Доля

Захлестнуло белесой рожью золотистое днище поля…
И до дрожи, до колкой дрожи, манит томное слово – «воля».
В нем дробящие небо грозы да полуденный зной на пашне, -
Тяжела у Авдотьи доля, - тяжелей, чем покос вчерашний.
Разжигает в избе лампадку, пред иконою ставит свечку,
То за прялкой поет украдкой, то затопит дровами печку.
Кроток взгляд у крестьянки барской, алы ленты в тугих косицах…
Ночь глядела на «терем царский», - уж и сон ненароком снится.
Снится, будто суровый барин под венец отдает Авдотью,
Едет свататься к ней боярин, триста душ у него в угодьях.
Закромов у него – несчетно. Золотые сулит ей реки .
«Будешь жить, - говорит, - с почетом, если станешь моя навеки.»
Но вздыхает Авдотья только. Вся она, как агнец, послушна.
 «По расчету венчаться горько, мил да люб мне один Ванюша.»
Обозлился боярин старый: «Кто ж такой?» «Да помилуй, паныч!
Это ж мой дорогой хозяин, знатный барин Иван Иваныч…»
Теплым светом зарделась зорька. Ночка сон унесла далече.
Снова плачет Авдотья горько. Кто же раны ее залечит?
Входит в горницу барин чинно, рядом с ним молода невеста.
«Растопи-ка, Авдотья, печку. Замеси-ка, Авдотья, тесто!»…   
А под вечер войдет дивчина в золотистые створы поля…
Не мила ей теперь чужбина. Ни к чему ей теперь неволя...
Ей могилу  очертят грозы да полуденный зной на пашне, -
Тяжела у Авдотьи доля, - тяжелей, чем покос вчерашний.