Ича. Григорий Кардыш

Мне не повезло в моей полевой жизни – ездить верхом не довелось.
Не было уже в партиях лошадей. По крайней мере – в тех, где приходилось работать. Были тягачи, трактора, грузовые автомобили, «козлики»… Не было лошадей.
Оно понятно – лошадь живая, ее нельзя забывать на ночь, без еды, под окном «балка» при сорокаградусном морозе. С железякой проще, она поддается лечению с помощью кувалды, паяльной лампы, «чьей-то матери».
Наверное, поэтому лошади в геологоразведке мне лично не встречались…
А, надо сказать, профессию я выбирал, не в последнюю очередь под впечатлением, еще детским, которое на меня произвели старые отцовские фотографии, сделанные в Ухте в начале пятидесятых годов – молодой заиндевелый гусар верхом на заиндевелом коне (как правило – артиллерийского сложения, но это не имело для меня ровным счетом никакого значения !)…
И вот, такой облом.
На Кольском, в Норильске, на Колыме, снова на Кольском, а потом – в Средней Азии – нет-нет, да и приходила мысль, что, ах, как бы это здорово было – подгарцевать к буровой на лихой… да хоть на какой лошадке…особенно, когда к той буровой приходилось топать пешим порядком, по холоду или жаре, по болоту, по лесу, по буеракам – а на городских площадях мои буровые никогда не встречались.
Не сложилось !
Хотя… В моей полевой жизни был замечательный зверь, почти конь…
В 1990 году, уже под зиму, я прибыл утренним поездом Москва-Ташкент на станцию Туркестан, что в Южном Казахстане. Оттуда путь мой лежал в урочище Бересек, в горах Каратау, где стояла БА-шка Гидрогеологической Экспедиции Шестого района – объект испытаний лопастных долот для комплекса КГК-300, в разработке которых я принимал тогда участие.
Место было мне хорошо знакомо, поэтому в город Кентау я не заезжал, а всегда садился на такси, которое и подвозило практически до порогов полевого поселка. Благо, командировочные средства позволяли такую роскошь, да и недалеко – километров 30 до аула и 10 - от аула в устье ущелья до базы по неплохой, в общем, дороге.
Такси стояло на станционной площади. Разместился. Поехали. Однако, едва тронувшись с места, водитель говорит: «Дожди были. Вчера еще лило. Довезу тебя до аула, а дальше дороги может не быть – если река вздулась». Я не очень напрягся. Все равно - ехать надо. Может, и не вздулась река…
Проехали аул. Река не оставляет шансов. Была почти сухая, а тут бурлит, рычит, для «жигуля», который меня привез – явно непроходимая водная преграда.
- Ладно, - говорю извозчику, - Мне все равно надо наверх. Ты мне помоги найти в ауле лошадь или ишака, возьму в аренду. А нет, дойду так.
Хотя идти очень не хотелось. Рюкзак тяжелый был. А прикид не очень подходящий – куртка замшевая, голубые джинсы, хотя ботинки – капитальные, чешские, туристические, коричневые – но на меху (конец ноября, кто же знал, что в Каратау в это время 15-19 градусов тепла !).
Водитель опешил, но сохранил хладнокровие, азиатский мужчина. Молча пошел вдоль улицы. Стучит в калитки, открывают, он здоровается, вежливо спрашивает насчет гужевого транспорта. В четвертом, или пятом дворе нам повезло. Хозяин спокойно покивал головой, сказал:
- Возьмите на горе ишака, мне тяжело наверх идти. Я пока седло поищу. Денег не возьму, - и закрыл калитку.
На круглой горке за аулом, пасся мой первый в жизни «боевой конь».
Что он там ел – непонятно, камни, какие-то обглоданные ветки, ни травиночки. За ногу он был привязан толстенной верблюжьей веревкой к колу, вбитому между камнями.
