Время быстрого таянья снега

Иногда меня поражают элементарные вещи – как написано в книге по этикету, вынь сердце, на стол положь. И все твои примечания к этим советам вещи, и верх разойдется с низом по шву из пробирки в ложь.

Иногда поражает бесправность времени, но через две недели мы соберем поплавки и ракушки, нас унесет волной. Я открываю дверь и ты веришь в меня без цели, вот пришел морфинист Андреев и вырвал нам зуб больной.

Иногда на песке остается какой-нибудь призрак-рыба с прозрачной кожицей на затылке, и чем бы ее пробить. Но за все под водой проведенные дни вот мое спасибо – клубок алых ниток и парная небу нить.

Иногда тебя поражают элементарные вещи – чешуя серебристая на занавеске, на небе ночном плавник. Пытаюсь вывернуть наизнанку, достать что-нибудь похлеще, но рук сердечная недостаточность – ты ко всему привык.

***

Мы открываем окно и падения звук так гулок, словно последний слог Проперция. Мне из трюмо мой тать (лучше не знать). Там заоконный Свешников переулок. Чары действуют только на спящих и я научусь не спать. Скользкая, как недоеденный цитрус, ты, золотая рыбка, держишь зерно граната и перышко за щекой. О ненаписанном грезишь легко (расстояния – ветошь), зыбко, и за окном вьюнок (осторожности нет) – левкой. Я научусь ступать по лунной поверхности (сад уподобим саду), всё остальное – лишние декорации, ближе ich liebe dich. Тропы, предания, рядом с тобой присяду, время закончится – высокомерный миг без продолжения. Я подарю тебе всю горечь мира в одном флаконе  - вот пример бесполезных пристрастий, но ты мне его простишь. Рай становится птицефабрикой, ад чревоточин в кроне, но ты мне оставил кольцо «всё пройдет, малыш». Мы открываем окно, и от наших ночных прогулок на небосводе царапины – прятать свои следы не научились, и, падая в Свешников переулок снегом лазоревым, таем комком слюды.