де жа вю...

          «ХОЖДЕНИЕ ПО МУКАМ» (4.\10.06.)
В детстве  шаркала,  а в процессе все выше и  выше, в момент своей  кульминации  жизненной силы(энергии)- буду на пол метра ноги от земли задирать, (но все еще шаркать)…- муки возносят.(если,  благие муки).
 
В этом году осень почти обычно огненная. Мы   парим (шаркаем)   выше уровня горожан, которые скучно  тащат свои усталые души, и тела по асфальту….. я шел по листьям,… я шел по мукам. И просил прощения у мира и листьев.   Я жадно впитывал их боль и отдавал им свое сочувствие, и немного света. ….,Смерть.. – к концу дня от меня, толи сквозило, толи уже несло, смертью.
 Дворник,  - уставший  человек, даже несчастный, деливший боль с листьями; хотя не знаю, может,  он даже поступал благороднее меня - он забирал  их боль, ничего не отдавая взамен, но и он  к вечеру начал подчивать их своей болью.   Он  упорно не видел  меня, и вел этот красочный вихрь  под ноги.  Покружившись с ними, я чуть не потерял реальность.  «Реальность - тонкая грань, ниточка, канатик для акробата,   между жестокостью  чужых миров, и жестокостью  своего мира». 
Мир чужд, уже по определению – не твой, значит чужой
На следующее утро еще мы шли, и рассвет шел с нами.
Еще
Перед лицом  вспорхнула птица,
Ей в ответ  махнули ресницы,
И каждый почувствовал, что,
Он находится на границе,
Между ночью и днем.
 Теперь  и шелест листьев казался добрее и веселее. И хотя какое тут веселье? Мертвые не могут быть веселы. Мы шли по листьям, взвинчивая мертвый дух над ними, только начинающий развеиваться «после ночного покоя».
  О, какая это мука,
Целых три месяца умирать
И день за днем то в забытьи лежать,
Иль рваться в небо иль еще куда – то,
Куда потянет ветерок патлатый.
Куда сведет с ума нас этот вихрь.
То ночь то утро, а в душе все  тише…
То просыпаться, как сейчас, а то снова к вечеру источая запах  тяжести и мучения засыпать. Ночь, как пугает она всех слушающих ее, прислушивающихся.  И кто не помнит о рассвете и идет в нее,  больше из нее не выходят, и рассвет для того только воспоминания. Может потому листья и в муках. Потому что они уже частично  утонули в ночи  и скорби, и забыли жизнь и рассвет.   Это люди могут сказать себе – ночь,- все я ложусь  и сплю – так надо. А листья нет. У них нет ни того укрытия, ни той части сородичей, что твердо уверены: - ночь это просто время суток. И все.  Листья уже все поверили, что она слепая и нервная.        Этой ночью мы были с ними, мы знаем. И мы утомлены не  меньше, но рассвет успокаивающе  ложиться на плечи, и улыбается в глаза, шепчет, что пора домой. Да мы бы с радостью  послушались его, если бы не муки. – Ну, тогда идите по ним,   по своим мукам. Мы призадумываемся, - а наши ли они? Стряхнув с себя  навь, ту многочасовую, пришедшую после прощания с дворником, мы опускаемся на землю, на траву и листья, что спросонья не прогибаются, а толи это мы  не опустились до конца. Ведь если это хождение по мукам, а ночью они высоки и велики,  то и путь обратно нам долог и нелегок... а может, это просто уставшие от ходьбы и замерзшие от  осеннего  холода  ноги, не  спешат  вспомнить чувства и сказать: «больно» или  «пойдем».
У нас есть выбор, мы всегда решаем, решаем  за тех, кто должен  решать.  Вот и сейчас мы остаемся здесь по своей воле. Или мы должны были так сделать? И наш поступок не нов и не оригинален…. Месяц на небе побелел, - исчезая понемногу.  Будто его сгрызали мыши.  Ночью мы видели  на нем кричащее лицо, а сейчас того человека, с раскинутыми руками и ногами, от которого клубами отходит душа, или это его поглощает  какой – то  вихрь.                Великий стыд, увидев истину в окружающей красоте, сказать, что она единственна…. Кто-то сзади закрывает мне ладошками  глаза. От приближения тепла стекла очков запотевают. Удивительно, а мои руки закоченели, и холоднее мертвого стекла. Оборачиваюсь – незнакомое лицо. Грустно улыбнувшись,  я пожимаю плечами. И девушка тоже разочаровано жмет плечами: – не Вы, простите, пожалуйста.  Потому и теплая, что  в этой красоте недавно… и вдруг ободренный этим происшествием, смеюсь  и начинаю скакать, и вприпрыжку и галопом.  Сцепившись ледяными пальцами соседа, начинаем кружиться, ввинчиваясь  в листья, в муки,  поглубже.  Нечестно ведь, что нам так хорошо, а они печальны... колокольчики  и   колокола  касаются лба. Раздаются священные звуки, соприкосновенья  мудрости с мыслью.
