Чёлыч - волшебная сказка

Вдалеке от городов,
Эстакад, дорог, мостов,
Жил науке неизвестный
Зверь пушистый и прелестный,

Маленький, всего с ладошку,
Бурым волосом поросший,
С голубичными глазами
И мохнатыми ушами,

С чёлкой длинной и смешной.
Был он полным сиротой.
И в лесу, его соседи
Белки, кабаны, медведи,

Рысь, куница, свиристели,
Все его чуть-чуть жалели:
Сговорились не пугать,
Не дразнить и не кусать.

На совете общей стаи
Чёлычем его прозвали
За копну смешных волос,
Спрятавших глаза и нос.

Но в лесу у всех дела,
Чтобы жизнь не замерла,
Малыши и великаны
Просыпаются все рано,

Строят дом своей семье,
Роют длинный ход в земле,
В норы теплые и лазы
Тащат на зиму запасы.

Только Чёлыч всё один
Между сосен и осин
Днем играет с муравьями,
Бабочками и жуками,

А потом сидит в дупле,
Лапки свесит, и во мгле
Весь дрожит, боится очень
Надвигающейся ночи.

Но однажды, на закате,
Всех зверей вокруг мохнатей,
Леший мимо проходил,
Удивился и спросил:

Кто ты, маленький зверёныш,
И не мышь, и не совёныш?
Почему ты в нашей чаще
Выглядишь таким пропащим?

Чёлыч слёзы промокнул,
Лапки к дяде протянул,
Лешего обнял за шею,
Рассказал, о чем жалеет,

Как живет, чего боится…
Леший жалостью проникся,
Чёлыча к себе прижал.
Успокоившись, сказал:

«Ты не плач, пушистый зверь,
Мне судьбу свою доверь.
Дядя Леший все устроит,
К родственнице жить пристроит».

И по лесу зашагал.
Чёлыч сладко задремал,
И проснулся лишь в деревне,
На скамейке в доме древнем.

Там, среди травы сушёной,
Запахов корней толченых,
За обеденным столом
Леший говорил о нём:

«Ты, Вдова, прими зверушку,
Дай перину и подушку.
Чёлыч вам не помешает,
Мало ест и не кусает».

Не хотелось брать Вдове
Лишний рот кормить к себе,
Но и с родственником спорить
Знала, может больше стоить.

Вспомнилось, как год назад,
Что-то брякнув невпопад,
Сильно с Лешим разругалась,
Накричала и рассталась.

Но всего дней через пять,
В лес пошла малину рвать,
Да об корень, вдруг, споткнулась
И случайно оглянулась,

А за ней, чеканя поступь,
Шли грибы с корову ростом,
Улыбались из-под шляп,
Изо мха крутили кляп.

Тут Вдова как завизжала,
И по кочкам поскакала,
По корягам, через пни:
«Чтоб рассыпались они»!

Ну, а Леший потешался,
Бок чесал и усмехался:
Отпустил Вдову домой
В синяках всю, но живой.

«Ладно, - согласилась баба, -
Услужить кузену рада
Я всегда. И Чёлыч твой,
Поживет пусть год-другой.

Комаров пусть только ловит
Их и ест. Не прекословит
Мне и челяди моей
Из предметов и зверей».



Волшебный подарок

Обо всем договорившись,
От стола посторонившись,
Леший к Чёлычу прильнул,
На прощание шепнул

На ухо, понизив голос:
«Я тебе волшебный волос,
Вот, на лапку повяжу
И про тайну расскажу.
В доме правит Домовой,
В водоёмах – Водяной,
А для всякой шерсти «свой»
Мой подарок – Шерстяной!

Волос этот не простой,
В нем секрет души живой,
Что жила когда-то в шкурах,
В шапках меховых и шубах.

Все, кто был людьми убит,
И в одежду перешит,
Или шкурой на пол брошен,
Оживет силен, взъерошен!

Нужно только волос взять,
К шерсти старой привязать,
И сказать пароль такой:
«Возвращайся к нам живой!»


