Тень смоковницы исчезает в полночь или Путешествие

А ты бы смогла своего Одиссея ждать, как та Пенелопа?
Когда в рукаве только счет морщин и мужланов пьяных орава?
Когда тяжелее вставать по утрам, и тянутся руки к пучку целительного иссопа,
А сын смотрит в море; сказать ему: «Не ходи за отцом!» не имеешь морального права.

Да что они знают, беря нас замуж, о наших невинных привычках?
В ведро их с утра, небрежно, со скорлупой яичной!
И в суете сует, незаметно, в счастливых ночах и шутливых стычках,
Их личная жизнь становится нашей личной.
Прекрасные дети, учеба, прогулки, воскресный обед и семейные вечера
Им выезжать не мешают любимых с детства железных коней.
У нас на стопке отложенных книг пометка: «Прочесть вчера!»
И молят о срочной прокраске волосы у корней.

Они, Одиссеи, легки на подъем, собираются за полчаса,
Их кредо – возвышенный замысел и непомерный труд.
И разве гуманно тащить их смотреть минареты,  фрески и образа,
Когда их на даче ждет недокопанный пруд?
Снега вековые и жаркий песок обтирая с обветренных рож,
Со взлетных полос возвращаясь иль с крыши сарая,
Они отбирают легонько у нас одиночества нож,
И лихо вскрывают для нас привезенную ракушку рая.

И все получают свое: ты – тепло, комплименты и страсть, а мужланы – пинок.
Все так: покрывало на ложе, сын – в дом, и от счастья ты млеешь.
Так  сможешь ли ждать беззаветно,  меж пальцев вертя терпеливый любви челнок?
Ах да, я забыла, прости, молодая еще ты, и ткать не умеешь.