Пылающий лев

                Гению Леонардо


Осторожный театр, боясь поперхнуться пришельцами,
Тихо всасывал их, замедляя шаги темнотой.
От сквозняка листья нотных тетрадей с пюпитров крутятся мельницами,
Старые половицы в коридорах скрипят с хрипотой.
Много талантов олимп вечности минули,
С тех пор, как в последний раз здесь торжествовала искусства власть.
Как плотоядные губы створки занавеса раздвинулись,
И открылась безлюдного зала беззубая пасть.
Это место - что надо! Мастер вены свои рассек кинжалом,
И красный фонтан в заплесневелую стену забился, словно душевнобольной.
Здесь не надо бояться, что тысячи злобных вампиров к крови приложатся жадно,
Не дав ей чуть-чуть отстояться и лечь на палитру рекою цветной.
Закипела работа в парах прогорклых и солоноватых,
С рычанием бросился лев, освобожденный от медной цепи,
На луч солнца, свисающий с потолка, и вспыхнула грива, как вата,
Но учитель сказал ему: "Надо работать, терпи".
Он сам прокаженный - значит, бежать без оглядки.
Вот черная полумаска на солнечной половине лица.
От балансирования постоянного румянцем горят его пятки
На грани между побегами и орудием вечным косца.
Выходите поодиночке на сцену едва освещенную.
В углу пылающий зверь: представьте, что это Спаситель, сошедший с небес,
А за городом отряд центурионов сотрясает дорогу мощеную,
Впереди - предводитель, не признающий чудес.
Да не шутка ли это искусство, как те апокрифы Зеноновы?
А не вечен ли крик, заключенный в четыре стены?
Плавают в лужах света светильники зловонные,
Вытянув тонкие шеи струящегося тепла до самой Луны.
Двигайтесь, двигайтесь, женщина! Двигайтесь, милая!
Да расслабьте же руки, - ваш ребенок святой!
Переходите к сфумато, вы наливаетесь светом и силами.
Вот черта - там гармония, оставайтесь за этой чертой.
Огромное в полжизни дело гибнет незаконченным,
Зато века живет простая закорючка на листке.
Видите: человек идет своими же следами замороченный,
Лежит, не тая, монета чистейшей воды на песке.
Что за шум? Кто мешает работать? Кто там куражится?
Декорации к голосу Разума рухнули, ваш лев слишком громко ревет.
Старая лютня, как клуша, хрипит, придавлена тяжестью,
Не успел разбежаться весь выводок звуков ее.
Скоро будет и зритель, актеры пройдут перед ним вереницею,
А Учитель растворится во мгле, как фантом...
В небе плыла повозка - увравляли кони возницею,
Которому мир представлялся нечесаным конским хвостом.

Как жаль, что, так и не успев разжиться медною подковою,
Конь Мастера растекся по полям под первым же дождем...
А рыжий лев с подмостков прыгнул в яму оркестровою,
Хватая пустоту своим аршинным ртом.

Почему ты,Иисус, на последней своей вечере боялся разрушить идиллию?
В твоем спокойствии обреченного и в ожидании что за прок?
У подножия священной горы так и умер от собственного бессилия -
Человек, страстно влюбленный в далекий альпийский цветок...

Мчались мальчики на взъерошенных львах по бездорожью,
На диких, послушных любому движению их черных бровей.
Только забыли спросить они у Мастера мертвого: можно ли
Въехать в утерянный рай на огнедышащем льве.
По черно-белому бульвару полированному
Десять голых существ в одиночку снуют и гурьбой,
А громадная черная ласточка в костюме изжеванном,
Низко склонившись, близоруко следит за их суетой.