Злобные соседи


Леший со Вдовой простился
И за дверью растворился.
А хозяйка, ведьма злая,
Раздраженья не скрывая,

Заявила, пнув ногой:
«Ты, уродец шерстяной,
Здесь как хочешь выживай,
Но ко мне не приставай».

И ушла греметь посудой,
Разразившись бранью грубой.
И остался Чёлыч в доме
Старом, страшном, незнакомом…

Кот, мохнатый прохиндей,
Главный был у них злодей.
На печи весь день валялся
И над всеми издевался.

Без волшебных поручений
Он ленился, ел печенье,
Дергал Филина за хвост
И на Чёлыча, прохвост,

Сваливал все прегрешенья.
И смотрел, как Филин в мщенье,
Клювом Чёлыча трепал,
И как мышь его таскал.

Или у метлы летучей
Прутья грыз, ломая сучья,
А когда от боли вскрикнув,
Та замахивалась, прыгнув,

Хитро щуря желтый глаз,
Кот указывал на лаз,
Между печкой и стеной,
Где жил Чёлыч, всем чужой.


Шерстяной отвязался


Иногда, от всех скрываясь,
Чёлыч прятался в сарае,
Где к обеду мух глотал,
А потом тревожно спал.

И однажды Шерстяной
Отвязался сам собой.
Бусинками глаз сверкнул,
Ручкой тоненькой взмахнул,

Чёлыча ударил в нос
И серьёзно произнес:
«Сколько можно унывать,
Издевательства прощать?

Или, от обид опешив,
Ты забыл, что молвил Леший?
Мы с тобой такая сила,
Что врагам твоим не снилась!»

Чёлыч, обомлев, чихнул,
И случайно волос сдул,
Тот и вскрикнуть не успел,
Как под потолок взлетел,

И планируя в испуге,
Выгнув скрюченные руки,
Рот от ужаса разинув,
Приземлился в паутину,

Где, дожевывая муху,
Челюстями чавкнув глухо,
Паучище многолапый
Повернулся к жертве слабой.

Чёлыч из последних сил
В ужасе на стул вскочил,
А со стула прыг на шкаф,
К паутине подбежав,

Дернул лапками за волос
И с ним вместе, крикнув в голос,
Рухнул на пол, бок ушиб:
Волос к языку прилип.

Чёлыч волос отлепил,
На дощечку положил,
Чтоб просох на сквозняке,
От злодея вдалеке…

После этих испытаний
Чёлыч с Шерстяным друзьями
Стали. И решили вместе
Приучить всю нечисть к чести.




Филина на перья…


Шерстяной придумал первым,
Как врагам испортить нервы.
Ночью друга растолкал
И подробно рассказал:

«В доме над дубовой дверью
Голова большого зверя -
Кабана. Его клыки
Помнят многие враги.


Ты меня к нему привяжешь,
Заклинанье тихо скажешь,
И на час ночной порой
Станет голова живой!

По ночам противный Филин,
Пучеглазый, в перьях пыльных,
На носу кабаньем спит,
Да еще вовсю храпит.

Голову мы оживим,
Да как Филину вонзим
Клык в изнеженное тело,
Чтобы получил за дело!»

Утром, завтракая мышью,
На башке с упругой шишкой,
С раной на боку большой,
Филин говорил с тоской:

«Чудеса у нас творятся.
Я хотел бы ошибаться,
Но кабанья голова,
Что давно была мертва,

Ночью в бок мне клык всадила
С жуткой и свирепой силой.
Да при этом ухмылялась,
Глазом щурилась, кривлялась.

Я от ужаса свалился
На пол, к печке покатился.
Кочерга, не разобрав,
Извиваясь, как удав,

За моей погналась тенью,
Размахнулась в раздраженье,
И заехала мне в лоб…
Заржаветь скорей ей чтоб!»

«Брось ты, Филин, заливать!
Ты, наверно, браги – хвать
На ночь глядя полстакана,
Захмелев, свалился пьяный,



Перья выдрал на боку
И расшиб себе башку!», -
Потешался наглый кот,
Молоко вливая в рот.