До этого я редко видел в Средней Азии привязанных ишаков. В Ленинабаде, например, и в кишлаках окрестных, они гуляли по улицам толпами по 4-5 голов, с абсолютно хулиганскими мордами, часто исполосованными шрамами от зубов себе подобных – без всяких веревок, вообще никому не нужные и страшно этим довольные.
Как оказалось, привязь данной особи также была чистой формальностью. Когда ишак увидел посторонних, которым на вытоптанной возвышенности явно ничего не могло понадобиться, кроме его самого, он без всякого усилия выдрал кол и стал рысцой бегать по кругу, не спеша, рассчитывая, что мы плюнем и уйдем. Водитель такси поймал конец веревки. Ишак сразу остановился, а потом покорно пошел за нами. Его даже не надо было подгонять.
Испытывая некоторую робость от предстоящего близкого знакомства с длинноухим скакуном, я шел следом за водителем и думал, не авантюру – ли затеял. Но поворачивать назад было уже нельзя. Несолидно, не по-мужски… И романтика предстоящего путешествия уже кружила мне голову.
Хозяин ишака вышел нам навстречу, с упряжью в руках. Это было - невероятно старое, страшно тяжелое седло с брезентовыми подпругами и стременами, высокое, деревянное, обитое кожей, украшенное медными звездами; потник из ватного одеяла, из которого содержимое лезло во все стороны; брезентовый недоуздок с куском репшнура. Сам факт столь солидного снаряжения поражал. Хозяин явно лелеял ишака, и явно испытывал уважение к гостю-европейцу – одно седло чего стоило !
Хозяин сдержанно извинился, сказав, что лошадей в ауле не держат, а точнее – держат, но ради кумыса, калыма и на продажу, поэтому ничего кроме ишака он не может предложить - и стал седлать. Потом – приторочил мой рюкзак. Потом сказал: - Садись !
…Ишак припал на передние ноги резко, аккурат в ту секунду, когда мой зад должен был опуститься на седло. Потом выпрямился и понуро посмотрел на меня. Я сидел на земле прямо под его печальной мордой…
- Садись, - сказал хозяин ишака, взял с земли ветку боярышника и стукнул ишака по кобчику. Ишак внешне не отреагировал на насилие. Я полез в седло. Успешно на этот раз. Нашел стремена. Взял веревочный повод. Выслушал краткий инструктаж:
- Говори так – Хр-р-р, ть – ть. Это, как «но-о» по-русски. Он пойдет. Если не пойдет – бей этой палкой над хвостом. Направо повернуть – слева палку покажи. Налево – справа. Очень просто. Если доедешь – назад не приводи, пусть неделю у тебя поживет, потом сам заберу…
- Рахмат ! - и я тронулся в путь.
Метров пятьдесят без приключений, даже палкой не пользовался. До берега реки. У воды ишак встал. Как вкопанный. Ни «хр-р-р ть-ть», ни палка, ни уговоры на чистом матерном русском языке – не действовало ничего.
Я слез с седла (не без опаски, что он сейчас повернет назад со всеми моими пожитками). Пойдем, говорю, надо мне, работа у меня. Стоит и смотрит грустно. Тогда я подумал – он, наверное, брода не знает. И полез в реку первым. Ишак пристроился след-в-след. Эх, не было видеокамеры, чудесная бы комедия получилась. Я впереди, брод щупаю, за мной ишак, идет по нащупанным мной камушкам. Так и переправились.
Вода в речке была здорово холодная, ботинки протекли, благо, что Солнце грело вовсю. Разулся, привязал ботинки к рюкзаку. Сел в седло и поехал. До следующего пересечения дороги с рекой. Переправа через водное препятствие для моего транспортного средства была явной проблемой, либо он просто был слишком умен и психолог к тому же. Разгадал мою интеллигентскую сущность и пользовался в свое удовольствие.
Последняя переправа состоялась в виду полевого поселка, и наблюдали ее буровики и жившие рядом с нами казахи, сторожившие водозабор. Эхо от истерического хохота раскатилось далеко по ущелью.
