свете? Нет
Никакой. И не уймут никогда свои громы
Миры Творца. Но и цветок прекрасен, поскольку
Он под солнцем цветет. И выбирает глаз
Часто в жизни себе существо, что
Могло бы называться прекрасным более,
Чем цветок. О! Это мне ведомо! Ибо
Цветок лишь обликом славен, сердцем же и душою
Более стать не стремится, разве это Господу мило?
Душа же, я верю, должна оставаться
Чистой, и так достигнет мощи орлиных
Крыльев в песне хвалебной и голосов
Столь многих птиц. И в этом
Есть мудрость, и это облик.
Ты, милый ручей, сколь ты приятен,
Когда переливаешься так ясно, словно
Господне око на Млечном Пути.
Я узнаю тебя, но слезы льются
Из глаз моих. Я вижу веселую жизнь
В цветущих всюду обликах творенья, и недаром
Я их сравнил бы с одинокими
Кладбищенскими голубями. Смех
Скорее омрачает человека,
Тем более моё сердце.
Хотел бы я быть кометой? Пожалуй. Ведь они
Имеют скорость птиц, они цветут огнём
И чистотой как дети. Большего желать,
Себе не может человек позволить.
И добродетель радости достойна похвалы
Серьёзного духа, который веет
Среди трех колонн в саду.
Пусть юная дева украсит чело
Миртовыми цветами, ибо она проста
По сути и по чувствам своим.
И миртов хватает в Греции.

Если некто взирает в зеркало, мужчина, и
Там видит облик свой, как выписан; и он похож
На человеческий, и есть глаза у облика, но не таков
Свет месяца. Возможно у царя Эдипа
Был лишним один глаз. Страданья этого
Человека, пожалуй, несказанны,
Неописуемы, невыразимы. Когда театр
Такое представляет, то что-то удается. Но
Что со мной сейчас, кода я вспомнил о тебе?
Как бы ручей несет меня конец чего-то туда
Где что-то простирается как Азия. Естественно
Страданье это, принадлежит Эдипу. И потому естественно.
Страдал ли и Геракл?
Пожалуй. Диоскуры в дружестве своём не претерпели
Ли и они страданье? Конечно
Подобно Гераклу спорить с Богом, это страданье. И
Бессмертие при зависти всей этой жизни,
Носить в себе, страданье есть и в этом.
Но есть еще страданье, когда
На человеке есть солнечные пятна,
Иными пятнами покрыт весь человек! Таково
Прекраснейшее солнце: так оно
Притягивает ввысь. И устилает юношам оно
Как розами, влекущими лучами путь.
Страдания Эдипа таковы, как будто
Некто бедный плачет о бедности своей.
И Лай уже, чужак несчастный в Греции!
Жизнь это смерть, и в смерти тоже жизнь.