Пещера

Из сборника австрийской писательницы Марлен Хаусхофер 1920-1970("Женщина с причудливыми снами")

До восьми лет Рут жила в деревне. Она едва помнила влажный, желтый дом, сумрачный сад и множество пестрых улиток, покрывавших сырую мшистую стену.
Но она все еще cмогла бы, даже с закрытыми глазами, найти дорогу, ведущую от белой, залитой солнцем улицы, к пещере. Под маленьким мостиком из деревянных палок, лежавшим над пересохшим ручьем, на обрывистой стороне луга была вырыта пещера. Ее крыша была одновременно нижней частью моста, с которой свисали длинные петли лозы ломоноса , обвивавшие собой большой куст орешника. Рут должна была отгибать ветки орешника в сторону, чтобы проскользнуть внутрь. В пещере было тепло и сухо. Старая листва тихо шуршала под ногами, и тонкий, горьковатый запах заполнял сумерки.
Рут снимала сандалии и носочки и закапывала свои голые ноги в листву. Она протягивала руку к бутонам ломоноса и осторожно их поглаживала. Бело-зеленые цветы напомнили ей маленькие миртовые букетики, которые она видела на одной свадьбе. Тогда она была еще младше, чем сейчас, в церкви папа взял ее на руки, чтобы она могла лучше видеть красавицу-невесту. В тот же миг невеста, стоявшая на коленях, взглянула вверх, прямо в глаза Рут. И тут Рут увидела, что невеста плачет. Мокрые, сверкающие следы тянулись от ее черных глаз к миртовым цветам на груди.
Теперь, когда Рут лежала в своей пещере и чувствовала тепло земли под листвой, она видела позади неподвижно обращенных в небо, белых цветочных пучков, лицо красавицы-невесты. Оно блестело в серебристых потоках слез, и Рут горячо желала притянуть его к себе, вниз, в темную пещеру; прочь от белого солнечного зноя.
Она мечтала, как укроет невесту листвой, ее платье c рюшами, руки и шею, до тех пор, пока влажное лицо не переставало светиться из красных листьев, а темные глаза закрывались. Тогда она воображала, что слышит второе дыхание. Рут сидела прямо в вертикальном положении, прижав руки к сердцу, и прислушивалась, затаив собственное дыхание, к нежному то нарастающему, то ослабевающему звуку в ушах. От такого напряжения она очень уставала и падала обратно в листву.
Когда же она просыпалась, было уже темно, чужое дыхание умолкало, а пещера была залита горечью ломоноса. Рут чувствовала сладкий привкус во рту. В ее груди что-то шевелилось и просилось наружу, оно барахталось как рыба, заставляя её часто и счастливо смеяться.
Она думала о следующем дне, о том, как улизнёт из дома, быстро перебежит дорогу, отогнет ветку орешника, и о теплых засасывающих сумерках, которые тянули ее вниз, в листву.
Сорок лет подряд посещала она время от времени в своих снах пещеру. Она видела белые пучки ломоноса, чувствовала их горьковатый запах и довольно скатывалась на сторону. Рядом с ней едва слышно дышала спящая невеста.
Рут давно была замужем, стала матерью и даже бабушкой, ее жизнь ничем не отличалась от жизни других женщин. Но она постоянно чувствовала себя стоящей как бы в стороне, так, будто ей и в самом деле ничем нельзя было досадить. Можно было сжечь ее дом, украсть одежду или оставить ее замерзать в подвале, но она всегда оставалась владелицей маленькой сумрачной пещеры.
В конце длинного, сухого дня, который изматывал ее своими напастями, для нее раздвигались ветки орешника, она падала лицом на теплую листву и погружалась в дрожащую тишину.
Так уж случилось, что незадолго до своего пятидесятилетия, Рут оказалась как раз в том месте, где провела свое раннее детство.
Она не узнала желтый дом. Как во сне спустилась она по жаркой солнечной улице к маленькому мосту. Но пещеры больше не было. Ручей превратился в забетонированную яму, а пещера Рут - в свалку для разбитой посуды и старых консервных банок. Вообще местность выглядела так, будто какое-то огромное существо прошлось по ней своими злыми жесткими руками.
Рут стояла в белом солнечном свете и не могла плакать. Следующие дни она провела в боязливом возбуждении и пыталась забыться, постоянно выискивая себе какие-нибудь занятия. По ночам она лежала без сна и читала толстенные книжки, которые её никак не трогали и которые она абсолютно не понимала. Ей казалось, что дневной свет стал ярче, чем прежде, а все вещи и люди подступают неприлично близко, вынуждая ее боязливо закрывать глаза.
Однажды утром она отправилась покупать себе вещи, которые ей были абсолютно не нужны, но которые почему-то казались ей крайне необходимыми.
Она очутилась на одной совершенно незнакомой улице и вдруг обнаружила, что стоит, уставившись в аптечную витрину, и читает рекламу.
Трамвай, проезжавший за ее спиной, пронзительно завизжал на повороте, и Рут начала трястись.
«От всех видов боли – Адолорин», - читала она. Вдруг совершенно неожиданно какая-то машина завернула за угол и врезалась прямо в Рут. Она уже чувствовала обжигающую боль в спине, но тут дверь аптеки отворилась, и из нее вышел какой-то господин. Рут прошла мимо него и встала напротив мраморного пульта со множеством бутылочек, баночек и горшочков.
- Адолорин, - прошептала она, - от всех видов боли.
Аптекарь доверительно улыбнулся и перегнулся через пульт. Она спрятала сверток, автоматически расплатилась и поняла – от нее ожидают, что она снова уйдет, уйдет подальше из добрых, зеленых сумерек. Но она не хотела идти, она не хотела и не могла. На улице визжал большой электрический зверь, а солнце дожидалось, чтобы уколоть ее в глаза.
Кто-то спросил: «Вам нехорошо?» Она проглотила две таблетки и выпила много прохладной воды. Затем она легла в маленькой комнате на коричневый клеенчатый диван и осталась одна. Даже здесь царили зеленые сумерки. Она смотрела впереди себя на полку со стеклянными банками и фарфоровыми горшочками, на которых были написаны латинские названия.
В этих белых сосудах скрывалась смерть, сотни различных смертей, чьи имена чёрно и точно были намазаны кисточкой на белом фарфоре.
Одна ложечка вещества укрепляла жизнь, десять ложечек превращали ее в смерть. Границы не было, только переходы. Жизнь не могла действительно кончиться, а смерть росла уже из зародыша.
Рут свернулась на клеенке и почувствовала, как по ней распространяется тепло лекарства. Темная, скованная страхом глыба в ее груди плавилась и растекалась торопливыми красными волнами по всему телу.
С трудом она еще раз открыла глаза и почти без чувств от усталости увидела, как светящееся плачущее лицо невесты поднимается из одного из белых сосудов. Она увидела темные, устремленные на нее глаза, и подумала, что протягивает к ним свои руки, самом же деле, она продолжала неподвижно лежать. Приятно было ощутить триумф, что пещера снова вернулась. Из двух белых таблеток она воскресла и теперь затягивала Рут глубоко в себя.
Вслед за тем со стороны пещеры зашуршала старая листва, тонкий, горьковатый запах ломоноса опустился на Рут, и нежное дыхание красавицы-невесты коснулись ее виска.