Не знаю, как я заметил среди  золота листьев  - солнце цветов. Но я тут же столпился  вокруг  них со всеми своими эго, и личностями... куст диких роз – белое сусальное  золото – воплощение  солнца.    Но резанула по глазам чужая боль и обида…  женщина грозно глянула,  потом проговорила: - не смейте рвать! Дети какие-то дикие пошли…     ндаа, а обидеться ведь нельзя, пришлось не обратить внимания, и грустно перейти на другую сторону  куста. Печально сжавшись, погладив себя по душе, спел колыбельную.  И улыбнулся. Женщина  была забыта. Она немного оскорбилась, а может, устыдилась за ошибку, кто их знает. 
О, неужели, скоро и мы  станем  такими, и перестанем  верить чистым глазам и улыбкам?  И, наверное, мы, как и остальные  многие,   считаем себя полностью   правыми. Ведь наши помыслы  в любом случае почти всегда чисты. Лишь в поступках  немного не доросли до своих мыслей.
8:14.  на такой мысли прервали, пора  идти учиться.
….Слабое   торжествующее солнце бросило  лучи на землю, кусты, и деревья. Блики заиграли на моем лице, будто ветром гонимые,..и я замолчал, мысль  упала - я, готовый  написать о жизни, смерти  и мысли и слове, две тьмы рассказов -  померк перед последним криком последнего начала  жизни,- дальше навь, сон, бред…скоро, очень скоро.    Я видел, как все скоробит… Ну, сколько можно этим наслаждаться!? они умирают вместе,.. а мы жалкие ценители свобод, не способны на такое.
Если  бы нам сказали о нашей смерти, мы бы и жить перестали, или,   наоборот – вопреки,- но не смирившись….(?)
Мой блуждающий взгляд пал на  одну розочку – совсем белую, и он сгорел на ней, просто и в одно мгновенье…- пора домой, ибо наши муки стали волновать нас больше, чем муки окружающих нас  - собеседников - стихиалей.   А есть ли у нас дом? Не зря я назвал нас ценителями свобод, но жалкими. Ночь назвалась сегодня старым именем, и потому мы ей покорились,   ради памяти, ради любви, ради знаменующего раската грома, ради того, чтобы знать – нужны ли мы еще кому-то? Как странно и печально,- этот вопрос,- первый раз я задаю его.  Раньше было не важно… нужны? – вряд ли..  Людям - нет.  Но так было и раньше, почему же сейчас это звучит как приговор? … - Мы верили, что мы нужны стихиалям.    Глупцы,    со своим маленьким счастьем,  перерастающим со смертью какой-нибудь травинки, в циклопический траур…- да как мы посмели?!..
Как мы посмели?.. я все же решился и тронул цветок.
В какое-нибудь другое время Я бы четко понял, что означало происходящее. Но теперь нет.  Несколько лепестков упало  мне на ладонь.  Посчитав это за дар, хоть что-то я сделал правильно, я достал свою потрепанную возлюбленную книгу, и положил лепестки меж страниц.
За всем этим я не  заметил, как моих товарищей по мукам  унесло уже далеко, а вместе с ними и листья, что как завороженные летели вослед, они поверили, о, чудо, поверили, что муки могут возвышать. Я решил догнать их.  Я плыл,  скользя  взглядом  по макушкам голов проходящих горожан, они ничего не  знают, их муки их не возвышают.
Совершенно неожиданно мой взгляд сплелся с чьим-то еще, очень теплым и очень незнакомым.  Я видел его лицо, значит, он  тоже странник и ходок,… но я бы его всегда узнал, нет, он идет не по мукам. Он идет по счастью…
Я заворожено  остановился. Он, поравнявшись со мной, оказался выше, - и сквозь меня  пронеслось озарение,… я улыбнулся ему. Он  обернулся и прошел, я, вдруг вспомнив намерение  идти снова  со своими «товарищами», сразу поник. Ну почему?! Почему  же? я же не обязан. Я не стану, делать то чего не желаю. Я увидел, что счастье  возвышает людей сильнее и легче, чем муки. И я, окрыленный, сначала  поплелся несмело, а потом помчался  за тем, - единственным. Он еще не заметил меня, но я уже понял, что он прав. Я ступил на ступень выше и теперь мне не видны головы людей, но я не иду по ним, я скольжу сквозь них, я несусь туда,   откуда не уйти уже - «домой»…


(написано, возможно, с легкой руки Анны, и подходящей погоды на следующий день). (Продолжение на второй день писания, - это настольгия, и полет в «прошлую жизнь») (окончание  с легкого взгляда… того самого, который и подводит  рассказ к заключению; – неформала, с которым мы, не зная, друг друга  глубоко уважаем).