Про кота подумав – «псих»,
Филин, между тем, притих.
С головы кабаньей съехал,
Спать на кухню переехал.


Медвежьи тапки


После этого скандала
Чёлыч, продрожав немало,
Потихоньку стал смелей.
Шерстяной ему скорей:

«Надо проучить кота -
Нету хуже здесь скота.
Чтобы этот злой Барсилий
Знал – и на него есть сила!

У хозяйки нашей тапки
Не из старой рваной тряпки –
Тапки из медвежьих лап,
Был владелец их не слаб!

Тапки эти ты седлай,
Заклинаньем оживляй,
И они обиды вспомнят,
Взгреют в доме всех по полной!»

К ночи дом угомонился,
Чёлыч в тапках разместился.
Шерстяного привязал,
Слов волшебных нашептал.

Скрежетнув когтями пол,
Тапки вспрыгнули на стол,
Со стола на печь скакнули,
И Барсилия скребнули

Коготком за длинный хвост.
Мутный глаз открыл прохвост
И от страха так взмяучил,
Что у дров полезли сучья!

Печка старая вздохнула
Так, что даже дом встряхнуло.
Филин, в нехороших чувствах,
Спрятался под стол в капусту.

Кот же бросился на кухню,
Где с посудной полки рухнул,
Все тарелки перебил,
Щи на Филина пролил.

И метла, ломая прутья,
Тоже нагоняла жути:
Поддавала в зад коту,
Чтоб не затевал вражду.

И волшебные часы
Маятником, да в усы.
И летел кот в стену лбом,
А часы довольны: «Бом»!

Даже злобная Вдова,
Выпучилась как сова,
Обалдев от потрясений,
Визга, криков и движений,

Еле оседлав метлу,
Ломанулась сквозь золу,
Угодив в трубу печную,
И завыла в тьму ночную.

От испуга задрожав,
Домочадцы скрылись в шкаф.
Чёлыч же, как буйный вихрь,
В тапках бурых мчит на них!

В предвкушение борьбы
Тапки встали на дыбы,
Когти занесли большие,
Острые, почти стальные!

Тут Вдова в трубе завыла,
У зверей везде заныло,
Ирокезом встала шерсть
И подумали все: «Жесть!»

Чёлыч тапки осадил,
Шерстяного пропустил
И его подвижный друг,
Что есть силы, крикнул вдруг:

«Все запомните теперь,
Кочерга и всякий зверь:
Чёлыч ваш теперь хозяин!
А иначе каждый знает,

Как расправимся мы с ним:
Никого не пощадим!»
Зверский тапок об пол стукнул,
А кабан на стенке хрюкнул.

«Это что за тип кричит,
Нам расправою грозит?», -
Кот у Филина спросил.
Тот в ответ лишь пробасил:

«Если этот доходяга
Заварил такую брагу,
Кто ж тогда другой, мохнатый,
Что медвежьей правит лапой…»


Кто в доме хозяин


И с тех пор, как всё случилось,
Многое переменилось:
Чёлыч жил в уютных тапках,
Кот к нему на мягких лапах

Регулярно подползал,
И услужливо лизал,
Шерсть от крошек вычищая.
Филин, крыльями махая,

Отгонял противных мух,
И выщипывал свой пух,
Чтобы Чёлыч на перинах
Спал, посапывая мирно.

После страшного стыда
Стала и Вдова не та:
Выпив банку валерьянки,
Вывернулась на изнанку.

Ей подумалось, что Леший,
Пусть слегка и сумасшедший,
Чёлыча ей подселил,
Чтобы тот за ней следил.

И всю злость вдруг растеряла,
Звать уродцем перестала,
Лакомством кормила с рук,
Говоря: «Пушистый друг»!

Но порой, на всякий случай,
Чёлыч, с видом самым скучным,
Разъезжает в страшных тапках,
Так, для большего порядка…




-----------------