Не падай в пропасть - там война, война!
"В пропасти маленькие фигурки воинов, маленький Александр Македонский свой совершает поход /а в соседнем ущелье - Наполеон/. Большой мальчик наклоняется и берет в руки маленького Александра Македонского - тот вместе с конем брыкает ногами, желая вновь попасть в историю..."
…3а каждым словом - пропасть смыслов. Поэтому лучше молчи. А уж если сказал, то быстрей делами эту пропасть заполняй. Причем молча...
"Ехал, ехал, рулил, рулил - пытаясь отыскать незнакомую дорогу. На всех знакомых - чума; это подписано - ветер такой дует, чумовой. С трудом удается что-то отыскать - обычно для этого надо одновременно и на газ нажимать и руль крутить что есть сил. Так грибник вокруг дерева за своим грибом бегает, через мухоморы перепрыгивая…»
"Я был здесь; был, был, был здесь; я есть здесь; я есть здесь, был и буду; был, есть, буду; я был, был, был, но всё напрасно, я боль здесь - есть, был и буду..."
/"Ломать - не строить" - "Выдумывать поломки - не выдумывать постройки". Вообще, люди так ослабли, что способны только ломать. Иные даже на великие разрушения способны. Могли бы и построить что-то попытаться, между нами говоря - но лучше промолчу, а то они и меня сломают, мою способность строить... /
- "О чем бы нам еще написать? О заморозках в раю?" - "Было!" - "Об оттепели в аду... Ну да, это по аналогии... Так о чем же? О том, как я шел по снежной тропе далеко, далеко /и значит замерзну, наверное/?" - "Было! Миллиард раз было! И далеко, далеко и глубоко, глубоко и высоко, высоко. И тропы, и дороги, и проселки, и все закоулки уже облазили - хоть в зной, хоть в мороз; или в, как их там – «заморозки». Причем 900 миллионов из них думало, что шагает в гордом одиночестве" - "И замерз хоть кто-то? - "Да ну, единицы... миллионов" - "Узнать бы их имена, про то, каково им было там, глубоко, высоко и далеко..."
"Да, я помню... Черный сад, шелест листьев. Я как в бочке тогда жил - только черные люди, только шепот вокруг. Ушел от всех, но все везде, они стояли вокруг, от меня отвернувшись, и я как в бочке сидел среди их спин в черных пальто. И во рту у меня гнили зубы. Но я вдыхал влажный, свежий ветер сада, что-то записывал и засыпал..."
"Да, я помню... Я сидел тогда в аудитории, кажется, зеленой и рядом со мной сидел соученик - его лицо и его фамилию я помню до сих пор, но они неинтересные, чужие. Там всё было чужое. И это было так давно, что похоже на сон. Но во сне хотя бы свое. Впрочем, это тоже еще не доказано. Почему я запомнил чужого? И почему я не помню свое..."
"Всё расплывается в сознании моем - "мне мало двух ног", на этом я решился стоять твердо. "Мне надо расплыться в пятно, ведь у всех пятен причудливые формы, а не бывает чудес без причуд; я - звезда..."
"Я пойду наверх решительно, сжимая кулаки" - "Но на настоящий верх пускают только тех, кто еще и мягок, расслаблен и задумчив". Ах, как невыносимо трудно человеку быть двухсторонним - как будто это нечто противоестественное. Легко стоять на конце качелей /и нос задран как другой конец/ и трудно балансировать в середине, где каждый следующий шаг делается чуть ли не вынужденно и делать его нужно очень точно, стремглав. Сплошные шаги, сплошные спасения - и мелькает желтым кружочком счастье, когда мы проходим /не в силах на ней задержаться/ золотую точку середины и центра - светящийся бесконечный тоннель..."
"Какую бы еще гайку подвинтить? Где еще я отстал, где вял и предубежден? Ведь я такой никудышный горемыка, что совсем пропаду, если не буду свои слабости выслеживать. Всё готов бросить, только покажись что-нибудь более интересное чем то, в чем я в настоящий момент валандаюсь. Позади всегда мура, в середине всегда кол, шампур, на котором мещане нанизаны без числа. Ведь это не та середина. Не везде я первый, а где ты второй, там, значит, на тебе уже кто-то верхом сидит. А я кое-где даже сто двадцать первый - вот почему, несмотря на стокрылость свою, летать не могу. И хожу еле-еле - при сорока-то ногах. Так что винти, винти, человек, гайки - и в мозгу, и в руках, и в груди. И пусть промаслит твой механизм настоящий масляный дождь!"
- "Где-то он более задан, где-то более обычен; туманен, пассивен, непонятен... Хотя его непонятность обычна, а обычная непонятность не нуждается в понимании... В общем, не знаю, как всё это определить. Не знаю, что знают слова!.. В общем, что-то в этом роде. Т.е. всё хорошо, но есть какие-то "но". Их много, но они ведут себя заданно, обычно - и всё неплохо, в общем..."
«Мучил себя, пытаясь добить это дело, а там объем-то – ого! Но мог бы жестко всё сократить, не быть таким тупым; кому он нужен, объем - всем качество нужно. Отбросил бы всякий вторичный мусор и жил бы как человек эти дни. Нет же! И вечно так! Нельзя, нельзя быть таким тупым! Всегда будешь замученным, а замученный туп заведомо. «Добросовестная жадность», черт ее подери! Так уверен в своей гениальности, что думаешь, что и в тупом виде не напортачишь. Что всё твое гениально. Это мусор гениальный, мусор! Я же не говорю, чтобы ты табуретки выбрасывал - хотя зачем нам их 100 штук - но ведь это просто мусор. "Му-сор"! "Туалет"! Сколько можно быть дураком! Ты оглянись - полжизни прошло, все ушли, а ты где, а?! "Гений", а?! Всегда всё сокращай, всегда ненавидь варку в собственном соку - а то ты ненавидишь только варку в общественной позолоте, засранец. Зачах же совсем; посмотри на себя, бледно-болезный - одним святым духом и музыкой держишься. Наркоман, алкоголик чертов... Сил уже нет никаких тебя ругать!"
- "Тупорылый, это же фигня, неужели ты не видишь?! Ну ты и ишак! Невероятно! Я от тебя тащусь! Осел, посмотри внимательней, ведь я тебя столько учил! Пора бы уже знать, что это просто задница! А то, вон, вообще ужас, за такое и убить мало! Забил бы до смерти скота! /Вдруг подумал: "что-то я сегодня агрессивно настроен, рвусь куда-то"./ В общем, я в тебе очень, очень разочарован - если ты в этой муре не разобрался, то что говорить о большем? Пошли…"
"Я горемыка радостный и агрессивный, а ты с подругой своей и ее мужем горемыки пассивные. Всё-то вам не по вкусу, всё лишь бы надкусить и выбросить. Вялости - море, и все вы в этом море через каждые двадцать минут утопленники... А я? чем мне взять, горемыке? Два минуса - плюс, так может быть и сто минусов - плюс?! Хохоча, напрягаюсь, распахиваюсь. Полыхает напряг хорошо, когда много свежего воздуха. Вот и телевизор мой от него загорелся и с воем бросился в распахнутое окно! И я уже ничего не боюсь! Вот знаю я одного человека, который, судя по делам его, должен быть очень правильным - не больше одного минуса у него - так не побоюсь же я с ним познакомиться! О, как я буду любить его, восхищаться им; как я буду гореть и распахиваться..."
Свидетельство о публикации №109012004377