Тем не менее, сознание первого крупного достижения в области верховой езды меня уже не покидало. А поскольку ишак был в моем распоряжении еще на неделю, я собирался закрепить успех, совершая ежедневные верховые прогулки на буровую и обратно, а также по живописным окрестностям.
Я дал своему гужевому животному имя Ича и поселил его под кустом боярышника за вагончиком-«балком».
Это была радостная неделя. Каждое утро Ича встречал меня, радостно похрюкивая, получал свою лепешку, миску «геркулеса» и пару кусков сахара, я его седлал и, ощущая себя персидским ханом, ехал на буровую. При этом мой ишак сообразил, что его седок – человек в этих горах новый, троп не знает, - и взял на себя миссию проводника-гида. Он усвоил, где у меня работа, и где я ночую, и возил меня туда и обратно, причем маршрут менял каждый день. Его и понукать больше не приходилось, ибо, выбирая дорогу, он избегал переправ, предпочитая объезжать их по осыпям, скалам, иногда спускаясь по склонам немыслимой (для жителя равнин) крутизны.
Иногда, подобно внезапному порыву ветра, откуда-то вылетали, сталкиваясь с нами, почти морда в морду, табунки аульских лошадей на вольном выпасе, мускулистых, лоснящихся; застывали скульптурно, как окаменевшие в беге, потом – почти бесшумно, уносились за камни, в какие-то свои потайные распадки...
Иногда с ручья срывались, улетая на серые курумники, сливаясь с камнями, упитанные кеклики, иногда пролетал ястреб, волоча одного из них, зазевавшегося…
Я мог наблюдать все это дикое великолепие совершенно беззаботно, будучи уверен в том, что Ича не уронит меня с тропы, шарахнувшись или оступившись – даже по осыпям он шел под седлом мелко семеня, аккуратно, как балерина «на пуантах».
Привыкшие к постоянному существованию при буровых бригадах всякой живности, чаще, конечно – собак, ребята из экспедиции относились к ишаку спокойно, хотя столичный житель на таком транспорте смотрелся, должно быть, диковато.
Ича всю неделю жил, как король в отпуске (во всяком случае – с точки зрения ишака), получая в изобилии хлеб, морковку, пачки от рафинада с остатками сахара. Последнее он особенно радостно принимал и съедал целиком, вместе с картоном…
… Увы, отпуска кончаются быстро.
Хозяин приехал за ишаком, как и обещал, через неделю, когда упал уровень воды в реке – на ГАЗ-66. Попил чаю, от денег опять отказался и увез моего скакуна.
Было грустновато, но у меня хватало работы.
Да пожалуй, оно и к лучшему, что через пару месяцев, в разгар зимы 90-91 годов, когда мы все на буровой озверели без мяса, употребляя в пищу исключительно вареные бараньи кости, приобретенные в Кентаусском ОРСе, моего Ичи не было на базе. По крайней мере, мы подстрелили и съели не его, а другого, абсолютно дикого и неуправляемого молодого ишака, забравшегося во двор к нашим соседям-казахам и разорившего мешки с комбикормом…
…Спустя несколько лет продолжился мой кавалерийский опыт, но было это уже никак не связано с геологоразведкой, а исключительно с поиском работы в эпоху безвременья, когда пришлось поработать конюхом и коноводом. Были у меня на той конюшне любимчики, была масса интересных историй, веселых и печальных…
Но все равно, как первая парта, первая книжка, или первая влюбленность вспоминается иногда Ича, придирчиво ощупывающий копытцами брод, найденный мною во взбаламученной горной речке Бересек…

2004 год, Москва
__________________________________________________________

Cловарик специфических аббревиатур и терминов.
"козлик" - автомобиль-внедорожник УАЗ (советский джип).
балок - жилой вагончик.
Ухта - город в КОМИ АССР.
БА-шка - буровой агрегат 1БА15В.
КГК-300 - комплекс с гидротранспортом керна (выглядит это так: порода вылетает на поверхность по трубе вместе с водой...).
Кеклик - горная куропатка.
ОРС - Отдел рабочего снабжения.